На конкурс "Вспомним о наших дорогих мамах!"

Геня и Эрик

Эрика ОСОВСКАЯ
Кирьят Ям

Я никогда не знала своего отца. У меня нет его фотографии, нет писем, нет ничего, что можно было бы показать дочери и внукам. Осталось только его имя - Эрик. Этим именем мама назвала меня.

Говорят, что настоящая любовь никогда не выбирает времени и места. Она просто есть. Всегда и везде. Такую любовь - короткую, пылкую, вспыхнувшую в мрачных стенах гетто, довелось пережить моей маме - Гене Шаевич. Родилась она в городе Бельцы (тогдашней Румынии), училась в гимназии в Бухаресте, а незадолго до войны вернулась домой - к родителям. Красивая, начитанная...

Кто знает, как сложилась бы ее жизнь в мирное время? У меня нет ответа. В любом случае это была бы другая история, и рассказывал бы ее другой человек. Но случилось то, что случилось.

Летом сорок первого года мама вместе с родителями и младшей сестрой Сарой бежала от немцев. Когда беженцы добрались до деревни Ободовка, что в Винницкой области, там уже стояла немецкая танковая часть - еврейский квартал был превращён в гетто и обнесён колючей проволокой.

Хозяйничали здесь оккупанты-румыны. Отца Гени вместе с другими мужчинами тут же забрали и увели в неизвестном направлении. Больше они его не видели. Зимой 1941-42 годов в гетто начались болезни, и около пяти тысяч узников умерли от эпидемии тифа. Среди них была и моя бабушка. Геня осталась вдвоем с сестрой - хорошенькой 14-летней Сарой.

О жизни в гетто мама рассказывала скупо, говорила лишь, что условия были жуткими, люди мерзли и голодали, страдали от унижений. Меня она любила до безумия, и думаю, не хотела травмировать подробностями тех страшных событий. Других детей у мамы не было, а я, как утверждала позже моя тетя Сара, родилась копией отца.

От тети я узнала о том, что каждое утро мама обмазывала ей лицо грязью, чтобы не дай бог не надругались нелюди. И о том, как рискуя быть расстрелянной, ночами она выбиралась из гетто в деревню и просила подаяния у местных жителей. Чаще всего это были какие-то очистки.

- Жили как скот, а может быть, и хуже, - добавляла тетя. - И так на протяжении трех с половиной лет.
Пережить этот ад на земле удалось немногим, но мама выжила и помогла выжить сестре. Но что самое удивительное, она сохранила новую, только-только зарождающуюся в ней жизнь - к моменту освобождения из гетто мама была беременна мною.
К великому сожалению, история любви моих родителей была очень недолгой. Они познакомились в гетто незадолго до прихода Красной Армии. Скрывая, как могли, свои чувства, мечтали о будущем, о времени, когда никто не сможет помешать их любви. Увы... В конце марта 1944, когда узники вышли на свободу, война еще продолжалась, и мужчин забрали на фронт. Мой отец погиб за освобождение города Яссы, так никогда и не узнав, что в ноябре того же года у него родилась дочь.

...Почти полгода мама добиралась домой вслед за частями воинов-освободителей. В родные Бельцы пришла, будучи уже на сносях, но там ее никто не ждал - дом был разрушен, да и города практически не было. Поехала дальше, остановилась в Черновцах. Там родилась я. Но до светлой полосы было еще далеко. Мама рассказывала, как таскали ее по кабинетам из-за отсутствия документов, как грозили посадить, и это было не менее страшно, чем в гетто.
Унизительные, обидные вопросы и осуждающие взгляды соседок били наотмашь:
- Выжила в оккупации? Еще и ребеночка прижила?

Едва оправившись после родов, Геня поехала в Яссы - искать родных Эрика. Никого не нашла - всех забрала война. Забегая вперед, скажу, что став взрослой, я тоже занялась поисками. Помогали мне в этом родственники в Америке и в Европе, но результат всегда был отрицательным. И только много лет спустя, уже, будучи гражданкой Израиля, я получила письмо от Всемирной организации Клеймс Конференс, подтвердившее факт моего появления на свет - создания жизни там, где ее отнимали. Жаль, мамы к тому времени уже не было.

А тогда, в сорок четвертом, Геня вернулась в Черновцы женщиной с подмоченной репутацией и крохотной девочкой на руках, ради которой и решилась жить дальше. И, может быть, в награду за ее муки, за страх, за утраченную любовь в дверь нашей квартиры однажды постучал человек... Нет, это был не мой отец. Представился он майором Красной Армии Михаилом Добринским. По счастливой случайности, пройдя войну и задержавшись по службе в Европе, этот достойный славы фронтовик встретил мамину сестру Сару, которая к тому времени вышла замуж и перебралась в Румынию. Она передала с ним письмо и посылочку для нас. Вот это был момент света. Впрочем, одним визитом одинокий майор не ограничился и стал захаживать к Гене постоянно. Дальше все просто - влюбился, демобилизовался из армии и сделал маме предложение. Она согласилась, но регистрировать брак отказалась наотрез. И хотя ко мне Михаил относился, как к родной, а я звала его отцом, удочерить меня мама ему не позволила.
- Твой отец Эрик, - говорила она, - помни об этом.

И я помню.

.
Этому фото 50 лет. Моя мама крайняя слева в нижнем ряду. Рядом с ней ее сестра Сара. Я - во втором ряду в центре.

Ваша оценка (оценивать рассказ Вы можете только один раз):

Пожалуйста, выберите из списка ниже один из шести баллов и оцените рассказ.
Ваша оценка учитывается при подведении итогов Конкурса: