От Редколлегии.
Уважаемые читатели, мы начинаем
публикацию книги "Город Антонеску". Книга в обычном понимании еще не
существует - она пишется. Хотя со времени фашистских злодеяний идет уже третье
поколене, актуальность темы нисколько не уменьшилась.
Редколлегия благодарит авторов за согласие оперативно знакомить читателя с
очередными главами по мере их написания.
По ходу дела возможно внесение
изменений в уже опубликованное.
Перед вами документ, в котором несколько слоев: во-первых, это свидетельство очевидцев, во-вторых, аналитика, в-третьих, исследование. И все это облечено в художественную форму. Приготовьтесь к внимательному, неспешному чтению.
«ГОРОД АНТОНЕСКУ»
Яков
Верховский,
Валентина Тырмос
Пролог:
Зачем мы не чайки...
Одесса, 16 октября 1941
5 часов 30 минут утра
Так уж исстари ведется, так уж устроена природа, что
в минуту опасности люди, животные и даже птицы в
первую очередь спасают своих детенышей, своих
птенцов.
Из Лондона начали эвакуировать детей еще до начала
войны – в тот самый день, 23 августа 1939-го, когда
правительству Чемберлена стало известно о полете
Риббентропа в Москву и подписании
советско-германского «Пакта о ненападении».
Из Берлина детей эвакуировали в конце августа
1940-го – сразу же после того, как тяжелые
английские бомбардировщики совершили свой первый
разрушительный налет на германскую столицу.
В июне 1941-го, готовясь в союзе с Германией к нападению на Россию, Финляндия начала призыв резервистов и, одновременно с этим, начала вывозить детей из опасных зон. В то же время и по тем же причинам кондукатор Румынии Ион Антонеску дал приказ об эвакуации детей из Бухареста.
На второй день войны – 23 июня 1941 года из Минска в
чрезвычайно тяжелых условиях были эвакуированы 14
тысяч детей – 110 детских домов, 25 детских садов,
28 пионерских лагерей, 3 специальные школы и 3
детских санатория.
Из Ленинграда детей дошкольного и школьного возраста
начали вывозить задолго до блокады города, с 27 июня
1941-го.
В течение первого месяца эвакуации было вывезено
около 300 тысяч детей. И во время блокады детей
продолжали вывозить под бомбами, на открытых
грузовиках по ледовой «Дороге жизни».
С начала июля 1941-го детей уже вывозили из Москвы.
В одном из своих знаменитых газетных репортажей «Москва в эти дни - 17 июля 1941» – Илья Эренбург писал: «Москва готовится . . . Один за другим уходят поезда с детьми. Уехали школы, детские дома. Вот поезд с детьми писателей, вот другой – с детьми железнодорожников. Кажется, не видел я города, где было бы столько ребятишек, они вместе с воробьями заполняли гомоном московские переулки. Теперь воробьи остались без товарищей . . .».
И хотя в июле 1941-го поезда с детьми уходили в тыл
почти ежедневно, было принято решение ускорить
эвакуацию, и уже в августе вышел особый
правительственный указ, предписывающий немедленно
вывезти из Москвы «всех оставшихся детей до 15 лет».
С этого дня специально созданная комиссия начала
обходить дома, проверяя, не остались ли случайно
где-нибудь «недоэвакуированные» дети.
В июле-августе 1941-го из Москвы и пригородов было
вывезено 500 тысяч детей – 500 тысяч детей!
А как же мы?
Дети Одессы?
Еврейские дети Одессы?
Одесса уже 73 дня в осаде ведет героическую борьбу с
атакующим ее врагом. И если город сдадут, а сдадут
его несомненно, нас, еврейских детей, ждет гибель!
С начала войны из Одессы
эвакуировали более половины ее жителей. Вывезли
тысячи тонн различных грузов. Вывезли оборудование
завода имени Октябрьской революции, оборудование
Джутовой и Суконной фабрик, имущество Трамвайного
треста.
Вывезли продукты питания, горючее, сырье,
металлолом.
Вывезли паровозы с тендерами полными топлива и …
воды.
Вывезли пленных румынских солдат.
Вывезли лошадей.
Вывезли все, что представляло собой какую-то
ценность.
Еврейские дети остались в Одессе …
Сколько нас было?
Не 300 тысяч, как в Ленинграде.
И не 500 тысяч, как в Москве.
Всего лишь каких-то 40 тысяч.
Все 40 тысяч будут уничтожены.
Чудом останутся в живых единицы.
16 октября 1941 года.
Хмурый осенний рассвет окрашен багровым заревом
пожаров. Войска, самоотверженно защищавшие
осажденный город, покидают Одессу. В течение
нескольких часов главные силы Приморской армии
одновременно по всем фронтам отошли с боевых
позиций, оторвались от противника и, пройдя пешим
маршем около 20 километров, к 3 часам утра вышли в
порт и погрузились на специально прибывшие
транспорты и военные корабли. С рассветом подошли
прикрывавшие отход арьергарды, и амбаркация была
завершена.
Один за другим корабли отдают швартовы и
выстраиваются в караван. В 5 часов и 10 минут утра
последнее транспортное судно – старый грузовой
пароход «Большевик», обогнув Платоновский мол,
занимает назначенное ему место в конце каравана.
Двадцатью минутами позже выходит в море флагманский
крейсер «Червона Украина» с командующим –
контр-адмиралом Гавриилом Жуковым на борту.
Последним уходит из порта катер с саперами – они
уничтожили и взорвали все, что еще оставалось в
порту.
Все…
Прощай, Одесса.
Последний морской караван взял курс на Севастополь.
В суровом молчании режут холодные волны корабли.
А над ними – какое чудо! – в первых лучах
пробивающегося сквозь туман солнца реет огромная
стая чаек.
Сотни, сотни белоснежных чаек!
Как далекий привет другого, мирного, времени!
И вот что удивительно – крикливые эти птицы сегодня
необычайно тихи. Словно боясь выдать галс этого
необычного каравана, они, широко раскинув крылья, в
полном безмолвии парят над кораблями.
Существует легенда, что чайки покинули город вместе
с его защитниками. Чайки покинули город…
А дети?
Еврейские дети остались
в Одессе.
Для них не нашлось места на транспортах каравана.
Для них не нашлось места даже на том, старом
грузовом пароходе «Большевик», который, за неимением
«ценных» грузов, шел конце каравана почти
порожняком.
Для еврейских детей нигде не нашлось места.
А крыльев у них не было – они ведь не чайки…
 |
Эти убийцы уже четыре месяца, с первого часа «внезапного» нападения на глазах всего мира совершают страшные неслыханные по своей жестокости преступления - всюду, где ступала нога немецкого солдата, всюду, где появлялся румынский солдат, жертвами становились женщины, дети, старики. Именно эти слова о «неслыханных по своей жестокости преступлениях» выбрал для своей обвинительной речи в 1946 году на Нюренбергском процессе помощник главного обвинителя от СССР Лев Смирнов.(1)
ИЗ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ, ПРЕДСТАВЛЕННЫХ
ПОМОЩНИКОМ ГЛАВНОГО ОБВИНИТЕЛЯ ОТ СССР
Л.Н. СМИРНОВА
Стенограмма заседаний Международного Военного
Трибунала,
от 14, 15, 18 и 19 февраля 1946 года
«Советское обвинение утверждает, и я представлю
Суду доказательства этому, что на всем протяжении
громадного фронта, от Баренцова моря до Черного
моря, во всю глубину проникновения
немецко-фашистских орд на землю моей Родины, всюду,
где ступала нога немецкого солдата или появлялся
эсэсовец, совершались неслыханные по своей
жестокости преступления, жертвами которых
становились мирные жители: женщины, дети, старики».
Страшные слова.
Жаль только, что помощник главного обвинителя от
СССР «запамятовал», что большая часть этих
«неслыханных по своей жестокости преступлений»
совершалась против евреев - еврейских женщин,
еврейских детей и стариков-евреев.
Жаль только, что помощник главного обвинителя от
СССР «запамятовал», что большая часть этих
«неслыханных по своей жестокости преступлений» с
первого часа «внезапного» нападения была известна в
Москве.
Большая часть этих «неслыханных по своей жестокости преступлений» была известна в Москве еще до 16 октября 1941-го, еще до того как хмурым октябрьским утром последний
За много месяцев до этого хмурого октябрьского утра,
в солнечный летний день, в самом начале войны 25-26
июня 1941-го, в Каунасе убийцы из Эйнзатцгруппе «А»
под командованием бригаденфюрера СС Вальтера
Шталлекера вместе с местными литовскими подонками на
глазах всего мира замучили более 1.500 евреев. В эти
дни древний Каунас стал похож на стойбище каннибалов
– всюду, на улицах и площадях валялись изуродованные
трупы, а в витринах магазинов на всеобщее обозрение
были выставлены отрубленные головы людей.
В пятницу, 27 июня
1941-го, волна убийств достигла Вильнюса. А в ночь
на субботу, 28 июня 1941-го, убийцы уже врывались в
дома евреев Белостока, и очень скоро улицы Белостока
стали похожи на улицы Каунаса и улицы Вильнюса.
В этот день в Белостоке было уничтожено более 2.000.
Часть из них сожгли живыми в синагоге, часть
расстреляли в городском саду. Этот день, 28 июня
1941 года, евреи Белостока стали называть «Дер
блутигер фрайтаг» - «Кровавая суббота».
А потом, в воскресенье, был Минск и был Брест и еще около 8.000 уничтоженных.
 |
Прошел еще один день, и
то, что произошло в понедельник, 30 июня, и во
вторник 1 июля, во Львове, было, если это возможно,
еще более чудовищно.
В этот день по улицам Львова гнали евреев.
Гнали так, как не гонят даже бессловесный скот.
Полуголые окровавленные, люди с дикими криками
мчались по улице имени великого Сталина и падали,
сраженные пулями, под ноги родных и близких, тех,
кто бежал за ними. Раненных добивали прикладами и
сапогами.
В эти дни улицы Львова
стали похожи на улицы Каунаса, Вильнюса, Белостока,
на улицы всех, захваченных варварами городов. На
балконе Львовского оперного театра повешены 12
человек; на Стрелецкой площади расстреляны 15; вдоль
всех улиц города, у стен домов сложены изуродованные
трупы, а в пассаже на всеобщее обозрение выставлен
труп еврейской женщины, к которому штыком приколот
ее грудной ребенок.
Более 5.000 евреев было убито в эти дни во Львове. И
если евреи Белостока назвали 28 июня 1941-го
«Кровавой субботой», то евреи Львова стали называть
день 1 июля 1941-го «Кровавым вторником».
Впрочем, теперь для евреев Советского Союза все дни
и все ночи будут кровавыми.
 |
И не только в больших городах зверствовали убийцы. Они не пропускали ни одного самого маленького поселка, ни одной деревушки. Не оставляли в живых ни одного еврея - ни одного старика, ни одного ребенка. В деревне Девнары Белостоцкой области они расстреляли оказавшиеся здесь случайно три еврейских семьи – 10 человек и среди них – один 75-летний старик и четверо малолетних детей. (2)
К 3 июля 1941-го варвары
добрались до Злочева.
По свидетельству командующего 295-й дивизии вермахта
генерал-майора Отто Корфесса,
|
ставшего очевидцем
убийства, ров, окружавший древнюю Цитадель Злочева,
был завален трупами. Чудовищная эта картина поразила
даже гитлеровского генерала. Особенно он был
шокирован дикими криками людей, стоявших на краю рва
и ждавших своей очереди стать такими же трупами и
лечь в тот же ров на трупы своих близких и родных.
Да, теперь для евреев все дни и все ночи будут
кровавыми.
ИЗ ПОКАЗАНИЙ ПЛЕННОГО КАПИТАНА ВЕРМАХТА
Помню, как в 1941 году наша дивизия быстро шла по
Белоруссии. Отличная еда, женщины, пирушки в городах
и местечках. К местным жителям мы относились в
основном хорошо… Но вот жителей-евреев расстреливали
всех поголовно … Сколько расстреляли? Ответить не
могу.
Расстреливали в каждом селе, в каждом местечке, не
говоря о городах. Речь идет о десятках тысяч
евреев…».
И настолько неслыханной была жестокость, настолько
чудовищными преступления, что все происходящее
казалось, да и сегодня кажется, следствием какого-то
умопомрачения, следствием Безумия.
Нормальный человек не может взять грудного ребенка
за ноги и размозжить его голову о камень. Нормальный
человек не может сжечь ребенка заживо, не может
бросить ребенка живым в могилу. Нормальный человек
не может приколоть грудного ребенка штыком к трупу
матери.
А может ли нормальный человек, зная, что ждет
еврейских детей в захваченной врагом Одессе, бросить
их в городе на растерзание?
Сталин знал, что ждет
еврейских детей в Одессе…
Сталин знал о патологической ненависти Гитлера к
евреям задолго до прихода Бесноватого к власти.
Вскоре после выхода в свет «Майн Кампф», где-то в
году 1925-м, Дмитрий Мануильский привез эту книгу в
Москву. И нужно прямо сказать, гитлеровское
словоблудие, густо замешанное на ненависти к евреям,
заинтересовало Сталина. Книга была переведена на
русский, издана небольшим тиражом «для служебного
пользования», и заняла достойное место в уникальной
библиотеке вождя. И в последующие годы Сталин не раз
заглядывал в «Майн Кампф», оживляя в своей
невероятной памяти «откровения» Бесноватого и
подчеркивая синим карандашом особенно впечатляющие
места:
«Сама судьба указывает нам перстом… Конец
еврейского господства в России будет также концом
России как государства…».
Не секретом для Сталина были, конечно, и Нюренбергские законы, превращавшие евреев Германии в потенциальных мертвецов - в 1936-м на VIII Чрезвычайном съезде Советов Молотов даже процитировал один фрагмент, лишавший евреев германского гражданства: «…еврей не может быть гражданином Германской империи…».
 |
Ну а в 1939-м, после
нападения на Польшу!
Отправляясь «Нах Остен!», немецкие солдаты не
столько думали о предстоящих сражениях, сколько
предвкушали удовольствие «бить жидов».
Так и на вагонах поездов, идущих на Восток, было
написано мелом: «Мы едем в Польшу бить жидов!».
 |
А расстрелы тысяч евреев в Бохнии 3 сентября 1939?
А убийство во рвах под Острув-Мазовецка 11 ноября
1939?
 |
Эти преступления нельзя было «не заметить» - они без всякого стыда совершались открыто в нескольких километрах от демаркационной линии, разделяющей оккупационные зоны союзников в полном соответствии с подписанным 27 сентября 1939 договором «О дружбе и границах».
Эти преступления нельзя
было «не заметить», о них со всех концов шли в
Москву сообщения, рапорты, сводки:
ИЗ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОЙ СВОДКИ №141
О мероприятиях германских властей на
оккупированной территории Польши», 6 ноября 1939
… 20 сентября 1939 г. При отходе немецких войск из
г. Перемышль органами гестапо было арестовано 600
евреев из разных прослоек населения, которых на
следующий день на берегу р. Сан… раздели догола,
заставили вырыть себе могилы и перед смертью
танцевать под патефон. После этого в присутствии
всего населения их расстреляли …
На следующий день в предместье м. Сосновцы на одной
из улиц были собраны все евреи, загнаны в дома и
подожжены.
Тех, кто пытался бежать, расстреливали.
В результате было расстреляно 20 женщин и детей и
много евреев сожжено…
Расстреляны … повешены … сожжены …
Женщины … дети …
Эти преступления нельзя было «не заметить» - Сталин
сам упомянул о них в октябре 1939-го в разговоре с
министром иностранных дел Латвии Вильгельмом
Мунтерсом: «Немцы уничтожили <в Польше> очень
много жидов . . .».
Именно так и сказал. Именно это слово – «жиды» -
употребил.
Так было в 1939!
Но теперь-то не 1939-й!
Теперь 1941 год!
И Сталин теперь получает информацию уже
непосредственно - «с места действия». Линия фронта
еще не установилась и многим, особенно молодежи, все
еще удается перейти ее, и по лесам и болотам
добраться к «нашим».
Добираются к «нашим» и
чудом оставшиеся в живых евреи.
Эти люди выбрались из объятых пламенем синагог и
школ, выползли из расстрельных рвов, вылезли из-под
груды трупов, эти люди не могли молчать.
Чудовищными были их рассказы. Чудовищными …
И еще более чудовищными были свидетельства пленных
немецких солдат, когда они на допросах бесстрастно
повествовали о совершенных ими по приказу фюрера
убийствах «еврейских недочеловеков».
До сдачи Одессы
оставалось еще 19 дней, когда 27 сентября 1941 года
на улицах Киева оккупанты вывесили приказ:
«Все жиды города Киева и его окрестностей должны
явиться в понедельник 29 сентября 1941 года к 8
часам утра на угол Мельниковской и Дохтуровской
(возле кладбища).
Взять с собой документы, деньги, ценные вещи, а
также теплую одежду, белье и проч.
Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет
найден в другом месте, будет расстрелян. Кто из
граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и
присвоит себе вещи, будет расстрелян».
[ЦГА Окт. Революции, М., фонд 7021, опись 65, ед.
хранения 5]
И 29 сентября, в
понедельник, который по какой-то ужасной
закономерности выпал на «Судный день», киевские
евреи со всех концов города потянулись в сторону
еврейского кладбища. Толпы людей, старые и малые,
шли они, поддерживая друг друга. С мешками,
кошелками, свертками.
Калеки на костылях. Парализованные на носилках, на
одеялах. Младенцы в колясочках …
Три дня и три ночи продолжалось это шествие смерти.
И все эти три дня и три ночи вдоль всех киевских
улиц – Львовской, Павловской, Дмитриевской,
Володарского - на тротуарах стояли тысячи киевлян и
с любопытством и ужасом взирали на обреченных.
И нужно прямо сказать, никто из них не обманывался в
истинном смысле происходящего.
Знали это наверняка и
многие евреи.
Ну, может быть, не в первый день.
А на второй? На третий?
Но если знали, почему тогда шли?
Почему не убежали? Не спрятались?
Не попросили помощи у тех, стоящих на тротуарах?
А вот потому и шли, что бежать было некуда, что
спрятаться было негде, да и помощи не от кого было
ждать!
Нет, в этот страшный час
никто не протянул руку помощи.
Никому! Даже тем, самым маленьким, которых мамы
везли в колясочках. Даже тем, чуть постарше, которых
бабушки вели за ручку, тем, которые не забыли взять
с собою на смерть своих любимых кукол, своих
плюшевых мишек, своих смешных длинноухих зайцев.
Нет, они, конечно же, не
понимали, что идут на смерть, да и само слово
«смерть» никак не вязалось с их веселыми
розовощекими мордашками.
«Мое дитя! Мои румяна!» - напишет когда-нибудь Илья
Эренбург.
Бежать было некуда и помощи не от кого было ждать.
Но почему? Наверное, самый честный ответ на этот вопрос дает Анатолий Кузнецов, с беспощадностью обнаживший в нашумевшей повести «Бабий Яр» отношение своего родного деда - Федора Семерика - к трагедии киевских евреев:
«Поздравляю вас!
Ну!.. Завтра в Киеве ни одного жида больше не будет…
Слава тебе, Господи!
Хватит, разжирели на нашей крови, заразы….». (3)
Нет, не все люди, конечно, думали так, как Федор Семерик, но в основном …
И потому уже в первый день злодейства, 29 сентября 1941-го, в Бабьем Яре были уничтожены около 33 тысяч евреев.
«Сегодня по Львовской
идут.
Мглисто. Долго идут.
Густо, один к одному.
По мостовой,
По красным кленовым листьям,
По сердцу моему…
За улицей Мельника – кочки, заборы и пустошь,
И рыжая стенка Еврейского кладбища.
Стой!..
Здесь плиты поставлены смертью …Пусто…
И выход к Бабьему Яру,
Как смерть, простой . . . ».
Лев Озеров, «Октябрь» №№3-4, М., 1946
В третью годовщину
трагедии Бабьего Яра, 29 сентября 1944 года,
еврейский писатель Исаак Кипнис пришел к Бабьему
Яру. Он пришел туда пешком, через весь Киев, той
самой дорогой, теми самыми улицами, которыми шли на
смерть евреи в 1941:
«Бабий Яр похож на квадратную чашу, с тем только
отличием, что на дне ее нет недопитого вина, а
только кровь, которая под дождем и снегом потеряла
свой цвет.
Вот лежит скомканный грязный кусок белой ткани,
когда-то это была рубашка… А вот там лежат волосы,
которые пережили тех, кого они когда-то украшали.
Здесь они выглядят страшнее смерти … оторванные
бороды вместе с кожей … и рядом – старая шапка…
Почти в самой средине стоит стоптанный ботинок.
Он упал с ноги в последнюю роковую минуту …
Мы с вами не пережили этой минуты, и поэтому не
найти нам слов для того, чтобы описать вид ботинка,
упавшего с ноги человека, тело которого корчилось в
предсмертной агонии в котле смерти. Никто не трогает
этот ботинок…
Люди стоят. И ждут.
Может быть, кто-то придет и откликнется хоть единым
словом…».(4)
Оклик…
Именно этот оклик послышался Илье Эренбургу:
« Мое дитя! Мои румяна!
Моя несметная родня!
Я слышу как из каждой ямы
Вы окликаете меня…».
Этот оклик и сегодня,
через 60 с лишним лет слышится нам, слышится многим
– евреям и не евреям.
К несчастью далеко не всем…
Знал ли Сталин о гибели
евреев Киева еще тогда – в начале октября 1941-го?
Еще до того, как Одесса была сдана врагу?
Знал! Несомненно, знал!
Получил сообщение. Скорее всего, уже 30 сентября или
1 октября 1941 года, то, что на современном языке
называется «в реальном масштабе времени».
Сообщение поступило непосредственно из
оккупированного Киева от руководителя подпольной
диверсионно-разведывательной группы Ивана Кудри по
кличке «Максим».
Организацией подпольных групп с первого дня войны занималась специально созданная Сталиным «Особая группа» во главе с майором государственной безопасности Павлом Судоплатовым (Приказ по НКВД СССР № 00882, от 5 июля 1941 года).
Такие подпольные группы были созданы в портах – в Одессе и в Николаеве и в столице Украины - Киеве. Группы эти считались в некотором роде «элитными», и в виду особой их важности и значении, которое предавал им Сталин, во главе их были поставлены лучшие люди Внешней разведки НКВД: молодые, но уже очень опытные и бесстрашные боевики. (5)
В Одессу был направлен старший лейтенант госбезопасности Владимир Молодцов, в Николаев – заместитель начальника разведывательного управления НКВД – полковник Виктор Лягин, а в Киев - старший лейтенант госбезопасности Иван Кудря. Все они подчинялись непосредственно Лаврентию Берия, и были отлично экипированы - фальшивые документы, деньги, оружие, боеприпасы, продукты и (самое главное!) рация, обеспечивающая двустороннюю связь с Москвой.
Отчаянные они были люди – и Молодцов, и Лягин, и Кудря.
Около четырех месяцев
смогли они продержаться на оккупированной врагом
территории. Взрывали, поджигали, убивали и…
регулярно докладывали о своих подвигах в Центр.
Все они, в конце концов, погибли.
А вот совершенные ими подвиги – в Одессе, Николаеве, Киеве – еще и сегодня не полностью рассекречены. И Золотые свои звезды героев они получили посмертно только в 1965-м - через 23 года после гибели.
Так уж случилось, что
одной из самых эффективных подпольных групп была
резидентура Ивана Кудри в Киеве.
К подпольной работе Кудрю готовила жена Павла
Судоплатова – полковник госбезопасности Эмма
Каганова.
Кудря появился в Киеве в
середине июля 1941-го.
Впрочем, это был уже не Кудря, а совсем другой – и
внешне и внутренне – человек: сын расстрелянного
коммунистами священника, скромный учитель
украинского языка, по имени Иван Кондратюк. Прибыв в
Киев, Кондратюк поселился в доме № 16 по
Институтской улице в квартире некоей Марии Груздевой
- своей «невесты», которую ему, кстати, тоже
сварганила Эмма Каганова – большая мастерица по
созданию известных в НКВД «агентурных пар».
Все оставшееся до
оккупации время Кудря использовал для подготовки к
выполнению своей опасной миссии.
Интересно, что для осуществления надежной связи с
Москвой он установил настоящую стационарную
радиостанцию. Работать на ней должны были прибывшие
вместе с ним два профессиональных радиста –
Константин Емец и Афанасий Кравченко.
После установки радиостанции, тогда же в августе 1941, радисты опробовали ее и начали регулярные сеансы радиосвязи с Москвой. И нет ничего удивительного в том, что 19 сентября 1941-го, в день вступления гитлеровцев в Киев, Кудря немедленно отправил радиограмму в Москву с подробным отчетом об обстановке в оккупированном городе.
Этот непреложный факт приведен в «Справке КГБ при Совете Министров УССР о диверсионно-разведывательной деятельности группы подпольщиков г. Киева», август 1941 - ноябрь 1943 года. (6), (7)
Существует, правда,
легенда, что никакой регулярной радиосвязи с Москвой
у Кудри не было, да и не могло быть, поскольку дом №
16 по Институтской улице, в котором помещалась
конспиративная квартира «Максима», в первые дни
оккупации был взорван немцами, и при этом взрыве,
якобы, погибла радиостанция.
Указанный дом был действительно взорван – немцами
или не немцами, кто знает? Но радиостанция Кудри
никак не могла погибнуть при этом взрыве, просто
потому, что именно из соображений конспирации, она
не помещалась на этой конспиративной квартире.
Радиостанция была установлена совершенно в другом
месте, на другом конце города, в квартире некоего
Евгения Линкевича, который на удивление после гибели
Кудри, не попал в руки убийц, и, пережив оккупацию,
еще долго, и будем надеяться, счастливо, жил в своем
родном Киеве. И даже, видимо, не подвергся
репрессиям, как это случилось со многими
рисковавшими жизнью ради своей советской Родины
замечательными людьми - разведчиками, подпольщиками,
партизанами …
Как указано в «Справке
КГБ», подпольная радиостанция Кудри продолжала
действовать до начала октября 1941 года и прекратила
свою работу только после того, как ее батареи пришли
в негодность.
Сам по себе этот факт вызывает недоумение. Да
неужели же батареи стационарной радиостанции, были
рассчитаны всего на 14 дней? С 19 сентября 1941-го
до начала октября, скажем - до 4 октября?
Невероятно!
Но пусть, так. Пусть радиостанция даже вышла из
строя где-то 4 октября 1941-го. Но, как известно,
еще до прекращения связи Кудря успел передать в
Москву огромное количество информации. Это - и
рапорты о совершенных им диверсиях и пожогах; и
поименный список 87-и немецких агентов, заброшенных
в район Москвы; и подробные сведения о
разведывательном центре Абвера, размещенном в доме №
4/6 по Кузнечной и возглавляемым видным немецким
разведчиком майором Майером или Миллером; и,
наконец, совершенно сенсационные данные о
развернутом немцами сверхсекретном строительстве в
лесу под Винницой - как оказалось впоследствии,
строительстве еще одной ставки Гитлера «Оборотень» -
«Вервольф».
Москва подтвердила
получение всех этих сообщений.(6)
Но Кудрю это, как видно, не удовлетворило, и он для
большей надежности переслал в Москву эту же
информацию в письменном и более подробном варианте
«с оказией».
С оказией? Из
оккупированного гитлеровцами Киева в далекую Москву?
Нет, этого не может быть! А вот, оказывается, может.
В эти дни, первой половины октября 1941-го из
оккупированного Киева в тыл уходили четыре человека.
Два чекиста, выполнявшие в Киеве секретную миссию
(интересно, какую?) и возвращавшиеся в Москву после
ее завершения, и те самые два радиста (Емец и
Кравченко), которые прибыли в Киев вместе с Кудрей и
теперь после прекращения работы радиостанции
ставшие, как будто бы бесполезными.
Именно эти люди взяли с собой пространный доклад
Кудри и, несмотря на все превратности их опасного
пути, благополучно доставили его в Москву.
ИЗ «СПРАВКИ КГБ»
«В первой половине октября 1941 года из Киева на
Большую землю уходили два чекиста, выполнившие свое
задание, и «Максим» через них передал в центр первое
сообщение о своей работе в оккупированном Киеве.
Вскоре после этого «Максимом» в центр были также
направлены оба радиста, так как питание станции
пришло в негодность, а к радистам начала проявлять
интерес полиция».
Доступные для исследователей папки рассекреченных
документов неполны и многих из посланных Кудрей в
Москву сообщений - по радио и «с оказией» там не
хватает. В частности, нет в этих папках сообщений о
чудовищных зверствах нацистов против евреев.
Это кажется странным. Тогда, в начале октября
1941-го, когда готовились эти сообщения, весь Киев
был потрясен кровопролитием устроенным варварами в
Бабьем Яру.
Об этом только и говорили.
Над Бабьим Яром все еще курился красный от горячей людской крови туман. А в ушах киевлян все еще стоял треск автоматов, лай собак, предсмертные уже нечеловеческие крики и… бравурная музыка. Эта кощунственная музыка должна была заглушить крики обреченных, и этим, по мнению палачей, «смягчить» впечатление от совершающегося преступления. Однако, на самом деле, именно по контрасту, музыка только усиливала жуткое впечатление. (7)
Могло ли случиться так,
чтобы Кудря обо всем этом умолчал? Могло ли
случиться так, что промолчали добравшиеся до Москвы
радисты – Константин Емец и Афанасий Крав, чекиста, которые выполняли
свое секретное задание в Киеве как раз в те дни,
ксь город был наполнен треском автоматов и
лаем собак, когда в ушах киевлян все еще стояли
крики обреченных, а над Бабьим Яром клубился
кровавый туман?
Да, нет же, нет!
Они не могли молчать!
Это было бы противно человеческой природе!
6 января 1942 года в своей необычной ноте,
обращенной ко всем послам и посланникам стран, с
которым Советский Союз имел дипломатические
отношения, Вячеслав Молотов упомянул и о Бабьем Яре.
Нота Молотова занимает 12,5 страниц.
Трагедии Бабьего Яра в ней отведено ровно 12,5
строчек:
«Страшная резня и погромы были учинены немецкими
захватчиками в украинской столице – Киеве…
Вырвавшиеся из Киева советские граждане описывают
потрясающую картину одной из этих массовых казней:
на еврейском кладбище гор. Киева было собрано
большое количество евреев, включая женщин и детей
всех возрастов; перед расстрелом всех раздели до
гола и избивали; первую отобранную для расстрела
группу заставили лечь на дно рва, вниз лицом и
расстреливали из автоматов; затем расстрелянных
немцы слегка засыпали землей, на их место вторым
ярусом укладывали следующую партию казнимых и вновь
расстреливали из автоматов…». (8)
Какую точную картину
убийства воспроизводит Молотов!
Да, да, все это именно так и было!
Вниз лицом…
Слегка присыпали землей…
Слегка присыпали… Слегка…
И … из автоматов …
Нет, это не впечатления случайных свидетелей -
«советских граждан, вырвавшихся из Киева».
Это рапорт. Рапорт профессионального разведчика.
Короткий, точный и даже (в такой ужасной ситуации!)
лишенный эмоций. Скорее всего – это рапорт Кудри.
Ведь Кудря, как указано в справке КГБ, именно в
начале октября 1941-го переслал в Москву и по радио
и «с оказией» огромное количество информации.
Это было уже после Бабьего Яра, и вряд ли он не упомянул в своем рапорте об этом злодействе. Он просто обязан был это сделать – это входило в круг его обязанностей. Один из пунктов задание резидента на подпольную работу в тылу врага требовал докладывать в Центр «об отношении оккупантов к местному населению».
Недаром же «коллега» Кудри – Владимир Молодцов – резидент НКВД в Одессе – уже через три дня после оккупации города, 19 октября 1941 года, радировал в Москву: «Оккупанты терроризируют город. На улицах трупы повешенных. Идут облавы. Аресты евреев . . .». (9)
Молодцов докладывал.
И Кудря, наверняка, тоже докладывал.
Но Кудря отправил свое сообщение в начале октября
1941-го, и после этого в течение многих месяцев не
имел связи с Москвой. А нота Молотова датирована 6-м
январем 1942 года.
Как же так? А просто: в
январе 1942-го Молотов просто использовал
информацию, полученную из Киева тремя месяцами ранее
– в начале октября 1941-го.
И это значит, что в Москве знали о Бабьем Яре еще в
начале октября 1941-го. Знали о мученической смерти
еврейских детей Киева еще до падения Одессы.
Знали и … ничего не сделали, чтобы спасти детей.
Для еврейских детей
Одессы не нашлось места на транспортах последнего
морского каравана, который ушел на Севастополь в
предрассветном тумане 16 октября 1941-го.
Для еврейских детей Одессы не нашлось места даже на
старом грузовом пароходе «Большевик», который за
неимением «ценных грузов» шел в конце каравана
порожняком.
А ведь нас можно было
еще спасти.
Ну, может быть не всех, не все 40 тысяч.
Может быть 20, 10, может быть только 5 тысяч.
Может быть, можно было спасти одного.
Хотя бы одного ребенка.
Одну детскую душу … Но, нет …
Еврейские дети остались в Одессе.
Мы остались в Одессе – двое детей – пятилетняя
девочка Ролли и десятилетний мальчик Янкале …
 |
 |
БИБЛИОГРАФИЯ
(1) «Нюренбергский Процесс над главными немецкими
военными преступниками». Сборник материалов в семи
томах, Государственное издательство юридической
литературы, М., 1958
(2) «Документы обвиняют», Холокост: свидетельства
Красной Армии. Составитель проф. Ф.Д. Свердлов, М.,
1996
(3) Анатолий Кузнецов «Бабий Яр», «Захаров», М.,
2001
(4) «Бабий Яр». Материалы Киевского землячества под
редакцией Ефрема Бауха. Израиль, 1981
(5) Павел Судоплатов «Разведка и Кремль», ТОО «Гея»,
М., 1996
(6) «Очерки истории российской Внешней разведки», в
шести томах. «Международные отношения», М., 2003
(7) «Киевщина в годы Великой Отечественной войны
-1941-1945». Сборник документов, Киев, 1963
(8) «Документы обвиняют». Сборник документов о
чудовищных зверствах германских властей на временно
захваченных ими советских территориях. Выпуск I,
ОГИЗ – Государственное издательство политической
литературы, М., 1943
(9) Корольков Ю. М. «Операция «Форт»». Изд.
«Советская Россия», М., 1970
предыдущая глава
