Я помню!

Яков Хельмер

Сегодня я хочу представить воспоминания Светланы Цысарь по рассказам ее матери и отца.

В провинциальном местечке Тульчине Винницкой области жила большая еврейская семья Николаевских: Абрам, Маня и 8 сыновей. Четверо получили высшее образование: стали врачами и учителями (заметьте, до революции), а остальные – окончили гимназию и стали фотографами.

Прадед Абраам и его сыновья	Мои дедушка и бабушка. 1965 год

Сам глава рода – Абрам, окончил Киевский университет. Все дети были красивыми, интеллигентными и пользовались авторитетом в местечке. Самым младшим из них был мой дед Наум, вспоминает Светлана. Она от матери узнала, что он отличался добротой, невероятным великодушием, был весе-лый, любил животных, писал стихи. Под стать ему его жена, моя бабушка, Роза. Хотя она выросла в нужде, была умна, благородна, порядочна, нежна, но с твердым характером. Попав в богатый дом деда, она сумела найти общий язык со свекровью.

Мои предки жили в тяжелое время еврейских погромов на Украине. Но, несмотря на эти трудности, местечко Тульчин и мои родственники выжили.
В доме моего деда, в 1924 году родилась моя мама Женя. Мама росла красивой и умной девочкой. Ей ни в чем не отказывали. Одевали ее, как ангелочка, она играла на пианино, на скрипке, каталась на велосипеде (в то время это была большая редкость).
С началом войны все это пропало. Бабушка отказалась эвакуироваться, мотивируя отказ тем, что во-первых, война будет короткой, а во-вторых, немцы цивилизованная нация и евреев не тронут. Этот миф быстро рассе-ялся, когда немцы заняли Тульчин. Пришли черные времена. Дедушку и его брата забрали в армию, а бабушка с тремя детьми осталась: это была моя мама Женя, ее сестра Лиза и трехлетний брат Миша. Да еще осталась с ними 82-летняя свекровь. По рассказам бабушки, немцы вели себя, как варвары: все рушили, грабили, расстреливали.

Мой отец – солдат румынской армии. 1937 год

В городе Тульчине до войны проживало около 5600 евреев, что составляло около 42% всего населения, кроме того, в селах было еще около 180 человек. Тульчин стал уездом Транснистрии. Сразу была проведена регистрация евреев. Их заставили носить на груди черный круг с желтой звездой. Затем выделили 4 улицы, обнесли их колючей проволокой и сделали гетто. Выход из гетто для мужчин был запрещен. Все взрослое население должно было ежедневно от-мечаться.
В декабре 1941 года около 3000 евреев колонной отправили в лагерь Печера (Мертвая петля).

Мой отец

Дорога заняла двое суток, это была до-рога смерти: больных, отстающих расстреливали. Трупы никто не подбирал. В Тульчине остались специалисты-ремесленники: порт-ные, сапожники, жестянщики. Позже в Тульчин депортировали ев-реев из Буковины и Бессарабии.

Светлана вспоминает, что ее отец Йосиф рассказывал ей много о своих мытарствах. В частности, во что превратили немцы цветущую Молдавию, где он жил до войны. Улицы городов превратились в груды земли, все горе-ло и полыхало, люди не знали куда бежать, чтобы спастись, где можно спрятаться .Отец был женат, все его родственники погибли при бомбежке. Отца и его жену пленили и погнали в гетто. По природе он был сильным че-ловеком, и все возникшие невзгоды переносил с обидой и злостью. Винил себя в том, что не смог спасти родителей; что женился накануне войны, а значит не смог уйти к партизанам и бороться с фашистами. Он был в ответе за свою маму, ее брата и жену, он не мог убежать и их оставить. Отец рассказал мне, что сначала их загнали в гетто Бершадь, а затем погнали в гетто Тульчин.

В городе Бершадь до войны проживало около 4300 евреев, что составляло 74 % всего населения. Город был оккупирован в июле 1941 года. Вскоре евреи были согнаны в два гетто. Осенью 1941 года в Бершади остановилась многотысячная колонна евреев, депорти-рованных из Бессарабии, Буковины, Одессы. Это было одно из самых больших гетто в Транснистрии. К концу 1941 года в нем было око-ло 25 тысяч евреев. В этом гетто к освобождению в марте 1044 го-да осталось около 11 тысяч евреев.

Моя мама. 1936 год	Мамин брат Миша. 4 года. Застреленный полицаем

По дороге в Тульчин над ними издевались, избивали до полусмерти, доби-вали немощных. Попал в такую переделку и мой папа. Его жена не выдер-жала мук и умерла. В Тульчине условия были не лучше. Затем их погнали в лагерь Печора. Там удавалось за мзду полицаю выходить за пределы лагеря и в окрестных селах выпрашивать, обменивать что-то съестное.

Лагерь Печора размещался в бывшем дворце графа Потоцкого, а при Советской власти там был санаторий для военных. Очень живописное место, в небольшом лесу, река Южный Буг протекает по территории лагеря. В реке мылись, стирали и брали воду для питья. И вот это живописное место стало могилой для 4,5 тысяч евреев.

В один из походов за продуктами папа познакомился с моей мамой. Эти выходы могли кончиться смертью. Папа стал бывать у них дома, где жила мамина мама с тремя детьми, жалел их, оказывал какую-то помощь. Так между папой и мамой вспыхнуло чувство, и он остался в этом лагере ради мамы.

Все время у него было желание бежать. Он не мог смириться с тем, что мо-лодые евреи не принимали никаких мер к спасению и погибали. Сам не мог бежать из-за бабушки и нас детей.
Каждый день выгоняли на работу. В бараках обстановка была ужасная. От голода, холода, болезней ежедневно умирало много людей. Их сбрасывали в сарай, а затем загружали сани, впрягались и вывозили за пределы лагеря. Кто не смог подняться - расстреливали.

Моя мама и ее сестра. 1959 год

В лагере был талантливый мальчик – музыкант, который чудесно играл на скрипке. Он заболел и не смог подняться, его выволокли и бросили в яму, где гасили известь. Эта яма была сделана, чтобы избавляться от трупов.
В один из дней заболела мама – вспоминает рассказ отца Светлана. Оставаться в бараке – это верная смерть. И отец взял ее с собой на работу, там он соорудил снежный домик и посадил ее туда, а сам с бабушкой пошел разгружать вагоны: он свой, а бабушка – свой. Когда, он закончил свою работу, он побежал помогать бабушке. Когда полицай увидел, что папа разгружает не свой вагон, он стал хлестать папу нагайкой. Папа не выдержал – вырвал у него нагайку и готов был его убить, а полицай выхватил пистолет, но не выстрелил, непонятно, что его сдержало.

Светлана вспоминает рассказ матери: «… иногда начальник лагеря выстраивал узников и производил селекцию – показывал на каждого пятого, их уводили и расстреливали. Я стояла рядом с отцом, а бабушка стояла в другом строю. Я увидела, что комендант указал на бабушку, я хотела за-кричать, но отец закрыл мне ладонью рот, что спасло меня». Еще об одном эпизоде вспоминает Светлана рассказ матери: «Комендант лагеря был настоящим садистом. Он устраивал такие «мероприятия», цель которых ни один здравомыслящий человек объяснить не может. Зимой он отбирал красивых молодых женщин и, девушек, раздевал их догола и выводил на снег. Поиздевавшись над ними, он приводил их в помещение, откармливал куриным бульоном и продолжал издеваться. После такой экзекуции мало кто выживал». Однажды, это пришлось испытать и моей матери. Она чудом осталась в живых. Возможно, ее спасло знание немецкого языка, которым она владела еще до войны.

Моя семья: мама, папа и я

Однажды утром лагерь был поднят по тревоге – группа узников убежала из лагеря. Началась суматоха, охрана стреляла, одна из пуль попала в Ми-шеньку, и он мгновенно скончался, а затем новый удар – Лизу отселили в другой барак и бабушка за ночь поседела. Ей было тогда 42 года.

Папа рассказал – вспоминает Светлана – что он все время настаивал на побеге, но мама и бабушка были настолько истощены, что о побеге не могло быть и речи. Тогда папа решает бежать один. Но делает это продумано. Ко-гда стали набирать на работу в другой лагерь, он попросился туда. Это да-вало ему возможность бежать, без риска последствий для мамы и бабушки. И, действительно, побыв в лагере несколько дней, он бежал. Ночью он пе-реплыл Южный Буг с надеждой попасть к партизанам. Он также знал, что где-то находится лагерь депортированных евреев из Бессарабии, Буковины. Там не расстреливали. В лесу он встретил лесника и тот ему сказал, что немцы окружили лес с целью уничтожить партизан и поэтому ему надо бе-жать дальше, не останавливаясь. Но было уже поздно, и он сумел спрятать-ся в болоте, в кустах. Это его спасло. Даже собаки не учуяли запаха. Он просидел там достаточно долго. Затем он продолжил путь и попал в гетто города Умань.

В Умани до войны проживало около 13 тысяч евреев, что состав-ляло 30 % от всего населения. Немцы оккупировали город в августе 1941 года. Уже в первые дни было расстреляно 1400 евреев. Затем появлялись новые команды и расстрелы продолжались. В октябре 1941 года было расстреляно 5400 евреев. Оставили около 1500 спе-циалистов с семьями (портные, сапожники и т. д.). Ежедневно тру-доспособных забирали на работу, сопровождавшуюся избиениями и издевательствами. Кормили шелухой из проса, выдавали 50 г. хлеба. Ночью полицаи насиловали женщин и грабили. В общей сложности за 41 – 42г.г. было уничтожено около 10 тысяч евреев. После ликвидации гетто, в Умани был создан рабочий лагерь, куда из Транснистрии привезли евреев Бессарабии и Буковины.

В этот лагерь попал мой отец. А мама с бабушкой остались в Печоре. Еже-дневно их выгоняли на работу. В один из дней, кто-то перерезал колючую проволоку и кто смог – бежал. Так они добрались до Умани. Бессарабская община лагеря их не хотела принять. И тогда мама спросила, нет ли среди узников Йосифа Грумана. Это было спасение. На вопрос кто он им, они от-ветили, что родственник. Произошла долгожданная встреча. Встал вопрос, куда их разместить и отец, не задумываясь сказал – это моя жена. Их определили в конуру, где жил отец, но маме и бабушке это показалось раем. Было холодно и голодно, но не убивали, не били, и папа был рядом и за-ботился о них. Так, по воле случая, мама стала женой моего отца.

Могила прадеда Абрама в Тульчине, 1991 год

«В этом лагере – вспоминает Светлана рассказ матери – мы прожили 2 года, (в этом лагере я и родилась в 1944 году). Вернулись мы сначала в Туль-чин. Вскоре я начала учиться в Винницком медицинском институте». Но отец настаивал на переезд в Молдавию, и родители переехали в Бельцы. Мама стала работать в медицинском центре, а отец – фотографом. Я поступила в Кишиневский университет на экономический факультет. Вышла замуж, родила сына и дочь. В 1991 году репатриировались в Израиль. Жи-ву в Ашдоде. Бабушка умерла в 1990 году. Отец ушел в мир иной в 1999 году, а мать – в 2003.

Светлана, вспоминая рассказы мамы, восторгается мужеством и поступ-ками своих родителей. Возникшее, в нечеловеческих условиях, между ними глубокое чувство, не венчаны, не расписаны, пронесли это чувство до конца своей жизни. Более того, мои родители старались передать мне лучшие черты человеческого характера: доброту, любовь к ближнему, скромность и порядочность. И я часто, уже, будучи немолодым человеком, вспоминаю советы моих родителей. Спасибо вам, мои родные! Вечная вам память!

Эти воспоминания я посвящаю светлой памяти моих родителей, бабушки и всему роду Николаевских и Груманов.