|
Благородство и отвага Коля Ильючик, родившийся в
1966-м, мечтал о памятнике.
Он был младшим в многодетной семье. Отец, мобилизованный в Советскую
Армию в 1944-м, войну закончил в Берлине, а потом служил еще три года –
охранял немецких военнопленных. В 1948-м, вернувшись домой, женился.
Пошли дети. Чтобы прокормить семью, работал на стройках в России. Все
многочисленные домашние заботы легли на плечи матери. Деревенская
женщина, окончившая из-за войны всего четыре класса школы, работала в
колхозе. Да плюс домашний труд, которого всегда невпроворот. И Коля,
сколько помнит себя, помогал матери и старшим братьям на прополке, по
уходу за скотиной – везде, где требовались рабочие руки. Однажды с матерью пас колхозное стадо. Чтобы не скучать, взял с собой
учебник истории. Проходили тогда тему о Великой Отечественной. Читал
вслух из учебника. А когда закончил, мать сказала: - А давай-ка и я тебе историю из войны расскажу. Нашу, деревенскую.
Вернее, историю людей, которые жили до войны в нашей деревне... И она рассказала о пяти еврейских семьях, живших в Богдановке. В деревне
их уважали. Добросердечные, работящие люди. Никому не делали зла. В
трудную минуту помогали соседям. Тот августовский день, казалось бы, никакой беды не сулил. Фронт уже был
далеко на востоке, а тут шла обычная крестьянская страда. И вдруг в
Богдановку прискакали конные жандармы. Выгнали из домов шестерых евреев:
четверых мужчин и двух подростков и повели в урочище за деревней –
Грудки или еще его называли Цыганские Дубы. Куда ведут, зачем? Вместо
ответов – удары прикладов. Стало ясно: ведут на смерть. По дороге
прихватили и седьмого – рыжего мужчину, похожего на еврея. - Юден? - Нет, нет, – закричал в ужасе рыжий, – не жид, не жид! Каратели не поверили и погнали к урочищу уже семерых. На счастье рыжего,
подоспевшие родственники упросили отпустить его. Спасенным оказался
местный житель Иван Мешков. А шестерых пригнали к краю лесной поляны и
расстреляли. Рассказ матери потряс подростка.
- Мама, а почему этим людям нет памятника или хотя бы знака какого? - Не знаю, сынок. Может, власти не хотят... О расправе оккупантов над евреями в школе им не рассказывали, в учебнике
истории и слова-то не было такого – Холокост. Оно пришло к нему
значительно позднее вместе со страшным числом: шесть миллионов убитых
евреев. И шестеро из них в тот августовский день в Богдановке... От
родителей Коля уже знал: это Божий народ, а потом и сам прочитает о том
в Библии. Но тогда, на пастбище, не мог постичь, как это можно: убивать
ни в чем не повинных людей только за то, что они родились евреями? То, что услышал от матери, прочно засело в его памяти. Потом он
расспрашивал старожилов об этом расстреле и узнал некоторые подробности.
Один из шестерых был тяжело ранен и мучительно умирал двое суток. Никто
не пришел ему на помощь. Что это, не мог понять Николай,
задавленность страхом или равнодушие? Он чувствовал стыд за односельчан:
кто-то навел карателей на евреев, кто-то тащил из их домов имущество...
Как же после этого считать себя христианами и, словно ничего особенного
не произошло, молиться, говорить о справедливости? А нынешние жители
Богдановки? Почему до сих пор на месте расстрела не поставили памятник
своим землякам-евреям? Даже пусть не памятник, хоть какой-нибудь
памятный знак. Не должно так быть, чтобы от тех безвинно убиенных не
осталось никакой памяти! Будто и не было их на этой земле.
Чем больше думал Николай обо всем этом, тем сильнее становилось
стремление сделать то, что не сделали его односельчане. Однако
понимал: это непросто. Нужны средства и немалые. Шли годы. Школа, ПТУ, служба в воздушно-десантных войсках,
сельскохозяйственная академия... Работал инженером-механиком в колхозе.
Встретил девушку из соседней деревни и понял: Рая именно та, которую
ждал годы. Родились трое сыновей. Дружная семья, дом, построенный своими
руками, хорошая работа – теперь уже во главе подразделения
аварийно-спасательной службы, – как говорится, живи и радуйся. Конечно,
трое детей – это немалые расходы. Приходилось во время отпуска
подрабатывать в строительных бригадах. Но его рукам к ударной работе не
привыкать. И мечту из его юных лет Николай не забыл. Чем бы он ни занимался, она
его не покидала. Он уже многое знал о том расстреле. С блокнотом и
диктофоном обходил старожилов деревни, собирал сведения обо всем, что
было связано с расправой над евреями. На основе собранного материала в сентябре 2003-го в местной газете «Информ-прогулка»
появилась его небольшая статья «Памяти жертв Холокоста». Назывались
имена, которые удалось установить, указывалось, где стояли дома этих
людей, чем они занимались. Перечислялись расстрелянные в первой
карательной акции: Моргун, Нахман и его сын Ёсель, Чечик, Ошер и Давид,
сын Шолома (полностью имена и фамилии не сохранились). В заключении статьи говорилось: «Мир вашему праху, богдановские евреи. Мы будем помнить вас
- старых и
совсем молодых. Может быть, на месте казни появится памятный знак. Это
нужно в первую очередь для живых, для потомков, для памяти». Автор выразил благодарность тем, кто помог ему в сборе материала. После публикации статьи Николай ожидал, что местная власть ухватится за
собранные им сведения и достойно увековечит память погибших
земляков-евреев. Но реакции сверху на публикацию не последовало.
Откликнулись лишь несколько друзей и знакомых. Похвалили за добрую
инициативу. Но не все. Услышал и такое: - Памятник жидам? Зачем тебе это надо? Отношение к будущему памятнику стало водоразделом в его оценке тех или
иных людей, с которыми до этого поддерживал дружеские или приятельские
контакты. Статья в газете побудила его к дальнейшим действиям: Николай
решил сам пойти в райисполком. Председатель по фамилии Зверик предложил сесть и вначале слушал, не
перебивая. Но когда дошло по сути, грохнул кулаком по столу: - Из-за шести жидов ты будешь мне тут хай поднимать? Николай пытался вразумить чиновника: речь идет о жителях района,
злодейски убитых, а количество жертв и национальность в данном случае
значения не имеют. Но Зверик о памятнике и слышать не хотел. Спустя какое-то время переменились люди, но не идеология: предисполкома,
теперь уже Лойко, услышав, с чем пришел посетитель, тут же прогневался.
Памятник евреям? Еще чего! И его лексику дополнила нецензурщина. Николай был готов к подобному обороту и решил: все, хватит убеждать
чиновников, надеяться надо только на свои силы. Помогут друзья. А деньги
на материалы - из семейного бюджета. Как отнесется к его идее жена? Рая поддержала мужа и предложила десятину от доходов, которую они
вносили в церковь, откладывать на памятник. Это же Божье дело!
Пастор их решение одобрил. Более того, предложил собрать деньги среди
прихожан. Николай поблагодарил за солидарность, но от коллективных денег
отказался: уже предвидел сопротивление местных властей и не хотел для
доброхотов неприятностей. Когда деньги были накоплены, Николай приступил к работе. Композицию
памятника продумал еще раньше: черная труба в виде свечи, на которой
красным изображены шесть стекающих капель крови – по числу расстрелянных
2 августа 1941-го евреев-односельчан. Эти шесть капель – символ и
другого числа, потрясшего мир: шести миллионов жертв Холокоста. На
круглом основании – шестиконечная звезда... Жаркое лето 2006-го. Ежедневно, кроме воскресенья (служение в церкви),
после работы начиналась другая и шла до позднего вечера: изготовление
памятника. Резка металла, сварка, плотницкие заготовки... Друзья не
подвели. Памятник делали во дворе его дома, стараясь не привлекать к
себе внимания любопытных. Зная уже о реакции местной власти, Николай
решил поставить ее перед фактом. Установку обелиска продумали до мелочей. Привезли к выбранному месту уже
готовую конструкцию, опалубку, цемент, инструменты... Помогали и сыновья
с их приятелями: вырубали на площадке кустарник, выкашивали траву,
снимали дерн... К стройплощадке подошел дедушка. - Помогай тебе Бог! Доброе дело делаешь, Микола. На следующее утро кто-то положил на плиту у обелиска букет полевых
цветов.
(Чтобы увеличить картинку, щелкните по ней)
- На месте расстрела богдановских евреев сооружен памятник. В десять
часов открытие. Желаем видеть вас как представителя власти. - А я ведь ничего не знаю. Какие евреи?
- Жили у нас до войны. Фашисты их убили. - Да евреи ничего хорошего не делали, плохо жили с местными. - У меня другие сведения, – возразил Николай. – Люди как люди. - Какой такой памятник, почему евреям?! – Чиновник уже кричал. - Спокойно, товарищ Рулевич, национальность здесь совершенно не при чем.
Это мирные жители нашей деревни. Игнорировать приглашение на открытие памятника чиновник не решился. - Ладно, буду. С утра зарядил дождь, но люди пришли. И Рулевич явился - в замызганных
майке и трико. Короткий митинг. Ведущий – сотрудник
районного краеведческого музея Вадим Жилко – предоставил слово учителю
местной школы, затем Николаю. Потом в своих записках Николай написал: «Говорю о погибших людях. О том, что в годы войны погибло шесть
миллионов евреев, и эти шестеро – одна миллионная часть тех жертв – не
будут забыты. Мы помним их, и этой памяти жить в последующих поколениях.
Говорю о чувстве справедливости, о своем счастье: сбылась моя мечта... Предлагаю почтить память погибших минутой молчания. Так волнуюсь, что
слышу стук собственного сердца...» Невнятно говорит о войне, что вот, дескать, погибали на ней и белорусы,
в том числе и в Богдановке. О евреях ни слова. Пришлось Николаю выступить вторично. Сказал, что у тех погибших
односельчан, о которых говорил председатель, есть родственники. Они
ухаживают за могиламии, памятниками. А у этих шестерых никого не
осталось. Но память о них должна сохраниться. Потому и поставлен им
памятник. Первым после митинга уехал Рулевич. Николай не сомневался: спешит
доложить районному начальству о его «самодеятельности», а уж оно
отреагирует. И не ошибся. В тот же день – телефонный звонок его начальника. - Что ты там творишь?! Меня район и область прессуют, а я ничего не
знаю. Завтра же ко мне! Будем разбираться! С начальником отношения до этого были хорошие, деловые. Похоже, что его
действительно взвинтили звонки сверху. Но через сутки шеф говорил с
Николаем уже спокойно. Сказал, что в кратчайший срок надо все уладить,
чтобы не было неприятностей им обоим. Но как? Повиниться перед районными чиновниками, согласившись на все их
условия? А какими они будут? Могут потребовать убрать памятник. Ну уж нет! Память о шести расстрелянных односельчанах он не предаст. Все
необходимые бумаги для регистрации памятника готовы, но нужна поддержка
газеты. Однако, прочитав репортаж с митинга, редактор заколебался.
- Газету же могут закрыть!.. Но сотрудники пригрозили увольнением, если материал не будет напечатан. И репортаж появился в номере. Он оказался очень кстати. Николай и Вадим Жилко с необходимыми бумагами пришли в исполком. Их уже
ждали. В кабинете – зампредисполкома Базько, районный архитектор
Петуховский и еще несколько чиновников. - Ну что будем делать с тобой, строитель? - А что со мной делать и в чем проблема?
Николай понимал: стоит лишь дрогнуть и дело можно
загубить. Эта братия будет давить беспощадно. - Что за самодеятельность, кто разрешил? – В голосе Базько металл. Николай стал рассказывать о двух своих визитах к председателям
райисполкома, о безуспешной попытке встретиться с президентским «вертикальщиком».
Но его перебили. - А ты знаешь, что за незаконный захват земли придется штраф заплатить? - Если нужно, заплачу... - А это пять базовых величин (около 8 тысяч долларов – М.Н.) Где деньги
возьмешь? - Пойду по деревне, в каждом доме объясню ситуацию и насобираю. - Да кто тебе даст? - Люди дадут.
- Что, такой авторитет имеешь? Не боишься никого? - Если бы боялся, то не сделал бы того, что сделано. Ему пригрозили: можешь вылететь с работы («А у тебя семья...»). В разговор вступает еще один чиновник. - Ты чьи деньги отрабатываешь? Тут уж не выдержал Вадим: - Это вы деньги отрабатываете, а человек о душе думает. Районный архитектор был особенно агрессивен. Предложил послать к
памятнику бульдозер в сопровождении милиции и снести его. Но Базько уже пробежал глазами положенные Вадимом ему на стол свежий
номер газеты с репортажем об открытии памятника «Память– дело святое» и
ксерокопию статьи Николая Ильючика в той же газете три года назад. Публикации в прессе – это уже голос общественности. У Базько хватило
здравого смысла отказаться от карательной акции. Архитектору: - Погоди с бульдозером. Памятник сделан и пусть стоит. Так и быть... Но
как нам выйти из создавшейся ситуации? В поддержку Николая выступили и другие газеты, о памятнике была передача
российского телевидения. И в райисполкоме после долгих проволочек
вынуждены были зарегистрировать памятник, а, значит, взять его под
охрану государства. Так закончилась эта история, получившая широкий резонанс далеко за
пределами Беларуси. У Николая теперь друзья в разных городах и странах.
Ему звонят, пишут письма, и он отвечает на каждое письмо, оставаясь все
тем же скромным и деликатным, что вовсе не исключает бойцовских качеств.
* * * После обеда Николай привез нас к памятнику. Показал на опушку
редколесья, где взывает к Вечности черная свеча с кровавыми слезами. - Вот он участок, который я захватил... Молча стоим у обелиска.
День угасал. Кругом умиротворяющая тишина. И мне подумалось: как много
люди спорят о смысле жизни. А чего тут спорить! На этот
извечный вопрос ответил белорусский
подвижник Николай Ильючик. Смысл в том, чтобы оставаться Человеком.
Всегда, при любом раскладе, при любой власти. Связь с Николаем: mikola_ilyuchyk@tut.by . Отклики: Аркадий Туник, Зина Тобиаш, Михаил Винокур, Редколлегия
Дополнительные материалы: Белла Кердман. Сделал, что должно Николай Ильючик. Никогда больше! Памятники жертвам Холокоста в Белоруси Николай Ильючик. Работа на всю жизнь (к 85-летию Михаила Нордштейна). -2015 Яков Зубарев. У памяти в долгу (Николай Ильючик в Израиле, 2011) Прием Николая Ильючика на Совете Ассоциации. Aftermath (Последствия), фильм. Позитив от общения с израильтянами.
|
|
|
