На конкурс "Вспомним о наших дорогих мамах!"

О нашей дорогой мамочке Розе, которая жертвуя собой, спасла от ужасов фашизма трех малолетних детей

Дети мамы Розы: Клава Грушко,
Анатолий Преслер,
Михаил Преслер.

Наша мама родилась в 1912 году в местечке Песчанка Винницкой области на Украине. Маминого папу звали Хаим, а маму Хайка Берчинер.

До войны дедушка занимался коммерцией - покупал и перепродавал зерно, бабушка была домохозяйкой.
Когда нашей маме было 7 лет, в местечко вошли петлюровцы и устроили погром. Бабушку сильно избили - отбили все внутренности, так что спустя котроткое время, бабушка умерла. Дедушка остался с четырьмя детьми, а наша мама была самой младшей. Потом дедушка снова женился, мачеха не взлюбила маленькую Розу, так как маленькому ребенку надо было уделять много внимания.
Мамино детство было тяжелым, и как только ей исполнилось 17 лет, ее выдали замуж за Соломона Преслера в деревню Черномин.

До войны наши родители жили очень хорошо, и у них родилось трое детей: Клава -в 1931, Анатолий - в 1936, Михаил - в 1940.
Когда началась война, нашекго папу сразу забрали на фронт, и мама в 29 лет осталась одна с тремя маленькими детьми и большим домашним хозяйством.

Заниматься всем этим маме стало не под силу, она оставляет все имущество и возвращается в местечко Песчанка, где жили ее родители и сестры.
Она надеялась, что мы успеем эвакуироваться, но мы не успели. Через месяц, 23 июля в наше местечко вошли немецкие войска. Немецкие солдаты стали вылавливать молодых девушек и женщин, издевались и насиловали их. Мама пряталась, как могла.

Спустя какое-то время, немцы стали выгонять всех на работу в поле собирать урожай. Мама боялась оставлять нас одних и всегда брала с собой. В конце сентября 1941 немцы выгнали евреев из своих домов и сказали, что нас отправляют в другое место, где мы будем жить и работать. Мама одела нас потеплее, в мешочек положила немного еды на дорогу. И вот всех евреев местечка построили в колонну и погнали в неизвестность. Маленького Мишу мама взяла на руки, а мы, старшие, шли рядом.

Как мы узнали позже, нас гнали в Богдагновский концлагерь, где погибли наши дедушка, бабушка и много родственников.
Сентябрь 1941 был очень дождливым, дороги развезло и нам по слякоти тяжело было идти. Когда немцы стали убивать тех, кто падал и не мог идти, несколько человек, кто шел в хвосте колонны, - это мамины сестры с мужьями, мама с нами м еще несколько человек - решили, что когда наступит темнота и рядом не будет немцев и полицаев, сбежать в лес. Так они и сделали. Правда, маму и нас, детей, сначала не хотели брать с собой, боялись, что Миша заплачет и немцы услышат. Но мамины сестры настояли, чтобы мы тоже бежали в лес.

Шли мы по ночам, а ночи были холодные, постоянно лил дождь, но мы продолжали идти - выбора не было.
В одну из ночей, под самое утро дошли до какой-то деревни, где в крестянской семье нас покормили и разрешили поспать в сарае. Но вечером нас выпроводили, показав дорогу в Крыжополь, в котором, по их словам, живут евреи.

Еще две ночи мы блуждали, пока не дошли до Крыжополя.
У мамы уже не было никаких сил, но она продолжала нести Мишу на руках и смотрела, чтобы мы не потерялись.
В Крыжополе уже существовало еврейское гетто, обнесенное колючей проволокой. Вечером, в сумерках, мы сумели пробраться в гетто.
Там мы нашли родственников, которые приютили нас на какте-то время, но держать нас у себя они долго не могли - у нас не было прописки (!). Оказывается, чтобы находиться в гетто, тоже нужна прописка.

И опять у нашей мамочки начались проблемы с поиском крыши над головой и сохранения жизни детей.
Невдалеке от Крыжополя было местечко Жабокричи. Нам сказали, что там, в погребах, немцы расстреляли много евреев, но они знают мужчину, который остался в живых. Зовут его Меер и он может нас приютить. И мы пошли в Жабокричи.
Оказалось, там тоже было гетто. Мама постучала в первую попавшуюся дверь и сказала, что она родственница Меера. Маме показали дом Меера, она стала стучать в его дверь и просить, чтобы он впустил нас погреться - на дворе был ноябрь, мы замерзали.
Когда Меер нас впустил, мама попросила его выдать нас за его родственников. Всю его семью немцы расстреляли в погребе его дома.

Так мы оказались в Жабокричском гетто. Не было у нас ни еды, ни одежды, и мама крадучись стала выходить из гетто в поисках работы у крестьян. У Меера в сундуке был горох, он разрешил нам его есть и это дало нам возможность выжить.

Еще будучи в Крыжополе и видя, в каком опасном положении мы оказались, мама решила временно отдать Мишу знакомой крестьянке, которая до войны помогала маме вести хозяйство. Она надеялась, что таким образом хотя бы один может остаться в живых. Женщина приютила Мишу, но соседи донесли в полицию, что у нее еврейский ребенок, и спустя три недели она принесла Мишу в Крыжополь и положила возле дома, откуда его взяла. У нее не было другого выхода. Когда мама узнала, что Дуня вернула Мишу, она почти босиком, полураздетая побежала в Крыжополь, вернулась с Мишей и сказала: что будет с нами, то будет и с ним.

В дороге мама сильно простыла и заболела, потом еще добавился брюшной тиф. У нее был сильный жар, и мы не знали, что делать, сидели и плакали. Она бредила и мы думали, что теряем мамочку. Мама проболела несколько недель и чтобы ее согревать, Клава ходила к соседке, брала горячую воду и клала маме в ноги.

Однажды, придя в себя, мама рассказала нам, что к ней приходил ее брат, который умер еще в 20-х годах, принес ей в бутылке лекарство и положил под кровать. Мы действительно нашли под кроватью бутылку с какой-то жидкостью. Мама стала пить эту жидкость и ей с каждым днем становилось все легче и легче.
Клава убегала в деревню, чтобы принести какую-нибудь еду. Если она приносила немного хлеба, мы отдавали его нашей мамочке.
Как только мама поднялась с постели и стала передвигаться с помощью палок, мы все трое тоже заболели брюшным тифом. Как мы выжили, одному Б-гу известно.

А мама, опираясь на палки, ходила просить милостыню, чтобы нас накормить...

Во время маминой болезни к нам пришла из Крыжопольского гетто мамина сестра тетя Песя. Она принесла немного еды, постирала белье, очистила нас от вшей. Но когда вернулась в Крыжополь, оказалось, что она заразилась тифом, заболела и вскоре умерла. Долгое время мы об этом не знали.

В марте-апреле пришел к ним дядя Самуил, муж тети Песи и сказал, что договорился о прописке и может взять нас в Крыжопольское гетто.
Здесь нам стало жить намного легче.
Но однажды, когда мама вышла из гетто в поисках еды, ее поймали полицаи, сильно избили и окровавленную привели в гетто. Мы плакали и утешали ее, она прижала нас к себе и радовалась, что жива и с нами.

В марте 1944 нас освободили и мы вернулись в родное местечко Песчанка. Много домов было разрушено, а в еврейских домах уже жили местные крестьяне. Из нашего местечка в Богдановку было угнано около двух тысяч евреев и беженцев из Румынии и Польши, а вернулись всего 30 человек... Единственная, кто вернулся со всеми своими детьми, была наша мамочка.

Жизнь после освобождения была очень тяжелой и родственники из Средней Азии пригласили переехать к ним. С 1949 по 1990 мы проживали в Средней Азии, а потом уехали в Израиль и поселились в Кирьят Шмоне. Маме к тому времени было 78 лет, но она вместе с другими женщинами помогала на базе Армии обороны Израиля: работала на складе одежды и вообще делала любую работу. За это она была награждена Грамотой с благодарностью от Армии обороны Израиля.

В 2006 году мамочка ушла в мир иной.
Да будет благословенно ее имя. Мы никогда не забудем ее подвига во имя нас. У нашей мамочки трое детей, три внука и три правнука, которые уже успели отслужить в Армии обороны Израиля.