«ГОРОД АНТОНЕСКУ»

 

Яков Верховский,
Валентина Тырмос

Послесловие

"Трофеи поражения"

 

«Вседневный страх
есть та же казнь вседневная».
Публий Сир, Римский поэт, I век до н.э.

Транснистрия, март 1944 года

Да, конечно, мы понимаем, что сочетание слов «трофеи поражения» кажется вам странным, ведь обычно военные трофеи достаются победителям и даже являются неким «символом победы».
Но весной 1944-го румынские завоеватели, спасаясь бегством под натиском советских войск, умудрялись утаскивать с собой огромные трофеи, фактически «трофеи поражения».

1944 год стал годом тотального поражения всей гитлеровской своры – годом десяти знаменитых сталинских ударов.
Да, так называли их в советские времена: «сталинские удары».
Теперь их зовут: «стратегические удары».
Но «сталинские» или «не сталинские», значение этих ударов не уменьшается.

В результате первого в январе 1944-го была сломлена блокада Ленинграда, а второй был нанесен в те же самые дни на Украине под Корсунь-Шевченковской. Это был смертельный удар - войска 1-го и 2-го Украинских фронтов, под командованием генералов Ватутина и Конева, окружили Корсунь-Шевченковскую группировку германских армий «Юг» и разгромили ее. Около 20 тысяч немецких солдат и офицеров погибли, порядка 10 тысяч сдались в плен, а остальные обратились в бегство.

Кик писал в эти дни Илья Эренбург, «Дранг нах остен» превратился в «Драп нах вестен».
Гитлеровцы драпали аж до самой Транснистрии и укрылись за Бугом, надеясь там отдохнуть, переформироваться и подготовиться - вы не поверите! - надеясь подготовиться к летнему наступлению.
Считалось, что Буг – это такая непреодолимая водная преграда, которая неминуемо остановит «сорвавшихся с цепи русских».

Разлившийся от весенних паводков Южный Буг действительно представлял серьезное препятствие – ширина его на отдельных участках достигала 3-4 километров, мартовская вода была ледяной, течение быстрым, а гитлеровцы предусмотрительно уничтожили все переправы, взрывая мосты вместе с не успевшими их пересечь своими войсками.

Но, вопреки всем прогнозам, бойцы 2-го Украинского фронта, преодолели эту непреодолимую преграду. В ночь на 15 марта 1944 года они форсировали Южный Буг и к утру были уже на его западном берегу.
Маршал Конев впоследствии вспоминал: «Форсирование реки началось с ходу. Не давая противнику передышки, наши войска на лодках, на плотах, на понтонах приступили к переправе…». (1)

Переправа была успешной: фронт ее захватил более 100 километров, а глубина занятых плацдармов доходила до 30-40 километров, что сразу же представило реальную опасность для сосредоточившихся здесь разрозненных дивизий группы армий «Юг» - 8-й германской армии, под командованием генерала Веллера, и 6-й, под командованием генерала Холлидта.
Войска 2-го Украинского фронта превосходили их по численности и по боевому оснащению в полтора-два раза, а по воле к победе, наверное, в тысячу раз.

Итак, свершилось, советские войска вошли в Транснистрию.
Больно только, что это произошло так поздно, когда нельзя было уже спасти всех тех, для кого эта земля стала Адом, когда все урочища, ямы и противотанковые рвы, в которых упокоились их кости, уже заросли бурьяном…
А в Транснистрии, между тем, идут бои.
И очень странно, что в них не участвуют «хозяева этой земли» - румыны.

Дело заключается в том, что остатки румынской королевской армии – шесть дивизий, порядка 80 тысяч солдат и офицеров, 206 орудий и 12 (!?) – находятся в эти роковые дни на Крымском полуострове и в составе 17-й германской армии «героически» сражаются с полумиллионным 4-м Украинским фронтом, усиленным Черноморским флотом. В этих частях воюет, кстати, Петр Лещенко. Здесь он пишет несколько последних своих песен, отражающих настроение румынских солдат:

В звуках гула, в свисте ветра
Вместо горя – радость.
Мимо смерть прошла с полметра,
Суждено прожить мне малость….

Антонеску правда слезно упрашивает Гитлера «отпустить» румын с полуострова и дать им возможность стать на защиту Транснистрии и Одессы, над которой тоже уже нависла опасность. Но Гитлер и слушать не хочет – требует удерживать Крым любой ценой.

Конец известен.
Крым стал ловушкой, и для румын, и для немцев.
Эвакуация началась слишком поздно – 12 апреля 1944 года, - и не все войска сумели эвакуироваться.
По свидетельству известного германского генерала и военного историка Курта фон Типпельскирх «…большое число разрозненных групп немецких и румынских солдат бежали к Херсонесскому мысу, подступы к которому они обороняли с отчаяньем обреченных, надеясь, что за ними будут присланы суда. Однако их стойкость оказалась напрасной – суда так и не пришли. Переговоры с противником о сдаче положили конец бесполезному ожиданию помощи…». (2)
Общие потери гитлеровских войск на Крымском полуострове составили порядка 100 тысяч человек, около 20 тысяч из них были румыны.

Где-то там, на Крымском полуострове покоится и прах румынского солдата по прозвищу «Вьеру-Канешно», служившего когда-то охранником в тюрьме Одесского Военного Трибунала и подарившего заключенной в этой тюрьме пятилетней еврейской девчонке Ролли маленькую целлулоидную куколку «Папушу – Кукурузинку».

Неожиданная «мгновенная» переправа русских через Южный Буг застала немцев врасплох. Группа армий «Юг», не успевшая оправиться после тяжелых потерь, оказалась рассеченной и вынуждена была отступать к Днестру. Казалось, что вот-вот и вся Транснистрия будет освобождена.
Но этого не случилось.
Весной 1944-го Транснистрия не интересовала Сталина.
Весной 1944-го Сталина интересовала уже … Европа.

По приказу Верховного войска 2-го Украинского фронта не стали освобождать Транснистрию, а повернули на северо-запад, чтобы по кратчайшему пути пройти к существующей с 1939 года Государственной границе Советского Союза.
Через четыре дня, 19 марта 1944-го, был освобожден Могилев-Подольский, 20 марта форсирован Днестр, а 2 апреля бои уже шли «на чужой территории». Ведь именно так нам всегда обещал товарищ Сталин: «малой кровью на чужой территории».
Ну, вот, наконец, и свершилось - бои идут на «чужой территории»!
Государственная граница Советского Союза перейдена!

Это было действительно историческое событие и произошло оно здесь, в Транснистрии – 2 апреля 1944 года.
И вот уже над миром гремит победный голос Левитана:

«Говорит Москва! Го-во-рит Мос-ква! Работают все радиостанции Советского Союза! Советское правительство доводит до сведения, что части Красной Армии, преследуя германские армии и союзные с ними румынские войска, перешли в некоторых участках реку Прут и вступили… на румынскую территорию!
Верховным Главнокомандованием Красной Армии дан приказ советским наступающим частям преследовать врага вплоть до его разгрома и капитуляции.
Вместе с тем Советское правительство заявляет, что оно не преследует цели приобретения какой-либо части румынской территории или изменения существующего общественного строя Румынии и что вступление советских войск в пределы Румынии диктуется исключительно военной необходимостью и продолжающимся сопротивлением войск противника».

Последний абзац этого заявления особенно важен – он адресован союзникам. Теперь, когда «русские побеждают», наши «друзья» американцы и англичане могут испугаться и Бог знает, чего натворить.
Но война ведь еще не закончена и Большая Игра тоже все еще продолжается! (3)

А в Транснистрии, между тем, сложилась какая-то парадоксальная ситуация. Северная часть бывшей Империи Дьявола уже полностью освобождена советскими войсками, в то время, как Юг все еще под властью захватчиков - то ли румын, то ли немцев – теперь это трудно понять.
Да и самих их теперь это уже не занимает.
Теперь единственным желанием всех, находящихся здесь пришельцев и тех, кто имел во время оккупации к ним хоть какое-то отношение, было покинуть это проклятое место.
Убраться отсюда, как можно скорее, пока…
Пока живы…

Все эти годы они были, как сказано, «хозяевами этой земли», были богами.
В их грязных руках была жизнь и смерть сотен тысяч людей.
Убийство еврейских детей в Богдановской Яме казалось им просто рождественским развлечением. Мы помним, как ездил к Богдановской Яме подполковник Исопеску, как любовался он трупами, как фотографировал особо «эффектные экземпляры»…
А вот теперь он боится за свою собственную драгоценную жизнь.
Теперь они все боятся за свою жизнь.
Нужно бежать!
И… началось бегство.

По размытым мартовскими дождями дорогам тянутся обозы немецких колонистов – фольксдойче из Лихтенфельда, Вормса, Ландау, Гросс и Кляйн Либенталь. Именно они, эти фольксдойче, весной 1942-го зверски убили более 30 тысяч евреев Одессы, взрослых и детей, пригнанных сюда из гетто на Слободке:
9 марта 1942 года. Окраина села Жадовка. Расстреляно 772 человека.
10 марта. Село Марьяновка. Расстреляно 800.
13 марта. Село Хулиевка. Расстреляно 650.
И в тот же день, 13 марта, у силосной ямы села Онорьевка еще 400.
И в тот же день, 13 марта, в противотанковых рвах, на окраине села Гуляевка еще 1000. И еще… И еще…

Медленно тянутся обозы…
Свистят кнуты…
Добрые немецкие хозяева, вам как будто бы не пристало так безжалостно нахлестывать своих коняг, - они же не люди, не евреи!
Поверьте, вашим конягам трудно, они едва передвигают ноги, волоча нагруженные еврейским добром телеги. А сзади к этим телегам еще привязаны коровы, а вокруг мельтешат овцы, козы, собаки. Трудно…
Медленно тянутся обозы…
Путь их лежит в Польшу, а далее – везде. Ну, прежде всего, конечно «нах фатерлянд» - в прекрасную Германию, а затем уже, как придется: в Штаты, в Канаду, в Бразилию, в Аргентину.

И не стоит им так волноваться, и не стоит им так безжалостно хлестать своих бедных коняг. Все у них будет хо-ро-шо!
Там, в этих Штатах, в Канаде, в Бразилии и Аргентине, никто никогда не напомнит им о евреях Одессы. Никто никогда не спросит их о заполненной трупами Богдановской Яме и о мерзких противотанковых рвах на окраине села Гуляевка.
Там у них будут красивые светлые дома и хорошо оплачиваемая работа.
Там у них будет даже некая правительственная пенсия или правительственное пособие.
Ну, конечно, правительственное – разве они не заслужили?!
Они проживут долгую счастливую жизнь и у них будут дети, и внуки, и правнуки.
Эти дети, и внуки, и правнуки будут с гордостью называть себя немцами, канадцами, американцами, и с трудом уже смогут выговорить это трудное русское слово: «Гу-ла-эв-ка».
Да и зачем «выговаривать»?
Какое к этому, ко всему, они имеют отношение?

Нет, они конечно слышали о Холокосте, читали и даже изучали по школьным учебникам и экспозициям в музеях, так же как наш случайный знакомый – внук фольксдойче из-под Одессы.
Вы помните, мы уже рассказывали вам н нем – этот «стопроцентный», по его словам, немец, специально для изучения Холокоста приехал по туристской путевке в Будапешт.
Напрасно старался!
Гораздо больше он мог узнать от своего деда, бежавшего из Транснистрии весной 1944-го на одной из таких медленно тянущихся телег.

Медленно тянутся телеги…
Медленно еще и потому, что им приходится часто съезжать на обочину, уступая дорогу несущимся на полной скорости немецким грузовикам.
Это крытые брезентом трехтонные «Опель-Блицы», на которых драпает из Транснистрии знаменитая Зондеркоммандо «Rusland» вместе со своим командиром, бригаденфюрером СС Хорстом Хоффмайером.
Бригаденфюрер мчится во весь опор во главе колонны на своем легковом раскрашенном зеленой краской «Опель-Капитане».
Но далеко «не умчится»!
Как известно, уже через несколько дней, в Румынии, преданные ему подручные зарежут своего слишком уж знаменитого шефа. Это даст им возможность рассредоточиться, добраться до спасительных берегов Южной и Северной Америки и… избежать заслуженного наказания за все совершенные преступления.
Так большая часть немецкого анклава сумела благополучно сбежать.

А что же румыны?
Что там всякие-разные чиновники городских и сельских примарий, полиция, духовенство?
Им всем, наверное, тоже нужно было как можно скорее уносить ноги?
Несомненно! Но их положение было гораздо сложнее, поскольку генерал Потопяну, недавно назначенный военным губернатором Транснистрии, настоятельно требовал «оставаться на местах». Прежде всего для того, чтобы раньше времени «не оголять территорию», а еще - и это, наверное, самое главное! - для того, чтобы «нахапать» и отправить в Румынию максимальное количество «трофеев». Тех самых, уже упомянутых нами, «трофеев поражения».

Нет, конечно, «великие мира сего», такие как достопочтенный префект Голты подполковник Модест Исопеску с красавицей-супругой домной Летицией, конечно, «свалили». А сошки помельче вынуждены были задержаться и, проклиная всех и вся, и Гитлера, и Антонеску, и свою собственную проклятую судьбу, занялись грабежом.

В этом, на первый взгляд, не было ничего необычного.
Общеизвестно, что, захватив любую, самую малую территорию, румынская королевская армия обычно начинала грабеж. Но как-то всегда считалось, что грабеж этот был спонтанным, незапланированным, мелким.
Ну, ворвутся солдаты в дом местных жителей, ну, станут искать там «жидов и бомбы», а за одно уже «стянут» все, что плохо лежит - от серебренных чайных ложечек до двух пожелтелых кусочков сахара-рафинада.
В Одессе это было особенно распространено - румынские солдаты в большинстве своем малограмотные крестьянские парни, были, наверное, в шоке от вида «богатых» одесских квартир, ну и совали в карман, что не попадя, иногда, по незнанию, не обращая внимания на ценные вещи.

Это был действительно мелкий спонтанный грабеж, наиболее часто встречавшийся и поэтому широко известный.
Но параллельно с этим мелким грабежом оккупанты осуществляли и менее известный «Большой грабеж», такой беспардонный, разнузданный и наглый, какого мир еще не знал.
И что совсем уже удивительно и как будто не свойственно румынам, они совершали его в высшей степени организованно в соответствии со специальной инструкцией, носящей название «Наставление румынского генерального штаба о функциях организаций, занимающихся вопросами захвата военных трофеев».

Эта примечательная инструкция была издана 25 июля 1942 года на базе постановления Совета министров румынского государства, принятого еще раньше - 3 декабря 1941 года. (4)
На обложке «Наставления» имеется помета: «Совершенно секретно. Хранить в сейфе. В случае опасности немедленно сжечь».

Это очень важная и необходимая помета, поскольку на самом-то деле «Наставление генерального штаба» представляла собой ни что иное как пособие для воров и мародеров.

Вот, например, как разъясняется здесь техника грабежа художественных ценностей:

«Все произведения искусства следует собрать в строжайшей тайне, не привлекая внимания. Желательно, чтобы картины вывозились вместе с рамами. Если это невозможно, следует вырезать их из рам бритвой и свертывать в трубку…».

Ну, что вы скажете об этом «Румынском спутнике грабителя»?
Но не следует обольщаться, идея создания специальной организации для грабежа принадлежит, конечно, не им, не румынам, а их хозяевам – немцам.

Напомним, что еще перед нападением на Советский Союз, весной 1941-го, Герман Геринг разработал специальную программу тотального грабежа будущих оккупированных территорий, получившую почему-то название - «Зеленая папка».
Первый абзац этой, не имеющей аналогов в истории программы, гласил:

«Согласно приказу фюрера, необходимо принять все меры к немедленному и полному использованию оккупированных областей в интересах Германии». [Материалы Нюренбергского процесса, документ ПС-1748].

«Полное использование оккупированных областей» - «голубая мечта» бесноватого фюрера - неоднократно обсуждалось на самых высших форумах с его участием. Одно из таких совещаний состоялось 16 июля 1941 года в ставке Гитлера «Вольфшанце» и вошло в историю под именем «Совещание о яблочном пироге». (5)
«Яблочным пирогом» Гитлер назвал большевистскую Россию.
Но почему «пирог», да еще «яблочный»?
Откуда взялась такая красочная метафора?
Дело в том, что это совещание проходило не под землей в бетонном бункере фюрера, как обычно, а в наземном деревянном бараке, где помещалась офицерская столовая.
Совещание началось в три часа дня после скромного обеда, завершившегося чашкой эрзац-кофе и ломтикам яблочного пирога - «APFEL- KUCHEN», изготовленного личным поваром фюрера. И вполне естественно, что, когда зашел вопрос об «аппетитных» просторах России, на ум Гитлеру, во рту которого еще оставался волшебный вкус «APFEL-KUCHEN», пришел прежде всего яблочный пирог с корицей.

ИЗ ПРОТОКОЛЬНОЙ ЗАПИСИ БОРМАНА
«Вольфшанце», 16 июля 1941года
«В основном дело сводится к тому, чтобы освоить огромный ПИРОГ, чтобы мы, во-первых, овладели им, во-вторых, управляли, и в-третьих, эксплуатировали…».
[Материалы Нюренбергского процесса, документ Л-221].

Вряд ли, конечно, Антонеску представлял доставшуюся ему «на халяву» Транснистрию в виде немецкого «APFEL-KUCHEN» с корицей. Скорее всего он ассоциировал ее с круглым сладким «малаем» из кукурузной муки. Тем самым «малаем» с изюмом и поджаристой корочкой, маленький треугольник которого был для Ролли и Янкале долгие годы недостижимой мечтой.

«Малай», скажем прямо, не «APFEL-KUCHEN», но это не меняет дела!
Антонеску, также, как Гитлер мечтал выкачать из Транснистрии все возможное.
Как показал на допросе в Москве арестованный органами НКВД губернатор Транснистрии Алексяну, именно Антонеску, инструктируя его в 1941-м перед выездом на оккупированную территорию, требовал «обратить особое внимание на необходимость захвата трофеев».

Пребывание на Лубянке, как видно, оказалось весьма «полезным» для профессора, поскольку он просил занести в протокол, что «возмущен незаконными требованиями Антонеску», и даже обзывал своего бывшего патрона «преступником и главным виновником грабежа оккупированных территорий».

По словам Алексяну, подтвержденным впоследствии статистическими данными, за время его пребывания на посту губернатора Транснистрии, с сентября 1941-го по январь 1944-го, было вывезено в Румынию и передано немецким и итальянским союзникам сотни тысяч голов скота и птицы, десятки вагонов зерна, овощей, шерсти и кожи, десятки машинно-тракторных станций с комбайнами, тракторами, сеялкам, веялками, и так далее, и тому подобное.

Трофеи, вывезенные губернатором из Одессы, были еще «похлеще».
Создается впечатление, что еще в первый свой приезд в Одессу, 3 ноября 1941-го, проезжая по Николаевскому бульвару, он уже видел все богатства этого сказочного города, включая Бульварную лестницу, в Бухаресте.
Грабеж продолжался день за днем, фактически, непрерывно. Но самым разнузданным он стал, конечно, «после Сталинграда».

Мы уже говорили о книгах, картинах и нотах, о театральных костюмах и декорациях, о музыкальных инструментах и медицинском оборудовании, о бесценных коллекциях музеев, о троллейбусах и трамваях и даже о вырванных из брусчатки мостовых трамвайных рельсах.
К этому нужно еще добавить завод шампанских вин, фабрику рыбных консервов, имущество городского почтамта…
К этому нужно еще добавить мраморные надгробья с еврейского кладбища и двух несчастных мраморных львов, украшавших Дюковский сад…

Но в марте 1944-го ничего «существенного» в городе, как видно, уже не было, и посему тащили уже все подряд: одежду, обувь, кухонную посуду. По селам Транснистрии собирали лопаты, вилы и даже - вы не поверите! - скоропортящиеся продукты: мясо, рыбу, сливочное масло, брынзу, куриные яйца. Все эти «трофеи» упаковывались и загружались в санитарные вагоны - вместо раненных румынских солдат, которых в последнее время было особенно много. Но жизнь солдат, как известно, никогда не тревожила властителей – ни фюреров, ни дуче, ни кондукаторов, ни вождей…
А санитарные поезда с огромными красными крестами на крышах были порукой тому, что «трофеи» не будут подвергнуты бомбежке и благополучно прибудут в Бухарест.
И «трофеи», действительно, прибыли в полной сохранности.

Ну, и черт с ними, с этими «трофеями»!
Самое ужасное, что в эти последние дни румыны стали угонять молодежь!
Все годы оккупации румыны, уверенные в том, что Транснистрия, вкупе со своей столицей – будущим «Городом Антонеску», неотъемлемая часть Великой Румынии, не имели никаких причин угонять местное население.
И даже, наоборот, занимались так называемой «румынизацией» - заставляли студентов и школьников изучать румынский язык, меняли названия улиц, предоставляли всяческие льготы коллаборационистам.

В отличие от румын, немцы с первого дня оккупации практиковали угон.
Вначале это делалась с целью доставки в Германию рабочей силы – молодые здоровые мужчины и женщины оккупированных территорий были идеальной, фактически, рабской рабочей силой. Мужчины использовались на военных заводах и в сельском хозяйстве, а женщины становились прислугами или проститутками.
В Германии всех их стали называть «Остарбайтеры» - восточные рабочие.
Этот термин, кстати, придумал не кто иной, как Геринг – автор еще одного чудовищного термина: «ЕNDLOSUNG» - «Окончательное решение».

Большая часть остарбайтеров были украинцами, меньшая – белорусами, русскими и даже татарами. Евреев средь них не было, просто потому что их просто не должно было быть средь живых.

Кампания по угону остарбайтеров была запущена в январе 1942 года и на первых порах проводилась как будто бы на добровольных началах. На улицах оккупированных городов и сел были расклеены красочные плакаты, зазывавшие молодежь в «прекрасную Германию» и обещавшие там «сладкую жизнь».
Первый поезд с добровольцами ушел из Киева. 28 января 1942 года.

Но там, в этой «прекрасной Германии», сразу стало понятно о какой-такой «сладкой жизни» шла речь. Поток добровольцев, естественно, иссяк, и немцы стали прибегать к насильственному угону – буквально ловили на улицах и под прицелом автоматов загоняли в грузовики.
Этот метод оказался достаточно эффективным и до весны 1944-го в Германию было угнано свыше пяти миллионов человек.
Но весной 1944 года цели гитлеровцев изменились и все стало значительно хуже.
Теперь речь об остарбайтерах уже не шла.

Нет, конечно, восточные рабы все еще были нужны Германии и, может быть, даже больше, чем раньше, но самым важным теперь стало депортировать максимальное количество местного населения и не дать возможности русским после захвата территорий использовать это население в своих целях.

А еще, и в этом, наверное, заключалась для Гитлера особая «изюминка» - такая массовая депортация должна была в конце концов привести к полному уничтожению славянской расы.
Подчеркиваем: славянской, а не еврейской, поскольку еврейская раса, с его точки зрения, была уже уничтожена.
Условия депортации стали гораздо более жесткими, а возрастные рамки расширились - теперь вместе с юношами угоняли детей, вначале 12-летних, а затем и 10-летних.

В марте 1944-го кошмар депортации докатился и до Транснистрии.
Германский посол в Бухаресте Манфред фон Киллингер требовал от Антонеску немедленно - слышите немедленно! - пока еще есть возможность, угнать из южной части Транснистрии всю молодежь, начиная с десяти лет.

Но Антонеску его уже «не слышал» и, если сказать правду, то в эти дни угон молодежи в Германию его по меньшей мере «не вдохновлял». «Красная Собака» все еще надеялся на то, что «влиятельные жиды» из Нью-Йорка и Москвы смогут ему как-то помочь и в связи с этим даже приказал еврейской общине Бухареста направить своих представителей в Тирасполь и Балту, чтобы спасти оставшихся в живых евреев.

Из гетто Балты, действительно, удалось вывезти 2.518 человек, в большинстве своем депортированных из Бессарабии, а вот в гетто Тирасполя не нашлось ни одного живого еврея.
Как известно, Тирасполь какое-то время считался столицей Транснистрии.
Но и после того, как столицей стала Одесса, в Тирасполе оставалась еще какая-то часть властных структур и подолгу живал губернатор Алексяну, который, видимо, чувствовал себя здесь в большей безопасности.
Так что здесь все годы оккупации в Тирасполе сохранялся какой-то «флер» такой, скажем, «малой столицы». А в столице, в большой или в малой, жидов, как вы понимаете, быть не должно!

Всех евреев Тирасполя после захвата города сразу же заключили в гетто. Но этого, видимо, было недостаточно – еврейское гетто, со всей, присущей ему спецификой, портило реноме столицы. И уже в сентябре 1941-го евреев начали партиями выводить на берег Днестра и там расстреливать.

В ноябре 1941-го большая группа евреев, 1.500 человек – взрослых и детей, - была почему-то расстреляна не у Днепра, а в глиняном карьере неподалеку от села Колкотовая Балка. Того самого села, в котором в январе 1942-го оказался Янкале с мамой и бабушкой. Они, как вы, наверное, помните, бежали от ужасов Одессы, чтобы укрыться здесь, на Колкотовой Балке.
И действительно укрылись…
Но, как им это удалось, один Б-г знает…

После освобождения Транснистрии, осенью 1944 года, сюда прибыла из Одессы специально созданная «Комиссия по расследованию злодеяний немецко-румынских захватчиков», во главе с легендарным Первым секретарем одесского обкома партии товарищем Колыбановым.

Комиссии удалось раскопать карьер Колкотовой Балки и установить число расстрелянных там евреев, удалось установить также, что в последние дни перед отступлением немцы расстреляли еще 1000 евреев-мужчин, содержавшихся почему-то в Тираспольской тюрьме, а вот в Тираспольском гетто комиссия не нашла ни-че-го!
Никаких следов евреев.
Древний Днестр надежно скрыл в своих темных водах все преступления румынских варваров.

Так что, нужно прямо сказать, «добрые» намерения Антонеску повернуть колесо истории и возвратить сотни тысяч депортированных им евреев в Румынию, несколько «запоздали» – с юга Транснистрии вернулись всего 2.518 человек, да еще до этого с севера были доставлены в Яссы 1846 еврейских сирот – всего 4364 человека. Жалкий итог!

Но зато приказ Антонеску на депортацию молодежи власти Транснистри, видимо, так и не получили. Правда, это уже не имело значения – настоящим хозяином там была уже германская армия и немцы требовали от румынской полиции немедленно начать угон.

Румыны, занятые в эти дни только тем, как унести ноги, вынуждены были подчиниться.
По непроверенным данным весной 1944-го из Транснистрии в Румынию и Германию было угнано более 56 тысяч человек. [Партийный архив одесского обкома КП Украины, ф.11, оп.16, д. 13, л. 12-28].

Но процедура была нелегкой.
Особенно сложно обстояло дело с детьми 10-13 лет.
Поди-ка поищи в общем балагане этих байстрюков-беспризорников, когда и к школам они не приписаны и удостоверений личности не имеют!?
Так вот и случилось, и произошло, что для угона детей полиция Тирасполя вынуждена была провести регистрацию и снабдить каждого из них, вне зависимости от возраста, неким удостоверением личности.

Одним из мальчишек, получивших такое удостоверение личности, был 13-летний Янкале – Яшка Лукован.
С этим удостоверением он должен был отправиться в Германию и влиться в счастливую семью рабочих Великого германского рейха.

В тот самый день, 15 марта 1944 года, когда войска 2-го Украинского фронта, под командованием генерала Конева, форсировали Южный Буг и ворвались в Транснистрию, Янкале вместе со своей мамой Фаничкой явились по повестке в Центральную полицию Тирасполя для получения удостоверения личности.
У входа в полицию толпился народ - мужики, бабы, мальчишки…
Все малолетки – от 10 до 14 лет.
С некоторыми из них Янкале был даже знаком – шастали вместе по Тираспольскому базару.

Под грозным оком часового у входа в полицию, люди пытаются сохранять спокойствие, и если какая-нибудь из баб, не выдержав напряжения, начинает голосить: «Та шо воны до моей дытыны прычыпылыся? Шо им моя дытына зробыла?».
В принципе, все прекрасно понимают, что происходит: фронт приближается - детей со дня на день могут оторвать от семьи и угнать в Германию. По слухам, из Гайворона уже угнали 1.300 человек, из Кривого Озера около 200 и из одесской Крыжановки тоже 200.

Но Янкале? Почему он здесь?
В Германию угоняют только местную молодежь – украинцев, русских.
А он-то еврей!
Евреев в Германию не угоняют. Им не положено. Они остаются здесь – в Богдановской Яме, в противотанковых рвах Гуляевки или в другом, таком же «удобном», месте.
Вот в том-то и дело, что для румынской полиции Янкале не еврей – он русский мальчишка Яшка Лукован!
Потому-то его и вызвали по повестке в полицию для получения удостоверения личности.
Это уникальный случай!

Вряд ли еще один еврейский мальчишка «удостоился» получить такое удостоверение. Яков хранил его многие годы до самого своего приезда в Израиль. И тут уникальность удостоверения сыграла с ним злую шутку.

Судьбой людей, переживших Катастрофу, занималась в тогда, да и сейчас занимается, Международная еврейская организация, известная как «Claims Conference». Туда и представил Яков свое удостоверение.
При виде его, эксперт, принимавший документы, - а им был в те дни известный историк Жан Анчел! - удивился и весьма жестко отреагировал: «Где вы взяли этот документ?».
Яков обиделся: «Что значит «взял»? Я получил его в полиции Тирасполя!».
«Таких документов не было! Не существовало!», - отрезал Анчел без тени сомнения.
И был абсолютно прав!
Такой документ он, действительно, видел впервые, поскольку пережившие катастрофу евреи обычно ему предъявляли лишь справки о пребывании в различных гетто.
А тут какое-то невероятное удостоверение, выданное румынской полицией 13-летнему еврейскому мальчишке!?
Для проверки подлинности удостоверения была проведена специальная дактилоскопическая экспертиза. С удостоверения сняли копию и предложили Якову оставить на ней свои отпечатки пальцев рядом с теми, которые под личиной Яшки Лукована он оставил когда-то в полиции Тирасполя.

Копия румынского удос-товерения с двумя группами отпечатков пальцев. Меньшие принадлежат 13-летнему Яшке Луковану. Большие – Якову Верховскому. Израиль, сентябрь 1993 года

Чудеса природы: папиллярные линии на кончиках пальцев каждого человека имеют свой неповторимый узор и… не изменяются с возрастом.
Дактилоскопическая экспертиза со всей определенностью подтвердила, что Яшка Лукован и Яков Верховский – это одно и то же лицо.
Уважаемому эксперту пришлось признать свою ошибку и извиниться за некорректное поведение. А уникальное удостоверение было возвращено владельцу и заняло почетное место среди самых дорогих его реликвий.

Нумиле «Лукован»
Рассказ Яшки Лукована

Тирасполь, 15 марта 1944 года
880 дней и ночей под страхом смерти.

Я держу в руках пожелтевший от времени документ. Ему более 70 лет!
Это удостоверение – «IDENTITATE», которое я получил при регистрации в полиции города Тирасполя во время оккупации.
Дату едва можно прочитать: «13/Ш – 194… год» - последняя цифра на изгибе листа почти стерлась. Но несомненно это 1944 год.
Печатный текст и моя фотография сохранились.
Названия граф - на румынском и русском языках. Графы заполнены от руки фиолетовыми чернилами. Со временем чернила выцвели. Хорошо, что я успел еще сделать фотокопию.

Когда пришла повестка на мое имя с требованием явиться в полицию, мы с мамой не знали о причине этого странного вызова и очень испугались.
Ведь я был еще совсем ребенком - зачем же меня вызывают в полицию?
Может быть, нас узнали и донесли?
Так что же, снова бежать, как мы уже много раз бежали?

Мы были настолько напуганы, что не знали, как поступить.
Мы всегда жили под страхом разоблачения, под страхом смерти.
Кто знает, откуда на этот раз может прийти опасность? Ходили слухи, что молодежь отправляют в Германию…
Если я явлюсь в полицию, то меня оттуда могут и не выпустить.
Тогда, может быть, не идти?

Всю ночь мы не спали. Наутро решили, что в полицию я пойду, но не один, а с мамой…
Маме приказывают остаться в коридоре, и в кабинет я вхожу один.
Вот я стою в большой комнате, перед столом, за которым сидит румынский офицер. На столе, кроме бумаг, плетка с толстой рукояткой. Я уже видел такие кожаные плетки у офицеров на базаре. Этими плетками они щелкали по голенищам своих начищенных сапог.

Офицер чем-то занят, молчит и меня как будто не замечает.
Проходит минута, другая…
Мне становится страшно. Перед глазами все плывет. Чувствую, как под рубашкой пот стекает по спине.
Офицер, наверное, забыл обо мне. Он что-то пишет на листке, лежащей перед ним бумаги.
Из оцепенения меня выводит голос: «Нумиле?».

Я не сразу понимаю, чего от меня хотят.
А, это он, кажется, спрашивают мою фамилию, и я, вместо своей настоящей фамилии «Верховский», говорю: «Лукован».
«Лукован» - это же теперь моя фамилия, та самая, которую мама требовала от меня хорошо запомнить.
«Пронумиле?», - это он спрашивает мое имя.
И я отвечаю: «Яшка».
Мое имя, Яков, осталось прежним - мама почему-то его не изменила.
Ну, вот, я назвал офицеру свою фамилию, назвал свое имя.
Что же еще ему от меня нужно?

Страх все больше охватывает меня.
Но нельзя показывать, что я его боюсь.
«Рус?», - доносится до меня.
Вначале я киваю головой. а затем, старательно нажимая на букву «р», произношу: «Р-р-рус!». Эту чертову букву «р» я долго учился выговаривать. Много раз, еще до войны в Одессе, мальчишки дразнили меня: «Янкель, скажи, кукур-р-ру-за!».
Тех, кто не выговаривал букву «р», передразнивали, презирали, обзывали обидными кличками «жид пархатый» и другими обидными словами.

Но сейчас, от того, как я произнесу эту букву, зависит моя жизнь.
От того, как я произнесу эту букву будет ясно русский я или еврей.
Правда еще легче проверить, «рус» я или еврей - это приказать мне опустить штаны. И тогда уже никакое правильное произношение мне не поможет, тогда уже меня ждет верная смерть. Об этом «свидетельстве» моего еврейства я всегда помнил и всегда боялся, что кто-нибудь его случайно увидит. Офицер, между тем, продолжает что-то писать.
Когда, наконец, все это кончится?

В это время в кабинет входит солдат и кладет на стол офицера какой-то пакет. Взглянув на пакет, офицер подписывает лежавший перед ним листок, отодвигает его на край стола и приказывает мне взять его.

Оригинал румынского удостоверения личности Тирасполь, 15 марта 1944 года. Личный архив авторов

ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК 30 - ТИРАСПОЛЬ
№ 243689 13/Ш - I94 . . .

УДОСТОВЕРЕНИЕ ЛИЧНОСТИ /временное/

Фамилия …. Лукован
Имя …. Яков
Профессия …. ученик ПРИМЕТЫ
Национальность …. рус. Рост …. высокий
Дата рождения …. 1930 Цвет волос …. каштан
Место рождения …. Одесса Цвет глаз …. голубой
Место жительства …. Тирасполь Особые приметы …. нет
Оттиски пальцев
Шеф 30 Полицейского Участка
Звание Подпись

Это - мое удостоверение.
Не помню, как оно оказалось у меня в руках.
Не помню, как поставил я на него отпечатки своих пальцев.
Не помню, как выскочил из полиции.

Библиография

1. Конев И. С., «Записки командующего фронтом», Воениздат, М., 1991
2. Курт фон Типпельскирх, «История Второй Мировой войны», АСТ, М., 1998
3. Яков Верховский, Валентина Тырмос, «Сталин. Тайный сценарий начала войны», ОЛМА-ПРЕСС, М., 2005
4. Jean Ancel, «TRANSNISTRIA» , Bucresti, 1998
5. Яков Верховский, Валентина Тырмос, «Жизнь, поставленная на перфо-карту», Израиль, 2009