На конкурс "Вспомним о наших дорогих мамах!"

Манюся

Моей матери Склянской Марии посвящается

Алик Склянский

22 июня ровно в 4
часа Киев бомбили….
И нам объявили,
что началась война.

Манюся. Так звали ее соседи, сотрудники и мы, ее дети - Алик и Гарик.
Небольшого роста с копной каштановых волос, всегда смеющееся, веселая – в этот день, разбудив нас рано, со слезами на глазах сказала: – Дети, война!

Мы жили в центре Киева, напротив Университета, на улице Чудновского, 11 (теперь Терещенковская). Быстро одевшись, вышли на улицу. В парке Шевченко посредине зияла громадная воронка от бомбы. Памятник Шевченко был без головы. Университет горел, его тушили пожарные…

Вернулись домой. Посыльный принес отцу повестку в военкомат. Пришла бабушка Хана с квадратным киевским тортиком. Пили чай, провожали папу на фронт. Крест накрест клеили окна по приказу по радио.
На фронт ушли: папа Исаак, дядя Пиня, дядя Пильтяй Склянские. Началась эвакуация. Город на осадном положении - дирижабли, прожектора, по ночам бомбежка, трассирующие пулеметные очереди, зенитная батарея напротив в парке Шевченко, где по ночам дежурит наша Манюся.

Немцы близко. Под самым Киевом, в Голосеевском лесу, тяжело ранило папу, его отправили в Мариуполь в госпиталь. Манюся попрощалась с ним на вокзале.
Эвакуироватся мы не успели. 19 сентября 1941 г. немцы вошли в Киев. Коллаборационисты УНСО встречают их хлебом-солью. 23-24 сентября начались взрывы и погромы на Крещатике. Обвиняют НКВД и евреев. Эсесовцы и полицаи с собаками ведут облавы, в центре на улице много убитых.

27 сентября появились объявления по Киеву.
- Всем евреям города Киева и окрестностей «собраться 29 в 8:00 на углу Мельника (Дегтяревской ). Кто не подчинится, будет расстрелян». Пришла бабушка Хана: "Манюся, нас вывезут в Палестину, едем с нами…"
Мама отказывается. Гарик бегает по комнате, кричит: "Палестина, Палестина!"

Пришел дворник и сказал, что отнес списки евреев на Короленко 15: "Идите на Дехтяревскую!". Манюся рыдает и мы, дети, вместе с ней, так как не понимаем, что будет…

На завтра, бабушка Хана, тетя Рахиль с нашими кузенами - Мишей четырех лет и Люсей трех лет уехали на подводе с ул. Бульенской 39 в Бабий Яр где в тот же день были расстреляны. А мы, собрав клумачек с вещами, пошли пешком по Короленко и дальше по Большой Михайловской. На ул.Артема с тротуара, нас заметила подруга мамы Тамара: "Манюся, детей ведешь на расстрел ". Она нам помогла выйти из толпы и увела в свой частный дом на Кудрявском спуске, где мы скрывались несколько дней.

Манюся смотрела на наши метрики - Альфред Ицкович, 4 года и 3 месяца. Генрих Ицкович 3 года, еврейские дети. Как спасти, что делать? Манюся сжигает метрики в печке. Так мы становимся инкогнито на нелегальном положении.

Дом по ул. Кузнечного–Горького 120, где  в подвале в1941-1943гг. мы скрывались

У тети Тамары опасно, рядом гестапо, мы перебираемся к нашей второй бабушке, Мальвине на ул. Кузнечную (Горького), 120 (на территории завода сжатых газов). Соседями были Евгения Бобовик-Кобец - бывшая столбовая дворянка. Доверяли ей, немцы назначили её комендантом двух домов и завода. Отчаянно рискуя, они с мамой делают подземный ход между подвалами наших квартир, где мы скрывались в течение 26 месяцев оккупации.

Мама уговорила настоятеля Костела ''Святого Александра'' перекрестить нас в католическую веру. Он это сделал, рискуя своей жизнью. Еврейских детей крестил, нарек меня Александром и брата Георгием. Но в быту мы остались Алик и Гарик.
Самое невероятное для всей семьи – это было пропитание. Голод преследовал ежедневно, ежечасно, страх голода остался на всю жизнь.

Манюся хорошо шила на ручной машинке ''Зингер''. Сшив пару - тройку женских юбок, меняла их на нехитрую провизию в окрестных селах. Комендант Евгения Бобовик оформляла ей ''Аусвайс'' - свободный выход за черту Киева и мама, по известным только ей тропинкам, каждые две недели проходила около 100 км. пешком, иногда доходя до Белой Церкви. На обмен добывала для нас еду. Приносила в котомке немного пшена, постного масла, картошки – иногда кусочек сала! Все это с невероятным трудом и риском, так как полицаи, найдя, забирали провизию на входе в Киев.

Более двадцати раз, рискуя жизнью, мама совершила эти походы. Однажды, попав в облаву, она оказалась на немецком кладбище. В безвыходной ситуации, сев на могилу немецкого солдата, обхватив руками крест, надев на голову каску, застаив дыхание, осталась незамеченной эсесовцами с собаками. Помог густой туман и ветер дул в спину.

В нашем доме – этажом выше жили - фальксдойче Бильские - делились с нами очистками от картошки. Они нас не выдали, после войны мы тоже их не выдали.

Однажды маме удалось принести, выменяв где-то, маленькую живую курочку породы "цесарки". Эта курочка умудрялась нести два яйца в день, одно Гарику, одно Алику. Она была совсем ручная, ходила за нами по пятам, и так старалась нести свои яйца, которых мы с нетерпением ждали, боялись, что есть будет нечего.
Посреди ул. Кузнечной протекала канава, где мы пасли свою курочку, привязав за ее ножку веревочку. Вдруг облава с душегубкой. Эсесовцы хватали всех, кто попадался под руку и бросали в душегубку. Это закрытая машина, в которой травили людей выхлопными газами. Из окна соседнего дома, кто-то крикнул на нас: "Жидяты".
Спасла Лена Пустовалова, схватив нас в охапку, сказала: "Мои племянники" и отвела домой. Курочку, конечно, потеряли. Больше нас на улицу не выпускали.

В октябре 1943 г. немцы, скрывая следы своих злодеяний, начали сжигать трупы расстрелянных в Бабьем Яру, используя для этой цели заключенных Сырецкого концлагеря. Над городом стояла страшная дымовая завеса, и смрадный запах чувствовал весь Киев. Ветер разносил пепел по улицам, близстоящим домам, падал на прохожих и скрыть свои преступления нацисты не смогли.
…Мама переболела с нами всеми детскими болезнями: корь, краснуха, скарлатина и т.д. Под конец оккупации ещё и дифтерит. Соседи Бобовики достали только две ампулы вакцины от дифтерии (дифтерита). Пришел детский врач, Бета Моисеевна, которую прятали соседи, передавая её, из квартиры в квартиру. Она очистила нам горло квачем с керосином и сделала уколы. К большому сожалению, ее выдали нацистам и за неделю до освобождения, она погибла в Бабьем Яру. Мама заразилась от нас дифтерией. Перед отступлением, немцы выгнали все оставшейся населене за город. Мы уйти не могли, оставив больную маму.

4 ноября 1943г, в последний рейд зондеркоманды по улицам Києва, нас выдал сторож Сосновский.
Грохот розбитого окна и крик немецкого солдата: "Век"! Бабушка Мальвина, стоя под дулом автомата, сказала: "Гер, офицер – тиф", - показав на лежавшую Манюсю. Солдат нас оставил и жестом приказал закрыть ставни.

На окраине шли бои, небо озарялось трассирующими снарядами. Оставаясь возле мамы и бабушки, в темноте мы просидели двое

Слева направо: Алик, Толик, Исаак - папа, Пиня - дядя. Мария - Манюся

суток. И вдруг шестого ноября 1943г. грохот танков на мостовой. Бабушка распахнула разбитое окно, выставила нас с братом с пионерским красным флажком на улицу. Кричим: "Ура! Наши!". Остановились два танка, выскочили советские солдаты, подхватили нас на руки, поставили на танк. И вдруг Гарик, 4,5 лет, начал читать стихотворение: "Скажите, дядя, ведь не даром Москва, спалена пожаром, французу отдана!"
Радости танкистов не было предела. Они рыдали, обнимали нас, так как мы были совершенно одни. Командир танка заглянув в окно, вызвал по рации санитарную машину. Военный врач сделал маме два укола гамма глобулина и спас Манюсю от неминуемой гибели.

-"-

Сегодня, шестого ноября 2013 г., прошло ровно 70 лет со дня освобождения Киева от немецких оккупантов.
Я стою на Байковом кладбище у могилы Манюси. Сердце колотится – это стучит пепел Бабьего Яра! Ты смотришь на меня полными слез глазами. Знаю, я снова в чем-то виноват перед тобой, дорогая наша мамочка Манюся – великая праведница, спасшая своей безумной любовью мальчиков – сыновей Алика и Гарика. Вечная тебе память.

P.S. Институт Яд Вашем в Иерусалиме присвоил звание Праведник Мира Евгении Бобовик посмертно, а также её сыну Виктору Бобовик и её дочери Елене Пустовой за спасение Склянских в г. Киеве в период оккупации с 19.09.41 по 06.11.43г.