Война

Я родился 15 ноября 1932 года в Минске в семье служащего. Отец часто уезжал в командировки, мама не работала, а хлопотала по хозяйству и растила меня и младшую сестрёнку Бронечку. Мы жили по Танковой улице и я учился в ближайшей школе и к началу войны успел закончить первый класс.

22 июня 1941 года отец вернулся иэ командировки и мы с мамой встретили его прямо на улице, не заходя домой, взяв у мамы повестку из военкомата и свёрток с едой, поцеловавшись с нами, побежал на сборный пункт, увидел я его снова только после войны. Мои впечатления, то что я увидел в первые дни войны – это бомбёжки, пожары, грабежи магазинов и складов. За эти несколько дней всеобщей паники, при полном отсутствии власти, город был основательно разрушен, а деморализованное население пыталось бежать на восток. В атмосфере полного безвластия, наши близкие знакомые успели на вокзале забраться в переполненный эшелон  и уехать, это их спасло. Вначале моя мама не хотела уезжать, она не могла бросить своих стариков – родителей, мою бабушку и дедушку. Мама считала, что немцев в город не пустят, через пару дней всё же, собрав несколько тюков, завёрнутых в простыни вещей, и бросив их в какую то телегу, мы присоединились к нескончаемому потоку беженцев и выбрались из гоящего города. Мама держала нас за ручки и мы шли за этой телегой несколько дней, пока не добрались до маленькрго городка. Дальше нас милиция не пустила, сказав, что впереди немецкий десант. Мы со всеми родными расположились на полу в пустующем домике. Напротив нашего дома в церкви находился полевой госпиталь, так как в самой церкви мест для раненых не хватало, то перебинтованные красноармейцы сидели за оградой церкви вдоль забора. На рассвете, после короткой перестрелки появились немцы на мотоциклах, за которыми следовали танки. Мы услышали немецкую речь. Мама разрешила мне выйти на улицу и оглядетсься. По улице ходили местные жители, я пошёл за толпой, которая привела меня к заводику, где удалось немного набрать крахмальной муки и патоки. Моя добыча позволила утолить голод. Посовещавшись, мама решила вернуться домой. В Минске наш дом уцелел, также как и дом бабушки и дедушки. Однажды немцы ворвались в дом бабушки и дедушки, открыли огонь из автоматов, бросили внутрь дома гранату, затем выволокли раненого дедушку и на глазах бабушки, его ещё живого закопали в вырытую во дворе яму. После этой трагедии бабушка переехала жить к нам. Вскоре в Минске на столбах расклеили объявления с приказом коменданта города об образовании гетто, куда должны были переселиться все "жиды". Собрав вещи мама, бабушка, сестрёнка и я поселились в новом месте, заняв угол комнаты, в которой разместились ещё пять семей. Мы скудно питались, обменивая у жителей русского района вещи на продукты. Обмен проходил на границе гетто у колючей проволоки, которая опоясывала всё гетто, это была опасная процедура – полиция открывала огонь. Затем началиссь погромы, однажды мы с сестрёнкой ушли далеко от дома и в это время началась облава. Мы оказались в общей колонне, которую погнали на Юбилейную площадь, где стояли машины и людей вталкивали в них. Нас оттеснила толпа и мы оказались у дверцы машины, за которую я уцепился из всех сил рукой. В это время еврейский полицейский с повязкой на руке вытащил нас из толпы и толкнул в сторону, где не было немцев и мы под сопровождение криков и выстрелов выскользнули из облавы и прибежали домой, мама опустила нам лестницу с чердака и мы укрылись в "малине", замаскированной пристройке. Три дня пока шёл погром мы лежали не шевелясь в этом убежище, наблюдая за происходящими убийствами евреев через щели. На этот раз мы остались живы.   

В марте 1942 года немцы в гетто устроили очередной погром. Когда начались выстрелы, бабушка мне сказала : "Беги, постарайся выскочить из гетто, а мы с Бронечкой здесь спрячемся." Мне удалось выбраться из гетто, в глухом месте у Татарских огородов пролезть через колючую проволоку и перебраться в русский район. Когда я вернулся, то узнал, что бабушку и мою 6-ти летнюю сестричку Бронечку полицаи нашли под крыльцом дома,,где они спрятались, и тут же расстреляли. Тётю и её двух девочек, моих двоюродных сестер, тоже нашли и недалеко от дома расстреляли. Уцелевшая соседка все видела с чердака соседнего дома, где она пряталась, и когда я вернулся всё мне рассказала. Когда я зашёл в дом, то увидел на кухне мёртвую старушку, а в комнатах мёртвую женщину и мужчину. Окна в комнатах были выбиты, на полу и у крыльца лужицы крови, присыпанные снегом. Я остался один, надо было выживать...

Этой зимой я отморозил пятки на ногах из-за прохудившихся валенок. Из пяток тёк гной, ходить было очень больно, поэтому я двигался медленно, наступая только на пальцы ног. Однажды, несмотря на боль в ногах я отправился за пределы гетто побираться и взял с собой соседскую девочку, её семья погибала с голода. Когда мы возващались обратно в гетто, то на границе гетто нарвались на полицая, он с винтовкой на перевес привёл нас к яме, куда были сброшены тела моих родных, подвёл к краю ямы и сказал, что сейчас расстреляет, если мы не дадим ему золото. Моя товарка заплакала и он её отпустил, а меня прикладом толкнул в яму. Я упал в глубокий рыхлый снег, пытаясь выкарабкаться, хватаясь замёрзшими руками за кусты, съезжал снова вниз и всё-таки выполз наверх и оказался снова рядом с полицаем. Очевидно он заметил, что при ходьбе я наступаю только на носки ног и подумал, что я что-то прячу в обмотках. Полицай приказал мне размотать тряпки на ногах и тут он увидел вместо золота мокрые от гноя пятки. Затем он подвёл меня к проволоке, оттянул её наверх, пропустил меня на территорию гетто. Самое главное, что он не отнял у нас то, что удалось собрать: немного картошки и кусочки хлеба. Я думаю, что у него просто не было ни одного патрона! Я и дальше продолжал выбираться из гетто, побирался и приносил в гетто добытую пищу, отдавая часть её чужим людям, у которых жил.    

Побег из гетто

Я остался совсем один и жил среди чужих людей, меняя место после каждого погрома. Спасался по-разному: в одном месте была "малина", схрон, а в других случаях, заранее узнав о готовящейся акции, пробирался вечером или ночью в "русский район". Во время последнего погрома, (я тогда не знал, что он будет последним и гетто будет полностью ликвидировано), я жил недалеко от еврейского кладбища по улице Обутковой. На этот раз начавшийся погром застал меня врасплох. Проснулся я рано утром от шума, криков, топота ног и выстрелов на улице, вначале я думал, что это очередная акция, и сразу бросился по Обутковой к границе гетто – проволочному забору, так как в доме, где я жил, спрятаться было негде. Остановился у самой проволоки и увидел, что вдоль всей границы гетто по Шорной улице через небольшое расстояние друг от друга стоят вооружённые автоматчики, не дающие приближаться к ограждению. Я начал метаться по гетто, понимая, что это уже конец. Прибежал на Юбилейную площадь к бирже труда, где строились колонны рабочих, которых немцы хотели использовать для работы после уничтожения гетто. Под охраной рабочие колонны выводились за пределы гетто. Я и ещё один мальчик пристроились к рабочим в середине колонны в разных шеренгах, и, спрятавшись под плащами взрослых мужчин, идя с ними в ногу, мы надеялись выйти из гетто через охраняемые ворота на Республиканской улице.

У ворот стояла усиленная охрана, и нас заметили. Немецкий офицер выдернул меня из подмышки прятавшего меня рабочего, взял меня и моего товарища по несчастью за шиворот и потащил нас по улице вверх по направлению к Юбилейной площади, а навстречу шли к воротам гетто колонны с рабочими, и я услышал, как они говорили между собой "Балд ветерзей шисн!" ( сейчас он их расстреляет ) . Я шёл спокойно, понимая, что обречён на смерть, а мой товарищ нервничал и пытался вырваться, при этом бил немецкого офицера по ногам и выкрикивал "Фриц, гад!" Так мы дошли до угла Сухой улицы и Юбилейной площади. Тут немец крикнул "Раус швайн!" (вон свинья) и меня отпустил, а моего напарника убил на виду у всех, выстрелив ему в затылок. Сам немецкий офицер пошёл обратно к воротам, я же вернулся и подошёл к лежащему в луже крови мальчику, голова его подёргивалась, возможно, он был ещё жив.

Затем я бросился бежать к углу улицы Обутковой и Шпалерной, это было хорошо знакомое место, где в колючей проволоке была уже давно проделана большая дыра, через которую мы, мальчишки, раньше часто пролезали. На этот раз здесь стояла охрана. Тем временем рабочие колонны вышли из гетто и немцы начали выгонять из домов всех подряд и сгонять людей на Юбилейную площадь, где стояли грузовые машины. Мы знали, что машины с людьми направятся за город, где всех расстреляют. Солдаты и полицаи начали обходить дома в нашем районе и приближались к нам. Мы уже слышали немецкую речь, крики гонимых евреев, лай собак и выстрелы. Во дворе дома, стоящего рядом с дырой в проволочной ограде, собралось большое количество еврейских ребят, и мы решили использовать последний шанс – терять было нечего, все собравшиеся друг за другом рванулись к дыре в колючей проволоке и потом бросились врассыпную, чтобы успеть добежать до улицы Мясникова, завернуть за угол, где нас не смогут достать пули. Первым проскочил мальчишка, державший пуховою подушку впереди себя, надеясь, что пули её не пробьют, а за ним побежали все остальные. Когда мы перебежали дорогу и бросились вниз по улице, я услыхал позади себя выстрелы и поэтому побежал, прижимаясь ближе к стенам домов. Один раз я оглянулся и увидел лежащих на дороге ребят. Кому удалось убежать и сколько погибло, не знаю. Видимо, солдаты боялись стрелять в сторону улицы Мясникова, так как по ней ездили и ходили немцы. Очевидно, это многих из нас спасло. Добежав до улицы Мясникова, я перешёл на шаг, чтобы не вызывать подозрения. Однако дальше идти было некуда – везде немцы и полицаи, поэтому я завернул за угол и зашёл на территорию каких-то мастерских, у железных ворот которых стояли два солдата с автоматами, и они, ничего не говоря, меня впустили. Оказалось, что на территории мастерских находились еврейские рабочие, которые меня окружили и стали расспрашивать, что происходит в гетто и как я попал к ним. Они мне рассказали, что их начальник, немецкий полковник, предупредил, что в гетто они больше не вернутся, за ними придут машины и под охраной куда-то увезут. "А ты беги отсюда и как можно быстрее",- сказали мне. Я сразу бросился к воротам, но солдаты меня обратно не выпустили. Я вернулся к рабочим, и еврейские женщины упросили немецкого полковника, чтобы он вывел меня за ворота, сказав, что я случайно заблудился. Полковник довёл меня до ворот, что-то сказал охранявшим солдатам, которые меня пропустили, а мне крикнул "Раус!".

Куда идти, не знаю. Решил, что надо побыстрее выбраться на окраину города, где легче укрыться и меньше полицаев и немцев. Но куда идти? В какую сторону? Спросить некого! Стал закоулками, через городские развалины, пробираться, решив, куда-нибудь выйду. Вот так совершенно случайно я дошёл до реки, перешёл через мост и оказался на улице Ворошилова – это я потом узнал. Справа за мостом я увидел поляну, на которой стояли большие высокие железные баки с квадратными отверстиями. Рядом находились прибрежные кусты, росла высокая трава и стоял небольшой домик. Я понял, что здесь можно спрятаться. Когда я подошёл поближе к кустам, то к своему удивлению увидел нескольких ребят из гетто, которые тут скрывались и также, как и я, случайно добрались до этого места. К ночи подошли ещё подростки, бежавшие из гетто. За несколько дней в этом месте нас набралось более двадцати человек.

Встреча с Кимом.

Описанные события происходили в конце октября, когда по вечерам становилось просто холодно. На берегу реки в траве расположилась группа вырвавшихся из гетто полураздетых ребят. Мы были напуганы, измучены, голодны, и нас трясло от холода и неизвестности. Разговаривали мы только шёпотом и не поднимались в полный рост, всё время надо было прятаться. И вдруг смотрю, к нам со стороны дороги идёт мальчишка, нормально одетый, а не так, как мы. Видно, никого и ничего не боится, идёт как хозяин. Подошёл к нам вплотную, стало ясно, что он наш ровестник и весь рыжий. Наперво сказал, чтобы мы его не боялись, после чего мы поздоровались и познакомились. Он сказал, что его зовут Ким и он живёт рядом, у моста. Он понял, что мы из гетто и спросил, сколько нас человек. Мы ответили, но нас это насторожило. Затем он сказал, что скоро придёт и чтобы мы никуда не уходили. Ким ушёл и долго не возвращался, мы испугались, а вдруг он приведёт полицаев и всех нас выдаст? Поэтому мы рассыпались по кустам и стали внимательно следить за дорогой. Наконец появился Ким, он пришёл один и сам оглядывался, не идёт ли кто-нибудь следом за ним. Домик на берегу оказался столярной мастерской его отца. Ким принёс ключ от мастерской, который он взял без спроса, и впустил нас внутрь. В мастерской было тепло и вкусно пахло свежей сухой стружкой. На полу стояло несколько дощатых гробов. С собой Ким принёс свёрток, в котором оказалась горячая картошка в мундире, кормовая свёкла, морковь и кусочки хлеба. Ким предупредил нас, чтобы рано утром мы выходили из мастерской, так как он должен был вернуть ключ отцу, и прятались в кустах на берегу реки. Так мы прожили трое суток. Днём мы видели, как по улице Ворошилова ехали грузовые машины, крытые брезентом, из машин доносился плач и голоса людей - это вывозили евреев из гетто на расстрел в Тростинец.

Отец Кима очевидно заметил, что стружка в мастерской помята и поэтому он догадался, что Ким скрвает там евреев. Ким, оставив висячий замок на дверях, стал нас пускать на ночь в столярную мастерскую другим способом – он вынимал стекло из оконной рамы, мы, помогая друг другу, залезали во- внутрь, а утром он вставлял стекло и втыкал гвоздики. Ким нас предупредил, что на другом берегу реки находится насосная станция, и немцы каждый вечер и ночь освещают скользящим лучом наш берег. Поэтому надо быть на- чеку, и если попадём в луч прожектора, не шевелиться. Так мы прожили ещё несколько дней, а Ким всё время нас подкармливал. Двое наших друзей ушли и не вернулись. Мы же ещё надеялись вернуться в гетто, после завершения, как мы предполагали, очередной акции. Но Ким нам сообщил, что гетто уничтожено окончательно, а все его обитатели вывезены за город и расстреляны. Немцы сняли проволоку с ограждения гетто и приступили к заселению его территории новыми людьми, уже арийскими жителями.

Скрываться дальше в мастерской становилось  бессмысленно и опасно. За эти дни я подружился с одним из еврейских мальчиков, и он предложил мне уйти вместе с ним в деревню, в которой когда-то жила его семья, и у них там есть надёжные друзья. Я согласился и рано утром, когда все ещё спали, мы вдвоём вылезли через окно, не поблагодарив и не попрощавшись с Кимом и оставшимися ребятами, и пошли по улице Кирова, затем вышли из города и направились в деревню. Но то, что сделал Ким для нас, я не забуду никогда, ведь за помощь и укрытие евреев полагался расстрел всей его семьи, и он это знал. Если кто-нибудь из читателей этого рассказа был рядом со мной в те дни, то отзовитесь, я живу в Кармиэле.

К партизанам.

Выйдя из города, я и мой новый товарищ, шли вначале вдоль шоссе по обочине, затем стали углубляться в сторону леса. Мой товарищ хорошо помнил название деревни, куда мы направлялись. Мы шли лесными тропинками, мимо полей со снятым урожаем, мимо огородов и хуторов, откуда доносился лай собак. Когда на пути встречались местные жители, мы спрашивали: как найти нужную нам деревню? А на вопрос, зачем мы идём туда, отвечали, что родители погибли во время бомбёжки и мы хотим наняться в пастухи. И нам объясняли, куда надо идти. Так мы и шли от деревни к деревне. В нужную деревню и к дому, который узнал мой друг, мы пришли ранним утром. Мы очень обрадовались, что наконец-то находимся в полной безопасности, что нас обогреют и накормят, и, возможно, оставят у себя или дадут совет, куда податься дальше. Однако вскоре радость наша была омрачена. Когда мы вошли во двор и направились по дорожке, ведущей к дому, у самого крыльца нас встретила хозяйка и пальцем у рта показала, чтобы мы молчали. Она повела нас обратно за калитку и там объяснила, что в дом к ней заходить нельзя, так как у неё уже несколько дней ночует группа немцев, направляющаяся выполнять какое-то задание. Она узнала моего товарища и расспросила его подробно о судьбе всей семьи и спросила, что мы собираемся делать дальше. Мы ответили, что хотим найти партизан. Хозяйка дома сказала, что это возможно, но необходимо быть осторожными, когда заходим в чей-либо дом и не доверяться незнакомым людям. Затем она показала дом, где жил полицай и дом, в котором живут "хорошие люди", и посоветовала попросить их, чтобы они на своей лодке перевезли нас на другой берег реки. Затем знакомая моего товарища зашла в дом, и, вернувшись, принесла нам картошки, блинов и другой снеди на доргу. Мы поблагодарили её и ушли. Однако мы что-то не поняли и перепутали дома. Попали не в тот дом, хозяева нас распросили и сказали, что лодки у них нет и направили нас в противололожную сторону. В соседнем же доме к нам отнеслись очень тепло, дали поесть и согреться, напоили чаем и потом старший сын хозяйки посадил нас в лодку, и, переправив на другой берег реки, объяснил, куда надо идти дальше. А дальше нам пришлось идти по скошенному полю и удирать от встретившихся местных ребят, которые сидели у костра, (встреча с ними ничего хорошего нам не сулила). Когда мы вышли на хорошую просёлочную дорогу, я заметил, что мои босые ноги были ободраны до крови. Пройдя несколько километров по этой дороге, мы увидели две женские фигуры, идущие впереди. Женщины переодически оглядывались и улыбались нам, но ни разу не заговорили. Мы решили, что возможно это партизанские разведчицы. Так мы шли за ними очень долго, пока не дошли до двухколейной железной дороги, за которой виднелся густой лес и откуда доносились звуки пил и топоров. На переезде, идя за этими женщинами, мы увидели неожиданную картину: навстречу вышёл молодой мужчина в меховой кубанке, ватнике нараспашку, а на его солдатском ремне висели гранаты, но главное – его лицо мне было знакомо по гетто, значит, он партизан, и нам нечего бояться!

В этом месте мы зашли в один из домов, чтобы поесть и передохнуть. Здесь нам повезло, хозяйка расспросила нас и накормила горячим обедом, первым настоящим обедом за два с половиной года, затем показала нам, как добраться до партизанского отряда. Два дня мы ещё блуждали по лесным дорогам, но в партизанской зоне, в сёлах, нас жалели и помогали. Мы остановились на развилке дорог, не зная куда идти, а спросить не у кого. Вдруг, как из под земли нам навстречу вышли два партизана с винтовками за плечами. Спрашивают: "Как сюда попали? Откуда идёте? Что ищете?" Мы рассказали, что идём из Минского гетто и ищем партизанский отряд. Они сказали, что в партизанский отряд нас не возьмут: малы и без оружия. Затем посоветовали идти в деревню Поречье, там есть такие же ребята как мы и объяснили как найти эту деревню. На душе стало веселее и мы быстро пошли пока не увидели деревню, в центре которой стояла церьковь. Это была деревня Поречье, где, как мы позднее узнали, недалеко в лесу располагался 5-й партизанский отряд второй Минской бригады им. Кутузова, которой командовал бывший узник Минского гетто – Лапидус, а комиссором был Гирш Смоляр (автор книги "Мстители гетто"). В этой деревне вместе с нами собралось около сорока еврейских детей. В первом доме деревни нам сказали, как найти коменданта. Комендант распросил нас, записал наши фамилии в тетрадочку, (которая впоследствие попала в архив Музея Отечественной вайны),  затем привел в помещение, где уже было несколько наших сверстников, нас там кормили и опекали. Впервые с момента пребывания в гетто я почувствовал себя в безопасности. Через несколько дней комендант привёл меня в крестьянскую семью, где меня обули в лапти, сшили рубашку и я стал в этой семье помогать по хозяйству. Однако вскоре немецкие войска стали наступать на деревню, меня и остальных ребят посадили на лошадей и отправили подальше от деревни в лес. После того, как немцы ушли из деревни все ребята вернулись к своим хозяевам, которые нас опекали.  Мы остались живы! А через девять месяцев, в июле 44-го года, я вместе с партизанами на попутных машинах вернулся в освобождённый Минск, сначала попал в детский дом, а затем меня разыскал вернувшийся с фронта мой отец. Отец прехал с фронта, чтобы узнать остался кто-либо в живых из семьи. Он зашёл к нашим бывшим соседям, в это же время случайно я пришёл к ним из детского дома. Тут мы и встретились...