О моей любимой маме Хане Левинсон
Жили мы в с. Княжево, в еврейском поселении. Родители работали в колхозе, делали норму, работали тяжело. Мы, дети, всегда помогали маме. В поселении не было школы, поэтому родители решили ради нас перебраться в Крыжополь, построить там дом. В 1940 году мы переехали в Крыжополь, где были еврейская и украинская школы.
Дом построили большой, красивый и светлый, в нем было приятно жить всем. В семье было четверо детей. Но грянула война, отца сразу же призвали в армию. Брат Леонид вместе со своими друзьями-девятиклассниками добровольно ушел на фронт. Осталась наша мама одна с тремя малыми детьми: сестрой Броней, братиком Нюсиком и со мной.
Когда началась эвакуация, председатель колхоза Годованный выделил маме подводу с двумя лошадьми, чтобы мы смогли уехать отсюда. Мама собрала на эту подводу не только нас, но и сестру Фрадю с тремя детьми (Мотей, Раей и Броней), сестру Лейку с тремя ребятами (Мишей, Веней и Йосиком). Не забыли и старую бабушку, ей было тогда, может, почти 90 лет, она была слепая. Совсем маленьких детей посадили на узлы, которые успели собрать в дорогу, и тронулись в дальний путь.
Мама решила, что надо бежать, но куда и зачем – никто не знал. Немецкие войска продвигались очень быстро, почти без сопротивления брали населенные пункты. Когда они подошли к Жабокричам, прошел слух, что будут убивать евреев, «которые во всем виноваты».
Мама приняла решение возвращаться обратно. Снова всех детей и старенькую бабушку посадили на телегу, одна мысль преследовала ее: надо спасать ребятишек…
Вернулись в Крыжополь, но приехавшая из Томашполя сестра рассказала, что немцы нещадно убивают евреев, здесь оставаться нельзя. И снова мама хватает нас в охапку, и ночью мы бежим в родной колхоз, где хотя бы все известно. Нас спрятал Демьян Шкроба в подвале, где мы пробыли десять суток. Ночью мама выбиралась из схрона, чтобы на полях собрать для нас какую-нибудь еду.
Когда начались холода, мама привела нас в Крыжополь, где мы поселились в каком-то домишке. Для мамы главное было не дать умереть нам от голода. А в сентябре всех евреев согнали в гетто, мы все (а это было 15 человек) жили в одной комнате. Мама все время просилась на работу, искала любую возможность прокормить нас. Мы никогда не видели, чтобы мама ела. Она садилась с нами на пол (стола не было, да и некуда было его поставить), мы что-то ели, а она гладила нас по голове и все время приговаривала: «Кушайте, пока я жива». Если что-то оставалось после нас, она доедала остатки.
Помню, как тяжело работала мама, особенно в поле, не разгибая спины, чтобы получить кусочек хлеба, который приносила домой и делила между нами, но первый кусочек всегда получала бабушка.
Мама учила нас любить и уважать всех, особенно бабусю: «Она ведь слепая, надо ей еду в руки подать, чтобы она поела». Как-то полицейский взял маму на работу побелить ему дом. Дом был высокий, мама упала с лестницы, ее принесли в гетто. Она очень беспокоилась, чтобы не сказали бабушке, как ей плохо.
Мы с братом тоже очень боялись потерять свою маму, вместе с ней ходили, когда она ночью убирала в пекарне. Мама в молодости была очень красивая, высокая, с длинной косой.
Иногда нас с сестрой посылали грузить зерно в вагоны, которые отправляли в Германию. Работали мы посменно - утром или вечером. А когда возвращались, мама всегда ожидала нас возле дома, даже если был сильный мороз. Однажды полицейский Борис Герценштейн сильно побил мою сестру. У него была палка с сильно заостренным концом. Мама, как коршун, бросилась на него, и хоть получила от него палкой, однако схватила его за рукав и сказала: «Бог тебя накажет за издевательства над ребенком».
Когда в гетто устраивали проверку, мама нас всех брала с собой и ставила вокруг себя: одного – спереди, второго и третьего – по бокам, четвертую (свою сестру) сзади, а за бабушку просила полицейского, чтобы ее не считали – такая старенькая она была. Дело в том, что, как правило, пятого члена семьи отбирали и уводили неизвестно куда…
Как-то из лагеря «Печора» к нам добралась какая-то женщина с ребенком, Мама выдала ее свою двоюродную сестру, она жила у нас несколько месяцев…
Мама всегда была нашей защитницей, не щадила себя, чтобы спасти нас. Никогда она нас не ругала, а только гладила по головке своими теплыми натруженными руками и говорила: «Все будет хорошо».
Рядом с нами в гетто жил врач – доктор Брандес из Румынии. Он видел, как тяжело мама работает и попросил отдать ему нашего маленького братика. А в ответ услышал от мамы:
- Я своих детей никому не отдаю. Но когда будут нас расстреливать, тогда спасите сыночка, чтобы осталась от нас память…
Нас не убили, мы остались живы. 15 марта 1944 года в гетто вошли советские войска, мы по мерзлой земле бежали к ним, чтобы обнять своих избавителей. И все не верили, что страшным мучениям пришел конец. Первым освободил гетто еврей Леонид Берензон – наш земляк. И только тогда мы поверили, что этот ад кончился. Вернулись домой с фронта отец-инвалид и больной брат. Кроме работы, маме пришлось и за ними ухаживать.
…Как не тяжело было, но мы все выросли. Брат женился и уехал в Молдавию. Какие-то проблемы в семье, - мама уже там. Сестра, выйдя замуж, поселилась в Киеве, и тут без маминой помощи никак. Когда у сестры родилась дочка, мама забрала внука к себе. Я с мужем после института уехала в подмосковный Подольск. И снова та же история: родилась дочка, ясель нет, а работать надо. И снова наша неутомимая мама спешит на помощь, забирает к себе ребенка. А ведь дома больной отец, да и у мамы уже немолодые годы. Никогда в жизни не жаловалась она, никого не винила, все старалась сделать сама, уберегала нас от невзгод, помогала во всем, жалела нас…
Мама ушла из жизни в 1993 году. Родная моя, любимая мамуся! Это про тебя написана песня на украинской мове: «Ридна мати моя, ты ночей не доспала…». Ты оберегала от злых врагов и всегда встречала нас, своих детей и внуков, с радостью. Как тяжело вспоминать военное детство! Если тебе недоставало нашей любви и благодарности, если мы тебя обидели чем-то, - прости! Спасибо тебе, мама, за все! За то, что научила нас ценить каждый день и час жизни, как великий божий дар…
--""--
После того, как семья моей младшей дочери репатриировалась в Израиль, мы тоже последовали за ней в 1991 году. В 1993 году умерла мама, а спустя пять лет и мой муж. Сейчас живу в семье младшей дочери и ценю каждый день и час жизни, как великий божий дар…
