Мои воспоминания о войне
Анна Вайнштейн
Июнь 1941. Летние каникулы. Я нахожусь в
пионерском лагере.
И вдруг, как гром среди ясного неба... Война началась неожиданно для
всех нас, на наш город - Могилев-Подольский посыпались бомбы. Все
готовились к эвакуации.
На тот момент наша семья была небольшая: мама Фира, сестра
Рита 4-х лет, родители мамы - бабушка Фейга и дедушка Залман и я (12
лет). Брат Натан после окончания школы пошел добровольцем в Красную
Армию, а наш папа был репрессирован в 1939г.
Райпотребсоюз, где мама работала бухгалтером, предоставил
нам машину, по дороге нас много раз бомбили. Вскоре нашу машину забрали
и все ехавшие на ней люди разбрелись кто куда. А мы каким-то образом
добрели до г. Томашполь и несколько дней жили там в одной еврейской
семье. Но наш "отдых" недолго продолжался. В одну из ночей Красная Армия
покинула город и на рассвете в него вступили немцы.
Никогда не забуду это утро, когда под звуки духового
оркестра немцы прошагали по главной улице, а украинское население
встречало их хлебом и солью на белых рушниках. Мы стояли в стороне и
одна мысль нас одолевала: "Что с нами будет?".
Прошло два дня и мы решили возвратиться в наш
Могилев-Подольский. Через день мы уже шагали в сторону дома через
местечко Боровка. Там мы остановились на пару дней и до нас дошли
страшные слухи о том, что немцы уничтожают евреев. Недалеко от Боровки
находится местечко Чернивцы и перед тем, как продолжать путь в
Могилев-Подольский, мы решили туда зайти. Но мама хотела сама убедиться
в том, что в Чернивцах спокойно и отправилась туда вместе с дедушкой.
Они ушли на рассвете и обещали в тот же день вернуться.
Все еще спали и летнее солнце не пекло так сильно. Вдруг
это мирное утро огласили страшные крики соседей и команды на немецком
языке. В наш дом также ворвались гестаповцы с автоматами. Они кричали:
"Выходите, паршивые евреи!" Бабушка Фейга, моя сестренка и я вышли из
дома и были направлены к бывшему сельсовету. Когда мы туда пришли, там
было немного людей, но постепенно люди прибывали и прибывали, а местные
мальчишки вносили в здание сельсовета лопаты.
Наивные евреи говорили, что лопаты нужны для работы в поле,
но наша мудрая бабушка поняла это по-своему. Она сказала, что надо
отсюда выбираться. Но как? Здание было окружено высоким каменным
забором, а на воротах стояли украинские полицаи, а украинские дети все
несли и несли лопаты....
Бабушка обошла здание с обратной стороны и обнаружила там
низкое место в заборе. Сначала она подсадила на забор меня, это далось
ей нелегко: я боялась спрыгнуть на другую сторону. Потом подсадила Риту
и я ее приняла, а затем кое-как перелезла сама... И мы ползком стали
пробираться сквозь бурьян и всякий мусор к дороге. Но как только мы
вышли на дорогу, украинские жители предупредили нас, чтобы мы прятались
- немцы рыщут везде в поисках евреев. Тогда еще никто не предполагал, что они
собираются делать с евреями.
Мы пробирались подальше от глаз - через кукурузное поле,
небольшой лес. Маленькая Рита устала и мы несли ее на руках. Она
плакала, хотела пить, есть. Одна крестьянка сжалилась над нами и вынесла
нам кусок хлеба и кружку молока.
К вечеру мы добрались до Чернивцов, но когда нашли дом, где
должны были находиться мама и дедушка, оказалось, что мама ушла за нами
в эту проклятую Боровку. Мы были в шоке и посчитали маму погибшей - уже
ходили слухи, что в Боровке убили всех евреев. Мы были уверены, что мама
угодила в это логово и погибла. Но Б-г распорядился иначе...
Мама почти уже дошла до Боровки, но ее встретили крестьяне
и предупредили, чтоб туда она не ходила. Она, конечно, ослушалась и
продолжала идти дальше. Вблизи Боровки ее остановили душераздирающие
крики. Она залегла в кукурузе и слышала выстрелы, она поняла - там
убивают людей. Она хотела бежать к нам, но не могла подняться. Так она
долго просидела в кукурузе, обдумывая, как покончить с собой. Но
какой-то голос подсказывал ей, чтобы она не торопилась - может
оказаться, что мы живы...
Когда стемнело, она побрела обратно в Чернивцы. Как нашла
дорогу, она не помнила. И когда взойдя на порог дома, она увидела нас,
она упала в обморок и мы ее еле откачали. Но это было только начало
наших мытарств во время оккупации, а затем - еще 2 года и 9 месяцев
оккупации в Могилев-Подольском.
Нас будто берег ангел- хранитель. Людей забирали в лагеря смерти, а нам
удавалось их избежать. Мы голодали и болели разными болезнями, в том
числе тифом, но выздоравливали без единой таблетки. Может быть потому,
что наша религиозная бабушка день и ночь молилась за нас?
Холодной дождливой осенью 41-го мы вернулись в родной
город, из которого бежали под грохот артиллерии и бомбовых ударов. Это
было ужасно, но еще хуже было вернуться в город, оккупированный немцами
и румынами. Когда мы уходили из своего дома, с собой взяли только самые
необходимые вещи, а вернулись в дом, полный разбитого стекла, поломанной
мебели, перьев и каких-то тряпок. Все было разграблено, а то, что не
смогли вынести, разбили, разорвали, уничтожили. Впрочем, такой же погром
был учинен во всех еврейских домах. На меня, двенадцатилетнюю, эта
картина произвела ужасное впечатление, и она преследует меня всю жизнь.
Но самое страшное ждало нас впереди.
Когда мы почистили и убрали квартиру и кое-как устроились
на ночлег, начался сильный ливень и вода в Днестре стала прибывать.
Через день-два почти весь город был залит, кроме небольшого островка в
центре (Красная площадь). Весь народ кинулся спасаться к этому месту. Но
оказалось, что и на окраине города на небольших возвышенностях нет воды
и там осталось несколько незатопленных больших домов. Туда мы со всеми и
побежали. Не буду рассказывать, как пережили следующие несколько дней.
Вокруг нас было море. Помню, как люди спали на полу и комнаты
были забиты людьми до отказа. Взрослые вообще не ели, все отдавали
детям.
Когда вода спала, мы вернулись в наш дом - он был разрушен
наводнением. Мы нашли другую квартиру, в которой уже жили такие же
бездомные, как и мы. В двух маленьких комнатах жили 10-12 человек, как
одна семья.
Надо было добывать средства к жизни. Мама ходила на базар,
покупала какие-то старые вещи, перешивала их на детскую одежду и
продавала на той же толкучке. Каждый день она приносила нам что-то
поесть. Без нее мы бы умерли с голоду. Бабушка готовила еду, а дедушка
молился, да и бабушка вместе с ним. Это было ужасное время, годы голода,
холода, болезней, опасностей - нас несколько раз чуть не угнали в лагерь
смерти "Печера", но удавалось спасаться. Больше мне не хочется
вспоминать те горести и муки, которые вынесли мы во время оккупации.
--*--
Сегодня мы с сестрой Ритой сидим и вспоминаем войну, нашу
маму, бабушку, которой мы обязаны своим спасением, и Красную Армию -
нашу освободительницу. 19 марта 44-го, когда мы увидели наших
солдат, остается для меня самым счастливым днем жизни.
|