«Вы хотите знать, каковы были мои мотивы, не правда ли? Ну, эти чувства пробудились бы у каждого, столкнись он лицом к лицу с мольбами плачущих эмигрантов. Невозможно было не сочувствовать им. Среди эмигрантов были старики и женщины. Они находились в таком отчаянии, что готовы были целовать мои ботинки. Да, я на самом деле был свидетелем таких сцен.... В Токио не имели единого мнения [о политике по отношению к эмигрантам]. Я чувствовал, что будет глупо выжидать. И решил не ждать ответа. Я знал, что впоследствии кто-нибудь обязательно пожалуется, но все равно подумал, что это будет правильный поступок. Нет ничего плохого в том, чтобы спасти жизни многих людей. Если кто-то видит в этом поступке дурное, это потому, что в их мыслях что-то “не чисто”. Дух гуманизма, филантропии... добрососедской дружбы.... С этими мыслями я отважился на свои действия, столкнувшись с тяжелейшей ситуацией, – и именно это стало причиной моего поступка и дало мне мужество».
