В памяти моей возникли различные воспоминания о жизни и работе моих родителей и меня самого.

Мои родители до революции и в последующие годы жили в городе Кременчуге Полтавской области. Мой папа, Абрам Есельсон, и вся его семья занимались золотошвейным делом. Они вышивали различные знамёна, вымпелы и прочие воинские атрибуты искусственными золотистыми нитками. Мама моя, Полина (Пая), после окончания гимназии работала в страховом агенстве у своего брата до рождения своего первого сына в 1919 году.

В 1921 году по вызову младшей сестры моей мамы, тёти Рахили, родители переехали в город Харьков. Там папа организовал артель по своей основной специальности, а мама занялась воспитанием сына.

10  октября 1923 года в   Харькове родился я. Мой брат Озик (Ошер) был старше меня на четыре года. Когда мы подросли, мама начала работать на трикотажной фабрике «Динамо» на машинке «Оверлок». Жили мы в трехкомнатной коммунальной квартире на четвёртом этаже, где занимали одну  проходную комнату с деревянной перегородкой и небольшим коридором. В коридоре на раскладушке спал папин родственник Сюлик, приехаший в Харьков из Кременчуга на работу. По рекомендации своего товарища по комсомолу Яши Фридмана, которого Сюлик хорошо знал по Кременчугу, он поступил на Харьковский паровозностроительный  завод  (ХПЗ ) токарем.  Яша работал на ХПЗ,  состоял в  партийной организации и занимал троцкистскую позицию.  Сюлик   также  был членом партии, в которую вступил по ленинскому призыву, и разделял  с Яшей троцкистские взгляды. Жизнь Сюлика сложилась трагически. По обвинению в троцкизме он был заключён в тюрьму, из которой уже не вышел.

Насколько я помню, мы жили в Нагорном районе города Харькова, где находилось много  учебных заведений и проживало много студентов. Это накладывало свой отпечаток на жизнь в этом районе. Здесь находился большой студенческий клуб ДПС (дом пролетарского студенчества) с большим зрительным залом. Мы жили среди русских людей, и языком общения был русский язык. Наши родители редко разговаривали на идиш, поэтому, мы с братом его не знали, но кое-что понимали.

Из-за трудностей с жильём до школы я жил у бабушки в селе Потоки недалеко от города  Кременчуг, где она  содержала  лавку по продаже хозяйственной утвари. В этой местности, в основном, проживало украинское население, а также много евреев. Поэтому, многие украинцы кроме родного языка неплохо говорили на идиш. В свою очередь евреи владели украинсим языком. Я постоянно общался с украинскими "хлопцами" и свободно говорил на украинском.

Довоенное фото, слева направо: отец Бориса, Борис в возрасте 9 лет, дядя Бориса (репрессирован и погиб в застенках ГУЛАГа), старший брат Бориса и муж тёти Бориса

В 1936 году меня перевели в школу с десятилетним образованием, в которой был внедрен новый принцип обучения, ученики отбирались по уровням развития. В этой  школе работали очень хорошие учителя. Кроме учебных дисциплин большое внимание уделялось эстетическому и физическому воспитанию, а также развитию трудовых навыков. Здесь также бесплатно выдавались учебники, письменные  принадлежности и горячие завтраки.

В эти  коварные тридцатые  годы  многие работники были ложно  обвинены и объявлены «врагами народа», реперессированы и даже лишены жизни. Аресты производились, как правило, по ночам. В этот период мой старший брат Озик, будучи студентом, был арестован во время просмотра нами фильма в  ДПС. Произошло это следующим образом. По окончании фильма загорелся свет, открылись двери и  в  зрительный зал зашли два милиционера. Один из них подошёл  к Озику и обратил внимание, что рядом с ним на свободном стуле лежал огнестрельный обрез, не принадлежащий брату. Однако, брата вместе с обрезом повели в милицию, а я побежал домой сообщить о происшедшем. Мои родители обратились к соседу, бывшему красному латышскому стрелку Клибайсу, с просьбой помочь освободить Озика из-под стражи. Влияние соседа сработало, брат был освобождён.

В эти годы происходили важнейшие внутриполитические, а также внешне-политические события:
-судебные процессы над так называемыми "врагами народа";
- мюнхенское соглашение о передаче Германии Судетской области, что послужило началом расширения германской агрессии;
- англо-французские переговоры с Советским Союзом о создании единого блока против агрессии
- подписание  пакта с фашистской Германией о ненападении;
- заключение немецко-советского экономического соглашения;
- война Советского Союза с Финляндией;
- нападение Германии на Польшу первого сентября 1939 года, что явилось началом Второй Мировой войны.

Германия уже вела войну с большинством европейских стран, поэтому, соглашение между Советским Союзом и Германией у значительной части советских граждан вызывало негативное отношение. Эти события, как внутренние, так и  внешние, широко освещались в официальной печати.  Повсеместно проводились лекции о международном положении, в том числе в школах. Поэтому, школьники, особенно ученики старших классов, были хорошо обо всём информированы. Я помню популярные лекции опытного лектора полковника Миловского и круг поднимаемых им вопросов. Это в первую очередь о военных действиях Германии в Европе и о поставке Германии продовольствия из Советского Союза. (Даже в начале войны продовольствие из Советского Союза продолжало поступать в Германию).

Приближался 1941 год - год окончания школы. Строились планы на будущее. После успешной сдачи экзаменов, получения аттестата зрелости и прощального вечера мы всем классом решили устроить пикник за городом. Сбор наметили в воскресенье 22 июня в 12 часов дня у привычного места около рупора громкоговорителя. К этому времени здесь собралось много людей, которые с тревогой говорили об ожидаемом важном правительственном сообщении. После небольшой паузы от имени советского правительства выступил нарком иностранных дел Молотов. Он сообщил о вероломном, без предупреждения, нападении Германии на Советский Союз по всему фронту от севера до юга и выразил уверенность в наказании коварного врага. После выступления Молотова начали передавать мобилизационные мероприятия. У нас пропало желание устраивать пикник, мы решили всем вместе пойти в школу и сообщить о выступлении Молотова.  Однако, там уже было всё известно, и нам велели   явиться в школу на следующий день.

После неоднократного посещения школы нам сообщили, что мальчики будут направлены в колхоз на уборку урожая. В этом году был выращен обильный урожай. Через пару дней за нами пришла бортовая машина, и нас повезли куда-то в район Ахтырки. Нас долго никто не принимал, и только в одном месте согласились нас принять.
Как сейчас помню лица школьных друзей. Мы постоянно общались и держались друг друга. Это Зяма Гольдберг, Вася Михалёв, Слава Васьковский, Наум Файн, Абрам Лифшиц. Никто из них не пережил эту войну.
В колхозе нам предстояло убирать скошенный, но не обмолоченный урожай. За время пребывания в колхозе хорошо запомнились кулеш с салом и обилие молока.  Периодически нас поднимали по тревоге, т.к. опасались появления диверсантов, которых было много в окрестности.

В начале июля, кажется третьего числа, в управлении колхоза нам сказали, что  сегодня на работу идти не надо, т.к. ожидается важное правительственное сообщение по радио. Оказалось, что это было обращение главы страны Иосифа Сталина к советскому народу. Запомнились слова обращения "Братья и сёстры", "Враг будет разбит и победа будет за нами", а также замедленная речь с грузинским акцентом  и постоянное бульканье воды. Через пару дней нас отправили в Харьков. За время нашего отсутствия в городе произошли большие изменения. Около военкоматов постоянно находились большие группы призывников, почти все городские школы были переоборудованы под госпитали, окна домов были оклеены узкими полосками бумаги для защиты стёкол  от выпадания. Группы мобилизованных  проверяли наличие на окнах тёмных занавесей для светомаскировки. Производился демонтаж оборудования заводов для отправки его в районы Сибири и Средней Азии. Ряд объектов подготавливались к взрыву. Участились случаи налётов вражеской авиации.

Мои друзья готовились к призыву в армию. Мне же ещё не было 18-и лет, да и по зрению я был ограниченно годен, хотя физически был вполне здоров. В сложившейся ситуации я решил поступить в медицинский институт, который продолжал работать. В нашем роду было много хороших врачей, и я решил пойти по их стопам. Вступительных экзаменов не было, меня зачислили на основании аттестата зрелости и собеседования.

Мой брат Озик (фото с членского билета спортивного общества)

В один из дней в конце июля мой брат Озик рано вернулся с работы и сказал, что завтра он должен утром прибыть с вещами на призывной пункт для отправки вместе с товарищами-добровольцами на фронт. Мы были уже к этому готовы. Утром мы его проводили и больше мы его уже не видели. По официальным данным он пропал без вести.  (Позже выяснилось, что он воевал в составе войск НКВД за линией фронта и погиб в 1943 году. ) В этом месяце были призваны и отправлены на фронт мои друзья, и, как стало известно, с фронта не вернулись.  А Абрам Лифшиц, по словам очевидцев, оставался с родителями в Харькове и разделил печальную судьбу евреев в оккупированном городе.

В  начале августа участились ночные налёты немецкой авиации. Иногда самолёты были видны в перекрещенных лучах прожекторов, но попаданий не было. В одну из ночей вражеская бомба попала в школу, которая находилась недалеко от моего дома и института УФТИ (Украинский физико-технический институт). Как мне позже стало известно, в этом институте впервые в Советском Союзе было создано оборудование для расщепления атомного ядра. В своё время там работали академик Ландау и профессор Вальтер.

В один из августовских дней всех студентов мединститута направили на рытьё противотанковых рвов на дальних подступах к городу. С небольшим запасом продуктов и тёплых вещей и большим количеством разных лопат нас погрузили в товарные вагоны и со значительной задержкой отправили в направлении города Сумы. Высадили нас прямо в поле, на котором находилось много снопов скошенного хлеба, уложенного в небольшие копны. Армейские топографы определили расположение и профиль противотанковых рвов, распределили работников и назначили старших.

Привезенные нами лопаты оказались непригодными для тяжёлого грунта. От этого и от отсутствия навыков почти у всех на руках образовались кровавые мозоли. В сентябре начались затяжные дожди. Сырость, отсутствие горячей пищи, отсутствие  возможности помыться, недостаток питьевой  воды вызвали заболевание многих студентов. Однажды утром мы услыхали незнакомые мужские голоса. Оказалось, что это прибыли военные и начали подготавливать позиции и тянуть связь.   Нам они велели прекратить работу и уходить отсюда, т.к. сюда приближается фронт. Студенты стали собираться группами, чтобы вернуться в Харьков. Я тоже собрал группу из четырех человек. Кроме меня там был парень в больших очках ( имени его я не помню), девочка Туся из параллельного класса и небольшого роста девушка Лидка, которая развозила воду в бочке. Нам выдали немного сухой колбасы и несколько банок кабачковой икры, и с этой провизией мы отправились в путь. По размытой дороге мы с трудом дошли до железнодорожной станции Сумы. Там нам сказали, что вагонов на Харьков нет и не будет, и нам следует добираться самим. Решили идти пешком по шпалам. С непривычки идти было очень тяжело. Трудности были и с харчами, выручали неубранные овощи и фрукты.

Приблизительно в начале октября мы добрались до Харькова. Было хмурое утро, шёл проливной дождь. В городе продолжал ходить транспорт, и мы смогли доехать до центра. Здесь наши дороги разошлись. Мы остались вдвоём с Лидкой. К этому времени из города были вывезены многие заводы и предприятия, сотрудники с семьями эвакуированы в восточные и среднеазиатские районы страны, многие выехали самостоятельно. В городе остались только те, кто по каким-либо причинам не мог или не хотел   уезжать. Моей семьи также уже не было в городе. Отец был направлен на трудовой фронт, а  мать вместе со своей родной сестрой выехала в Ульяновск, где служил старший сын сестры.  Туда следовало добираться и мне.

Немцы с самолётов разбрасывали листовки, призывающие население расправляться с евреями и коммунистами. Из всей подорожной компании я, единственный еврей, пока оставался в городе и Лидка, которой, как и мне некуда было деваться. Лидка жила одна с бабушкой, после того, как её родители были репрессированы как "враги народа". Бабушка категорически была против того, чтобы Лидка оставалась в городе. И т огда мы с Лидкой решили добираться до России своим ходом, тем более, что по словам Лидки у неё в Пензе проживали дальние родственники.

Через пару дней подготовки мы с Лидкой рано утром стали добираться до Южного вокзала. Недалеко от вокзала навстречу нам шли люди с повозками, нагруженными различными продуктами. Оказалось, что они шли со стороны улицы Котлова, где находились продуктовые склады. Мы решили повернуть в эту сторону и в одном из складов поживились несколькими бутылками вина и шоколадными конфетами. Дойдя до вокзала мы увидали, что последний поезд подготовлен к отправке. Мы сумели забраться в один из вагонов, дав проводнику пару бутылок вина. Поезд бомбили и он дошёл только до Купянска. Мы вышли из поезда и пошли по шпалам под дождём. По дороге Лидка простудилась, т.к. ночевать нам почти всегда приходилось на открытом воздухе.

Недалеко от станции Лиски нас встретила и приютила у себя работница железной дороги. Обнаружив, что Лидка серьёзно больна, она предложила Лидке остаться  у неё до выздоровления. А я решил двигаться дальше. Лидка очень огорчилась, но вынуждена была согласиться. Эта добрая женщина довезла меня до станции Лиски и этим помогла мне через Пензу добраться до Ульяновска.

После ряда происшествий я прибыл в Ульяновск, где встретился с сестрой мамы и её сыном Леонидом.  Леонид был большим начальником военно-инженерных войск в Приволжском военном округе. Маму в Ульяновске я не застал, т.к. её с оказией отправили в местечко Гиждуван Бухарской области, где проживали  и работали наши родственники, беженцы из украинского города Кременчуга. В Ульяновске я немного подкормился. В течение нескольких дней я ходил по городу и знакомился с его достопримечательностями. Я посетил дом-музей, в  котором жила семья Ульяновых, гимназию, в которой учился молодой Ленин, музей Гончарова и театр его имени и другое. Больше в Ульяновске меня ничего не держало, надо было ехать к матери в Гиждуван.

Однажды утром я спустился к Волге, где стоял на причале колёсный пароход. Мне стало известно, что пароход направляется в Куйбышев (Саратов). К этому времени в Куйбышеве находилось почти всё советское правительство.  С большим трудом  я пробрался на палубу и спрятался в трюме, из которого выходил только вечером и в туалет. В Куйбышеве на берег выпустили только тех, кому это было положено, а остальных, в том числе и меня, отправили на железнодорожную станцию Кинель. Из Кинели я поехал в Ташкент. Там я встретил своего двоюродного брата Гришу Кагановича. Гриша учился на последнем курсе Харьковского железнодорожного института, и вместе с институтом был эвакуирован в Ташкент. Он посадил меня на поезд, идущий в Самарканд. На станции Кызыл-Тэпэ я сошёл и по просёлочной дороге на арбе доехал до местечка Гиждуван, где, наконец, встретил свою маму.

Моя мама. 1912 год, маме 20 лет

Мама жила у золовки, врача, муж которой заведовал аптекой, в ней мама устроилась работать. А я устроился работать на хлопковый завод грузчиком.  Через некоторое время  я перешёл работать дежурным дизельной электростанции.  Мы внимательно следили за событиями на фронте. Около горсовета висел репродуктор, и все слушали  сводки. Так мы узнали, что Харьков захвачен, из сводок мы узнали о боях и победе в битвах за Москву и т.д.
В июле 1942 года меня и группу узбекских ребят, которые не знали русского языка, призвали в армию. Вместе мы  пошли в  город Бухару,  где находился  областной военкомат. Меня наметили отправить в военное училище, но временно оставили при военкомате  до получения разнарядки.

Город Бухара был ограждён высокой городской стеной. За этой стеной располагался хлопковый завод, большая территория которого вместе с сооружениями была выделена   заводу, эвакуированному из Харькова, который должен был производить боеприпасы. Для монтажа оборудования нехватало людей, и представители завода прибыли в военкомат просить помочь с  людьми. Военком, не будучи компетентен передавать людей заводу, все же временно направил на завод несколько человек, включая меня. Нас распределили по разным работам. Я попал к электрикам. Мы рыли траншеи для прокладки кабелей, монтировали электрооборудование станков и выполняли прочие работы, связанные с электроснабжением. Я быстро и успешно осваивал работу. Ночевать ходил в военкомат. Так продолжалось несколько месяцев. Однажды ответственный сотрудник завода сообщил мне, что вопрос перевода меня на постоянную работу на завод с военкоматом улажен. Меня назначили старшим электриком корпуса гальванического и снаряжательного цехов. Мама также перешла работать на завод контролёром.
Конечно, все мы продолжали внимательно следить за военными сводками. Мы знали, что наш родной Харьков был первый раз освобожден в феврале 1943 года, потом снова был захвачен немцами и окончательно освобожден в августе 1943 года. Некоторые харьковчане  начали  возвращаться в родные края, но мы с мамой продолжали работать на заводе.  В конце 1944 года была сформирована бригада специалистов  и отправлена в Харьков для проведения работ по ремонту и наладке электрооборудования и сантехники разрушенного войной оборудования. В эту бригаду попал и я. Мы прибыли в Харьков в декабре 1944 года и разместились на территории  бывшего велозавода, где была наша ремонтная база.  Бригаду возглавляли опытные специалисты. Впоследствии  они стали основными техническими руководителями. Ремонт электрооборудования возглавлял Ермаков Александр Николаевич, а сантехники Поберезовский Иосиф Борисович.

И вот наступил долгожданный день – День Победы. Я хорошо помню этот день. Наша бригада была на ночном дежурстве. А утром голос Левитана объявил всему Советскому Союзу о безоговорочной капитуляции Германии. Радости не было предела. Победу  достойно отметили.

Началась мирная жизнь со своими проблемами.

Теперь А.Н.Ермаков возглавил отдел главного энергетика велозавода. Он взял меня к себе в штат и рекомндовал для поступления на вечернее отделение электротехнического института. Однако,  некоторое время мне пришлось работать в Москве по сборке оборудования малолитражных автомобилей, приобретенного по репарации из Германии. После успешного завершения работы в Москве  я вернулся в Харьков, где продолжал работать и учиться.
После окончания института я решил сменить место работы и перешёл в трест «Донбасэлектромонтаж», занимался релейной защитой электрооборудования.На этой работе я много времени находился в командировках и только иногда возвращался в Харьков.  В моей памяти осталось много увиденного в этот период, особенно Ангара.

В один из приездов в Харьков меня вызвали в военкомат и вручили повестку о призыве на кадровую службу в Тихоокеанский Военно-морской Флот, который базировался во Владивостоке. Сначала я был младшим офицером по электро-оборудованию баз флота, а затем старшим офицером по электрооборудованию баз флота и кораблей. За время службы   на Тихоокеанском Военно-морском Флоте я побывал в разных местах: Камчатке, Сахалине, Курилах, Чукотке и многих других местах. За это время я создал семью и даже приобрёл потомство. Однако, супруга настаивала на моей демобилизации, т.к. я практически очень редко бывал дома. После демобилизации я вернулся в Харьков, к месту прежней жизни и работы. Первое время в Харькове у меня были  проблемы из-за моей еврейской национальности, но потом всё стало на свои места. На работу я устроился в бюро электрооборудования отдела главного конструктора станкостроительного завода. Там ведущим конструктором был мой коллега по институту. На этой работе я испытывал определённые  трудности, т.к. до этого я никогда не был конструктором и не сидел на одном месте. Мне помогло то, что первое время я занимался рекламациями неисправностей в электрооборудовании станков и тем, чем я занимался во время службы на флоте. Прошло время, и у меня появились хорошие конструкторские навыки, я стал даже ведущим конструктором.