Нет повести печальнее на свете,
Чем повесть о Ромео и Джульетте.
В. Шекспир
Кто такие «Ромео и Джульетта» – всемирно известные герои одноименной трагедии гениального В. Шекспира, я уверена, нет необходимости объяснять. А Транснистрия – это захваченная фашистами территория между реками Днестр и Южный Буг, включавшая юго-запад Украины и восточную часть Молдавии. Часть этой территории по немецко-румынскому договору Румыния по мере оккупации должна была получить в будущем на вечное пользование. Но при одном условии, а именно: как только Бессарабия и Северная Буковина будут «освобождены», Румыния получит их «назад» и поможет Гитлеру ликвидировать живущих на той территории «жидов» путем изгнания, депортации и переселения их в гетто и лагеря. Таким образом, на территории Транснистрии появилось около 200 гетто, которыми руководили румынские оккупанты, и лагеря, где командовали немцы. Гетто Бершадь, где впоследствии мы провели три года, было одно из трех крупнейших гетто на территории бывшей Восточной Украины, куда мы попали, пережив «марш смерти» из Мэркулешты.
Дорина, моя старшая сестра, которую с раннего детства прозвали «сорвиголова», свою семнадцатую годовщину праздновала «на ходу» во время гонения. Красивая блондинка с голубыми глазами даже в тех условиях привлекала к себе внимание. Не удивительно, что уже появился Суня, «друг», который от нее не отходил. С ним во главе по инициативе папы Дорина собрала «молодежную бригаду» помощи старикам, инвалидам и беременным женщинам, спасая их от смерти, поскольку в отстающих от колонны солдаты стреляли на ходу.
Суня каким-то образом узнал, что день рождения Дорины 16 октября. Накануне ее дня рождения наша колонна проходила мимо одного из сел. И там, после нескольких неудачных попыток, Суне удалось поймать буханку свежеиспеченного хлеба, которую одна из сердобольных украинских женщин бросила в толпу.
Эту буханку Суня спрятал и преподнес Дорине в день ее 17-летия с поцелуем и со словами: «Поздравляю тебя, любимая!». Растроганная до глубины души полученным поцелуем, она тут же вернула Суне свой поцелуй. Так начался первый в ее жизни роман.
Разделив буханку на небольшие кусочки, она стала раздавать их окружающим, говоря со слезами на глазах: «Мне сегодня 17 лет». И, не выдержав, расплакалась. Поздравления поступали со всех сторон. Куда делась моя «сорвиголова»?
В результате постоянного контакта с немощными людьми Дорина заболела брюшным тифом. Это заставило нас «оторваться» от колонны. Ее связь с Суней прервалась, а мы оказались в гетто Бершадь При побеге к нам присоединилась пара молодоженов, для которых «марш смерти» был их «свадебным путешествием». Звали их Золи и Гина, с ними мы стали жить одной семьей. От Дорины заразились и слегли без сознания мы все (кроме папы), а переболев, поднимались один за другим в течение четырех месяцев. По рекомендации врача, которого папа нашел и привел к нам, папа в первую очередь всех обстриг, а затем ухаживал за нами. Мама пришла в себя последняя, но на второй день тут же умерла. Ей было всего 42 года.
Дорина пролежала в очень тяжелом состоянии два месяца, но очнулась неузнаваемой – куда делась ее красота? Была она почти лысая, кожа да кости и передвигалась с трудом при помощи палок, «сконструированных» для нее папой. Казалось, об «амуре» речи быть не могло. Но… не у Дорины: она влюбила в себя своего ровесника Яшу – пасынка нашего «хозяина», проживавшего в доме над нами (мы жили в его бывшем свинарнике). Когда и как это произошло – непостижимо: он знал только идиш и украинский, а она только румынский и французский! И все-таки чудо свершилось: они полюбили друг друга так, как можно любить только в 17 лет, но никто об этом не знал, пока при очередной облаве не схватили Яшу.
До того забрали и увезли Золи, так что мы к этому начали привыкать. Но не Дорина! Больше всех переживала она, но никого это не удивляло: Дорина была очень чувствительная и добрая по натуре девушка. Удивило нас ее исчезновение спустя несколько дней. Мы с папой искали ее повсюду, но след пропал, и мы решили, что ее тоже схватили и куда-то увезли, и не переставали оплакивать ее. (Мамы уже не было.) К тому времени Дорина уже обходилась без палок и иногда выходила «на свет» из нашей полутемной дыры.
Не помню, сколько дней прошло, как вдруг вечером кто-то к нам постучался. Мы были уверены, что это какой-то нуждающийся человек, который искал пищу.
Каково было мое удивление, когда, открыв двери, я увидела свою улыбающуюся сестру, рядом с которой стоял не кто иной, как Яша. Я окаменела, а Дорина, отодвинув меня в сторону, произнесла: «Дай пройти!» Переступив через порог, держа Яшу за руку, Дорина бросилась папе на шею и виноватым голосом произнесла: «Прости». Ничего не спрашивая, папа тут же обнял ее, прижал к своей груди и со слезами на глазах еле слышно произнес: «Слава Богу!» А я, поцеловав обоих, побежала к «хозяевам» сообщить, что их сын вернулся.
О том, что и как произошло, никто не спрашивал: это было не важно. Важно было то, что они оба были живы и опять с нами. Лишь позже, после того как я их накормила и напоила чаем без сахара, когда все немного успокоились, заговорила Дорина. Я за все время рта не открыла. Если бы речь шла не о моей «сорвиголове», поверить ее рассказу было бы совершенно невозможно. А рассказ был такой.
Решив во что бы то ни стало найти Яшу, она выбралась из гетто и пустилась в розыски. Куда она шла, она не знала, украинский язык не знала, как она попала к тому месту, где на железной дороге работали угнанные из гетто мужчины, объяснить она не могла. По ее словам, она шла «куда глаза глядят». Однако факт остается фактом: она не только увидела места работы угнанных узников, но и заметила Яшу среди них, это было главное. Найти общий язык с румынским солдатом, который «командовал парадом», также для нее не составляло проблемы. С ней и камни заговорили бы! «Обработка» солдата длилась пару дней. И все-таки она победила! Ночью третьего дня Дорина вдруг увидела Яшу, шагающего впереди с поднятыми руками, за которым с направленной на него винтовкой шагал «знакомый» Дорине солдат. Боясь, что солдат выстрелит и убьет Яшу у нее на глазах, она окаменела, ни двигаться, ни заговорить не могла, а приблизившийся к ней солдат по-румынски сказал ей: «Забирай свое сокровище! Скажи своему дуралею, что он свободен и может уйти с тобой. Что ты в нем нашла, я не знаю, – он настоящий идиот!»
Поцеловав солдата, Дорина бросилась к Яше, схватила его за руку и скомандовала: «Пошли!» Никакой реакции: запуганный Яша уйти с ней отказался. Сцена разворачивалась без слов: у нее не было общего с ним языка. Солдат и Дорина в недоумении смотрели друг на друга, пока Дорина не схватила Яшу за руку и изо всех сил не потянула его за собой, на ходу поблагодарив солдата.
Мы с папой и Гиной слушали рассказ Дорины затаив дыхание. Только когда она умолкла, папа перевел услышанное на украинский язык семье Яши, и тогда все, оживившись и без дополнительных расспросов, стали целовать сначала их, а потом и друг друга. Счастье было такое, будто все мы получили свободу. Оказалось, что бывают моменты, когда попасть опять в гетто – это счастье!
И, действительно, все мы на минуту забыли, где мы находимся, счастью нашему не было конца, как вдруг Дорина вдруг опять заговорила.
– Можете нас поздравить, – сказала она, – мы с Яшей муж и жена!
Это была «бомба». Прошло несколько минут молчания, пока папа смог заговорить:
– Повтори сказанное, я не верю своим ушам.
Улыбаясь, Дорина повторила слово в слово и добавила:
– Так поздравьте же нас!
Вместо того чтобы поздравить, папа подошел к Дорине и отпустил пощечину, а обращаясь к родителям Яши, на идиш сказал:
– Можете ударить своего ублюдка тоже: они, оказывается, у нас под носом стали мужем и женой.
Ничего не сказав, Бася, мачеха Яши, подошла к нему, дала оплеуху и сказала:
– Этому не бывать! Марш домой!
Они ушли, а мы, «спустившись на землю», забыли о своем счастье. Наступили долгие дни бесед, просьб, угроз. Ни мы с папой, ни Бася никак не могли понять, как и где это произошло, и мы согласились с Басей, что этому не бывать!
С одной стороны – красивая умная интеллигентная гимназистка, а с другой – безграмотный сирота, ученик сапожника. Переварить это, казалось, невозможно, пока Дорина не заявила, что она беременна. Это была вторая «бомба», и я, уже перестав беспокоиться о Дорине, стала бояться за папу: я боялась инфаркта. Но, закаленный судьбой человек, папа пережил этот удар тоже и, уговорив Басю, нашел бывшего раввина, который «обвенчал» их. Не помню, чтобы в конце церемонии кто-то сказал: «Мазаль тов!» (Поздравляю).
Так или иначе бракосочетание состоялось, но они продолжали жить каждый в своей семье, ожидая рождения безвинного младенца, которого никто не хотел. Вероятно, он это почувствовал, потому что на свет появился мертвым. Ребенка не было, и да простит меня Бог, я облегченно вздохнула: не могла себе представить, что мы будем с ним делать в условиях гетто, и, если он даже выживет, каким он будет вообще.
Ребенка не было, но они остались супругами, и так до конца жизни!
Напомнил мне эти события недавно полученный мною телефонный звонок из Львова (Украина). Позвонила мне незнакомая женщина, которая, даже не представившись, начала с того, что, прочитав мою книгу «Исповедь», она считает, что ее дедушка со стороны матери – тот самый румынский солдат, который выпустил Яшу на свободу.
– Он часто, – продолжала она, – рассказывая о своей службе в армии, а во время Второй мировой войны он стал пацифистом, с восторгом отзывался о вашей сестре. Не зная ее имени, он назвал ее Джульеттой, а свой рассказ о них – «Ромео и Джульетта из Транснистрии». Его рассказ полностью совпадает с описанным вами случаем. Я его внучка, а моя мама – плод его любви к моей бабушке, которая, влюбившись в него, спрятала его в подвале родительского дома во время отступления. Поженились они сразу после освобождения.
Растроганная до слез, я сказала:
– Благодарю вас, милая моя, за телефонный звонок. Не думаю, что в то время было много таких случаев. Если бы речь шла не о моей Дорине-«сорвиголове», выслушав такой рассказ, я бы с трудом в него поверила. В то время поступок моей сестры был на грани сумасбродства, а поступок вашего дедушки просто героический. Им обоим грозила смерть.
Мне бы очень хотелось поговорить с вашим дедушкой и выразить ему не только свою благодарность, но и восхищение, он настоящий герой. Надеюсь, он еще жив?
– К сожалению, он давно умер, – ответила женщина.
– В таком случае прошу передать вашей семье, что вы можете гордиться своим дедушкой. И что я желаю всем вам всего наилучшего. И мира на вашей земле.
– Мой муж еврей, – сказала она. – По настоянию дедушки меня назвали МИРа, а мы с мужем нашего сыночка назвали МИРон.
И добавила: «Миру – мир!»