Поиски спасения евреев на оккупированной территории Белоруссии, 1941-1944 гг.*

Д-р Леонид Смиловицкий

Нацизм объявил евреев прямым антиподом, воплощением физического и морального уродства, опасным для всего человечества в силу их религии, национального характера и исторических судеб, и призывал к тотальному уничтожению. Этой цели служили мероприятия в идеологии, политике, экономике и культуре, начатые задолго до начала второй мировой войны. Результатом должно было стать "окончательное решение еврейского вопроса". Политика геноцида была разработана детально, а машина уничтожения так совершенна, что, казалось, не оставляла надежды на спасение. Однако действительность обманула ожидания нацизма. Не предусмотренными оказались воля и способность евреев к сопротивлению, отношение других народов, которые не остались безучастными к судьбе обреченных.

Жизнь в гетто, испытание голодом

После первых погромов большинство еврейского населения заключили в гетто. Голод мучил сильнее страха. К страху привыкали и он притуплялся, но к голоду привыкнуть было нельзя, есть хотелось даже во сне. Узники были обречены на полуголодное существование. Их заставляли работать без оплаты или выдавали паёк в два раза меньше самых низких норм, полагавшихся за принудительный труд. Летом и осенью 1941 г. в Минском гетто специалисты получали только 30% своего заработка. В Молодечно местный житель отоваривал продуктовую карточку на хлеб, сахар, соль, муку, мясо, жиры, тогда как еврей - только хлеб и муку. В Глубоком на работающего выдавали паек в 330 гр. хлеба, 80 гр. мяса и 50 гр. крупы на неделю, причем мясо зачастую было испорченным (1). В Пинске евреи, в отличии от нееврейского населения, снабжавшегося по карточкам мясом, крупой, солью, жирами, овощами и картофелем, получали только хлеб. Дополнением к пайку стал сбор зерна из сгоревших продовольственных складов, огородничество и содержание домашних животных. Варили крапиву, траву, когда перепадали картофельные очистки ("лупины" - бел. яз.), считалось большой удачей (2).

Каким образом можно было продлить существование? Сначала разрешали в течение нескольких часов делать покупки на базаре, но за исключением масла, мяса, яиц и молока. Потом категорически запретили общение с крестьянами. Несмотря на это, помощь продолжала поступать. Местные жители помогали, в первую очередь, "своим" евреям - тем, кто состоял в браке с белорусами или русскими - их родственники, бывшие односельчане, соседи, друзья, сослуживцы. Остальные рассчитывали на обмен, который тоже был небезопасным. Доставить продукты на территорию гетто было непросто. Возле пропускных пунктов полицейские посты подвергали всех тщательному обыску. В ряде мест муку и крупу насыпали в мешки и перебрасывали через ограждение, в других гетто плотники, возвращаясь после работы, несли топоры, воткнутые в полые колоды, внутрь которых прятали масло и жир. Иногда крестьянки надевали на рукава шестиконечные звезды, обязательные для евреев, и проносили в гетто продукты. В Витебске Софья Ратнер (72 г.), получала одежду и еду от Надежды Шидловской (Врублевская), которая работала у нее по дому в течение 15 лет (3). В Глубоком крестьянин Шебеко ежедневно тайком доставлял молоко больной матери братьев Раяк. Крестьянин Гришкевич украдкой - капусту, картошку и другие овощи для портного Шамеса и сапожника Гительсона. Александр Хацкевич вспоминает, что осенью 1942 г. он и его мать приезжали в Минск по заданию партизан. Вдоль всего ограждения гетто висели объявления: "Вход запрещен. За нарушение - расстрел!" До начала войны в районе Юбилейной площади у Хацкевичей жили знакомые и друзья - евреи Руперты и Туники. Мать Александра, захватив кое-что из продуктов, решила найти их. Она пролезла под проволоку гетто. Через полтора часа женщина вернулась, сказав, что знакомых не нашла. Хлеб, мясо и яйца обменяла на пару хромовых сапог. Подобным образом они приходили в гетто еще несколько раз. В марте 1942 г. здание школы в Лядах Дубровенского района Витебской области огородили двумя рядами колючей проволоки, а по углам поставили деревянные вышки с пулеметами. Из гетто выводили только на сельхозработы или хоронить умерших. Голод и тиф косили людей, ежедневно убирали по 10-15 трупов. По свидетельству В.Л.Тамаркина, знакомые крестьяне передавали его отцу хлеб, вареную картошку и даже молоко(4).

Ася Млынская до войны работала детским врачом в Минске. Оказавшись в гетто вместе с семьей, она тайком уходила в город к родителям детей, которых лечила. Ей давали каждый, что мог: картошку, хлеб, крупу, изредка кусок сала. Когда такие посещения стали особенно опасными, родители по очереди приходили к забору гетто и передавали продукты "своему доктору"(5). Михалина Лешукевич из Заславльского района до войны нянчила Голду - младшую дочь профессора Арона Левина и его супруги певицы Фаины. С началом оккупации мать с детьми попала в гетто Минск, а отец служил в это время в советском прифронтовом госпитале. Михалина тайком помогала семье профессора, неоднократно приносила продукты в гетто. Николай Щасный из Ратомки (Минский район) привозил продукты для своих знакомых - Альперовичей, Плискиных, Кац и Богдановых. Александра Гржибовская - Ольге, Иде и Якову Лямперт-Цимеровым, Лидия и Адам Петровичи - Фаине и Валентине Розовским и т. д. (6).

За такие "преступления" виновных избивали, а в других случаях они могли поплатиться жизнью. Марию Пекарскую из Пинска несколько забирали в полицию, допрашивали и угрожали расстрелом за то, что она несколько раз бросала через проволоку гетто съестное. Женщину. В сентябре 1942 г. в жандармерию Пинска поступил рапорт о задержании возле городской верфи Иоселе Грабовецкого, провозившего 64 кг муки и 16 кг зерна, спрятанные в повозке с сеном (7). До смерти избивали за щепотку соли, найденный кусок мыла. В Толочине на воротах крахмального завода повесили подростка, укравшего банку консервов. В Глубоком полиция и жандармы избили жену Залмана-Вульфа Рудермана за два яйца, Арона Глозмана и Давида Плискина - за ягоды. Шолома Ценципера за попытку пронести в гетто петуха - расстреляли. В марте 1943 г. искали Залмана Флейшера по обвинению в том, что он купил кусок мыла в деревне. Когда Залман бежал, шеф жандармов Глубокого Керн арестовал первых встречных евреев. Ответчиками за "грехи" Флейшера оказались математик и лингвист Лейвик Дрисвяцкий, его 18-летний сын Хлавнэ и Липа Ландау. Последнего в июне 1942 г. уже один раз расстреливали, но он выполз из ямы из-под груды трупов, долго скитался по лесам, вернулся в гетто и стал жертвой вместо Флейшера(8).

Находясь в отчаянном положении, евреи находили в себе силы помогать советским военнопленным. Летом и осенью 1941 г. через Минск вели многочисленные колонны пленных, маршрут которых проходил через территорию гетто в сторону польского кладбища Кальвария. На углу улиц Островского и Витебской (прежде ул. Немиго-Раковская) размещалось приемное отделение бывшего Наркомата здравоохранения БССР. Сельские жители приезжали сюда для обследования и лечения. С началом войны все разбежались, бросив документы и одежду. Трое подростков, Марк Таиц, Зиновий (Зяма) Рапопорт и Лев Лапкес приоткрывали калитку проходного двора и, если охрана не имела собак, зазывали из колонны людей. Они снабжали пленных документами и одеждой, небольшим запасом продуктов и через развалины выводили на другую сторону улицы. Помогало то, что военнослужащие были стрижены наголо, имели изможденный вид и вполне сходили за больных. Так было спасено несколько десятков челове(9).

В госпиталях гетто укрывали раненых партизан, белорусов и русских. На их одежду нашивали шестиконечные звезды, а в документах изменяли имена: Степан становился Хаимом, Андрей - Янкелем, Тарас - Лейбе. Вылечив, выводили обратно в лес. Евреи помогали спасать пленных из лагерей. В гетто Кривичей высекли розгами несколько человек за помощь пятерым военнопленным. В селе Бервеча расстреляли семью Козлинер (8 чел.) за то, что приносили хлеб советским военнопленным. В Минске капитан Красной Армии Леонид Окунь предпочел гетто концлагерю. Два его товарища - Иван Кабушкин (разведчик и диверсант, посмертно стал Героем Советского Союза) и Даниил Кудряков проникали в гетто регулярно, надевая желтые латы. Они ночевали в доме Бориса Хаймовича по Зеленому переулку, скрываясь от гестапо (10). Слесарь Гедалия из Минска спас старшего лейтенанта Семена Ганзенко, которого привёз из концлагеря по ул. Широкой на территорию гетто в мусорном ящике. Ганзенко был благополучно переправлен в лес, где он возглавил отряд им. Буденного, комиссаром которого стал один из руководителей подпольной организации гетто Наум Фельдман. Через непродолжительное время отряд вырос в бригаду им. Пономаренко(11).

Деморализация узников

Стремление выжить требовало огромного морального и физического напряжения. Постоянная опасность, враждебная среда, недоедание, потеря связей с друзьями, гибель родных, неизвестность будущего - надламывали волю. Выбившись из сил, некоторые теряли надежду и кончали счёты с жизнью. Особый случай произошел в Горках Могилевской области. Утром 10 октября 1941 г. во время акции Хана Гуревич, не выдержав картины избиения евреев карателями, со словами "не дам гадам издеваться над моим ребенком" - задушила собственную дочь Мирру(12). В Кривичах Гирш Цепелевич, когда в апреле 1942 г. началась акция по ликвидации гетто выпил яд, который всё время держал при себе. Еврея Герчика из м. Еды Браславского района хорошо знали в окрестных деревнях, в которых он заготавливал утильсырье. Одному он привозил упряжь, другому - лемех, третьему - краску. Когда началась война, Герчик подумал, что у него много друзей, на которых можно положиться. Он ушел из гетто, но никто его не принял. Белорусы просили не обижаться, объясняли, что боятся. Однажды Герчик заплакал и сказал: "Видно, нужно идти обратно в гетто". В то же утро его нашли повесившимся на еврейском кладбище(13). В Толочине накануне ликвидации гетто 13 марта 1942 г. врач Фишкин отравил свою жену, двоих детей и себя(14). В Пружанах в ноябре 1942 г. при аналогичных обстоятельствах отравились и умерли 47 евреев. В Орше 20 стариков-плотников, с приходом карателей, заперлись в доме Эли Гофштейна по ул. Пушкина, облили его керосином и подожгли помещение. Когда дом охватило пламя, слышались поминальные молитвы. Обгоревшие трупы долго запрещали предавать земле(15). В Барановичах в декабре 1942 г. после проведенной акции полицейские с собаками обнаружили в гетто укрытие с 15 узниками. В Барановичах цианистый калий приняли врач Л.С.Нахимовский, Н.З.Сигаловский и его жена, когда их обнаружили полицейские с собаками, искавшие убежища в гетто после акции в 17 декабря 1942 г. (16).

Иногда кошмар пережитого парализовывал. В Климовичах в 1942 г. после убийства кузнеца Хаима и его старшей дочери осталась жена с маленьким сыном. Соседи-белорусы предлагали помочь спрятаться, но та отвечала: "Не могу! Они здесь умерли, и я здесь умру". В конце концов, нашли и их (17). Было немало примеров, когда евреи в момент опасности предпочитали умереть вместе с родными. В октябре 1941 г. Лиду и Риту Аксельрод, ушедших накануне в поисках продуктов, местные жители предупредили, что возращаться в гетто нельзя - евреев вывозят на расстрел. Девушки бросили сумки с картошкой и бросились туда, где остались их родители Нохим и Гинда. Полиция пыталась не пускать, не определив по внешнему виду их национальность. "Но мы же еврейки!" - взмолились сестры и были присоеденены к колонне обреченных (18). В Ляховичах жандармы забрали и увели в неизвестном направлении Лею Левит, жену зубного врача Боруха. Муж был убежден, что ее убили и на следующий день пришел в жандармерию просить, чтобы его расстреляли. Боруха взяли на экзекуцию за костелом и расстреляли в окопах. Позднее оказалось, что Лея жива, но когда она узнала, как поступил муж, добровольно пошла с той же просьбой. Женщину расстреляли и соседи похоронили их вместе (19). В Барановичах зимой 1942 г. портному Меиру Перцовскому полицейские дважды предлагали оставить жену и детей и перейти в группу специалистов. Когда он решительно отказался, его убили вместе с семьей (20). В м. Вишнево Воложинского района местные жители предлагали спасти доктора Подзельвера, который отказался, не желая оставлять жену и дочь, а всем бежать было невозможно (21).

Поиски спасения

Успех всегда зависел от помощи местного населения. Иногда это происходило накануне или во время акции. 31 декабря 1941 г. расстреливали в гетто Сенно Витебской области. Спастись сумел только Анцель Фридман. Во время конвоирования к месту казни, он бежал, добрался до села Ефимовщина и постучал в первую же избу. Ему повезло, в доме жила одинокая женщина Зося (фамилия не сохранилась), которая месяц прятала Анцеля в своем погребе, а потом помогла связаться с партизанами(22). Мишу Шмелькина, который бежал после погрома в марте 1942 г. из гетто Минска, приютил на хуторе у д. Морозовичи Ивенецкого района крестьянин Борщук. Мальчик пас коров и овец, зимой играл на скрипке на деревенских свадьбах, дождался конца войны, вернулся в город и встретился со своими родителями. Велвла Червякова в Лиозно во время акции 23 февраля 1942 г. спрятали в уборной, дверь которой забили гвоздями снаружи. В мае 1942 г. Фишеля Белоброда в Лиде ранили и столкнули в яму, посчитав погибшим. Придя в сознание, он увидел, что каратели ушли за новой партией и вокруг никого нет. Яма оказалась глубокой, Фишел сложил тела двух погибших друг на друга и по ним выбрался на поверхность. Друзья приняли его в Лиде, помогли сделать операцию и переправили к партизанам(23). Большое мужество нужно было родителям, решившим покинуть гетто с маленькими детьми. Семья Новик ушла из гетто Зельва в Гродненской области с тремя детьми - четырех, шести и восьми лет. Два с половиной года они скитались по лесам и селам, но выжили. Таким образом пережила войну родственница художника Манэ с дочками семи и десяти лет(24).

5 марта 1942 г. евреи гетто Обольцы Толочинского района узнали об акции в соседнем м. Смольяны Оршанского района. Решение о побеге пришло немедленно, в полночь 60 узников под руководством Семена Иофика вышли из местной школы, где их содержали и захватили полицейского Линича, стоявшего в охранении. Побег оказался удачным. В бригаде Леонова воевали Арон Левин, Мойша Амбург и Леонид Свистунов, Леонид Коган, Полина Левина, Хана Иофик и Хана Свистунова; в бригаде Заслонова - Женя Левина, Вера Иофик, Валя Аврутина*, Гирш Каган и др. Оставшихся 100 евреев гетто Обольцы нацисты расстреляли в конце мая - начале июня 1942 г. (25). Осенью 1942 г. Клейнер из д. Лучай около Дуниловичей, ударил немца, стоявшего на посту, вырвал автомат и бежал из гетто. Григорий Склют во время третьего погрома в Воложине в 1943 г., оказал сопротивление при задержании и тоже спасся. Маню Темчину из Слуцка в феврале 1943 г. везли на расстрел в крытой брезентом машине вместе со всей семьей. Несмотря на то, что в кузове сидели два конвоира, девушка сделала надрез бритвой в брезентовом покрытии кузова, и на полном ходу машины выскочила. Пять дней её прятали в Слуцке Валентина Жук и учитель Сулковский, а потом она ушла в лес (26). В Кривичах из 420 евреев погибло 336 чел., спаслись только те, кто ушел к партизанам; в Слободке в двух километрах от Кривичей работали 11 женщин, которые обманули немецкую охрану и бежали в лес. В июне 1942 г. побег был предпринят евреями Миор (80 из 779 чел.). Тогда же удалось скрыться нескольким евреям из гетто Шарковщина. В январе 1943 г. из еврейского лагеря на лесопильном заводе в Новом Свержене, используя темноту и слабую охрану, бежало 208 евреев. Задержать беглецов нацисты не сумели и большинство из них смогло уцелеть (27).

Некоторые евреи спаслись благодаря своевременному предупреждению соседей. В Климовичах накануне акции 6 ноября 1941 г. группу евреев погнали работать на железнодорожную станцию. Оттуда их отпустили раньше обычного и домой они возвращались без охраны. Старуха Стукайло сообщила, что в городе расстреливают евреев. Этта Натапова и её подруги переночевали в поле, а под утро пошли узнать в чем дело. Соседка в дом не пустила. Они спрятались в бане. Пришла другая соседка, вынесла поесть и просила уйти. Вторую ночь они провели на сеновале, где их поймали хозяева и подняли шум. Отец Этты Мойше-Гдалес снял с себя костюм и отдал крестьянам, чтобы те позволили уйти. В Плещеницах Шмуэль Довид Кугель 70 лет осенью 1941 г. возращался с работы в группе из четырех евреев. Возле местечка их предупредили: "Немедленно бегите в лес, гестапо забирает евреев". Кугель из-за преклонного возраста не успевал за молодыми, сел на опушке и просидел под дождем до темноты. Ночью пробрался к себе, в надежде, что жена успела спрятаться где-то возле дома и ждет его, но хата была заперта уже на чужой замок. Знакомые помогли Кугелю уйти в Долгиново, где массовых расстрелов ещё не проводили. Незадолго до Песаха 1942 г. приехали машины с гестаповцами и туда. Кугеля укрыли на чердаке и он через щели крыши видел избиение 1.800 евреев(28).

Были случаи, когда евреев спасали местные жители из числа фольксдойч. В Минске бригадир железнодорожного депо Михаэль Парникель прятал в своем доме по ул. Громадская далекую родственницу Софью Гержидович. В д. Олмяны Столинского района Блауман взял к себе в домработницы дочь знакомого еврея Блежовского, объяснив что его жена-учительница часто болеет и им нужна помощь. С приходом немцев Блауман пошел работать в "СС" и девушку не тронули. Когда началось наступление Красной Армии, Блауман ушел с немцами, предварительно переправив девушку к партизанам и она выжила(29). В Борисове Михаэль Райхман скрывал жену Хьену в домашнем тайнике а потом сумел вывести в лес. Но помогало это не всегда. В Орше у местного немца Шварцкопфа жена была еврейкой. В гетто женщину не отправили, но когда ликвидировали гетто, расстреляли и её(30).

Далеко не все были готовы к побегу. Часть людей в гетто считала, что беспрекословное выполнение приказов позволит пережить всё и дождаться освобождения. В Новом Свержене в трех километрах от Столбцов осенью 1942 г. существовал еврейский рабочий лагерь, обслуживавший немецкий тыл. Узники понимали, что конец предрешен и нужно уходить в лес. Лагерь разделился на три группы. Около 40 человек доказывали, что бежать необходимо немедленно. Среди них были евреи, депортированные из Германии, беженцы из Польши и часть молодежи. Побег следовало подготовить, потому что без предварительной договоренности и без оружия, погибали по дороге. Вторая группа считала, что бежать нужно вместе с семьями. Третьи были вообще против побега, опасаясь, что антисемиты среди партизан не примут их в отряд или найдут способ расправиться с евреями без огласки. Гершл Посесорский, Эзриель Туник и Яков Шпигель сумели установить связь с партизанами из бригады Молотова и подготовить побег. Он состоялся в феврале 1943 г., в результате свыше 140 евреев из Нового Сверженя сумели уйти (31).

Однако для большинства спасение оказалось отсрочкой. В Толочине 13 марта 1942 г. погибло около двух тысяч евреев, а два человека бежали. Гутман Алейников (19 лет) спрятался в дренажной трубе под мостом, где просидел два дня. Там его обнаружил местный крестьянин и позвал немцев. Бейля Алейникова (65 лет) спряталась в гетто под печью. Ночью она выбралась и шла по снежному полю к крестьянину Ивашкевичу, но умерла от разрыва сердца. В Юревичах зимой 1942 г. Хаим Кофман перед казнью снял шубу и бросил её к ногам полицейского, отдал часы. Когда тот стал рассматривать добычу, Хаим бросился в ледяную воду и под выстрелами переплыл Припять. Он скрывался несколько дней, но был обнаружен и расстрелян. 16 марта 1942 г. в местечке Илья яму с телами казненных евреев облили бензином и подожгли. Пламя быстро охватило поверхность и тут раздались крики и проклятья тех, кто сам прыгал в яму и притворился мертвым, чтобы спастись (32). Утром 19 июня 1942 г. в д. Борки во время этапирования обреченных к месту экзекуции молодая девушка Зельда Гордон внезапно закричала и бросилась в сторону озера, за ней последовали и другие. Каратели открыли огонь и в течение получаса все поле до самых Борок было усеяно трупами. Тех, кто отказывался идти к яме, жестоко истязали. Самуил Гордон пытался спрятаться в деревенском доме, его поймали, зацепили кочергой за шею и так волокли по улице, пока он не умер (33). В 1943 г. в Мозыре пыталась спрятаться учительница Лиза Лозинская. Когда ее нашли, то вытащили на базарную площадь, привязали к телеграфному столбу и упражнялись в метании ножей (34). Геню Мильштейн после расправы в Ракове нашли в поле, привели в гетто и бросили в горящий дом (35).

Статистика побегов евреев из гетто отсутствует, но из поля зрения не должна уходить достоверность происходившего и то, что с течением времени подобное могло превратиться в легенду. Для того, чтобы беглецов не задержали необходимо было скрыть национальное происхождение, придумать новое имя и легенду, как можно дальше уйти от тех мест, где их могли опознать. Далее нужно было заготовить фальшивые документы (удостоверение личности, метрику, справку, пропуск), которые доказывали бы нееврейское происхождение и обеспечить средства существования, жилье и работу.

Тому, кто решался на побег, нужно было пересечь границу гетто. Сделать это было возможно несколькими путями. Основной - выйти за ворота под видом рабочих колонн по подложным документам (путевые листы, накладные, направления на работу для нужд немецкой администрации и пр.). Можно было проделать лаз в проволочном заграждении - в системе охраны были свои уязвимые места. В некоторых случаях устраивали подкоп. В гетто Слоним в столярной мастерской на квартире Шелюбского вырыли подполье, в которое спускались по лестнице, через шкаф. Ход вел к польскому кладбищу. В июле 1942 г. 12 узников успешно воспользовались им во время акции. Похожий лаз существовал в Минском гетто с выходом на еврейское кладбище. Однако, выбраться за пределы гетто еще не означало спасение. Нацисты не без основания рассчитывали, что евреям некуда будет направиться. Специфическая внешность и речь, отсутствие документов, незнание местности, физическое истощение, эти и другие обстоятельства, обрекали на гибель. Когда полиция подозревала пойманного в том, что он еврей, требовали произнести фразу: "На горе Арарат растет крупный виноград", а если картавости не было - спускали штаны. Летом 1942 г. Толя Рубин выбрался в нееврейский район Минска. На улице оказалось много русских подростков. Они увидели его и начали кричать: "Жид, жид, пойди сюда! Дай золото, а то убьём!" (36). Далеко не все местные жители готовы были пойти на риск, чтобы содействовать беглецам: укрыть на ночь, накормить, обогреть, указать дорогу в безопасном направлении. Трагизм положения был настолько велик, что зачастую евреи, уцелевшие чудом во время расстрела, не видели другого выхода, как вернуться обратно в гетто.

Требовалось незаурядное чутьё, чтобы определить в какую избу можно зайти, а в какую - нет. Еврейский акцент изменить было чрезвычайно трудно, что-такое обрезание местные жители тоже знали. До войны на селе и в округе жило много евреев, которые были кузнецами, протными, сапожниками, землемерами и фельдшерами, бухгалтерами и учителями. Со многими белорусы были в хороших отношениях и даже породнились. Несмотря на это, самое большее, что позволяло себе большинство из местного населения, было не выдать и помочь уйти в лес. Прятать у себя было слишком опасно. Обычно евреям подавали или позволяли переночевать (в избе, сарае, сеновале, бане) люди неимущие, бездетные старики, бобыли, вдовы. Ещё большей удачей было укрыться у нееврея, в жилище, которого или поблизости хозяева соглашались устроить тайник. Место должно было быть скрытным от всех, включая соседей.

В Борисове Александр Дубровский в 1941 г. прятал у себя в доме Марию и Зину Рольбиных, Павел и Зося Булай - Анну Скумс и её сына Валентина, Василий Вержболович - Веронику Самцевич, Евгений и Евдокия Лукинские - Полину Аускер. В Даниловичах Дятловского района в ноябре 1942 г. Ванда Скуратович-Анишкевич скрывала в подполье дома еврейскую семью - Илиягу и Соню Славян, их сына Арье и дочь Басю(37). Василий Нестеренко дал убежище евреям из Бреста, помог приобрести документы на "арийские" фамилии и уйти к партизанам. Так спаслись Циля и Борис Пикус, Михаил Шустерман и др. В д. Крышичи Калинковичского района, состоявшей из более, чем 100 дворов, нашли приют семьи Кофманов и Карчевых. В их деревне не оказалось доносчиков, хотя гарнизон полиции находился всего в нескольких километрах. Бориса Кофмана прятала мать пятерых детей Юлия Борисенко, делясь последним. Однажды нацисты появились неожиданно и Бориса едва успели закрыть в сундуке, где тот чуть не задохнулся (38). Осенью 1942 г. Николай Лагодич спрятал соседа Нахемия Конковича в хлеву, зарыв в сено, несмотря на то, что в это время в доме проживали немцы. Пищу носил в вёдрах, а потом переправил к партизанам. После окончания войны Нахемия из леса пришел снова, постучался к Лагодичу. Дом Лагодичей сгорел и все жили в землянке, но место для еврея нашли. Вскоре он уехал в Палестину (39). Местные жители спасали еврейских военнопленных. В Борисове Ванда Можейко укрыла военнопленного Исаака Ривкинда, Елена Шульц - Якова Мейлаха и Зеева Кривошея (40).

Каждая история спасения неповторима. На долю беглецов выпадали испытания, которые в любой момент могли закончиться трагически. Успех зависел от возраста, выносливости, интуиции, находчивости или просто счастливого стечения обстоятельств. Анну Красноперко из Минского гетто вели на расстрел в общей колонне вместе с родителями и ребенком. Внутренне они были готовы к любому обстоятельству, которое помогло бы выжить. Сорвали латы с груди, хотя со спины снимать было нельзя: заметили бы конвоиры, которые шли сзади. По левой стороне ул. Опанского навстречу колонне двигалась подвода. Когда она поровнялась с узниками, мать Анны выпихнула дочь вместе с внучкой Инной из общего строя. Они вскочили на подводу, крестьянин стегнул кнутом коня и бешенно погнал. Сзади слышались выстрелы и крики, но телега мигом отъехала и преследователи остались далеко позади. Розу Липскую и ее сына Феликса во время одной из облав задержали и втолкнули в душегубку. Улучшив момент, мужчины изнутри сильно ударили по двери, часовой упал, все кто был внутри кузова, выпрыгнули и побежали - им удалось спастись (41).

В феврале 1942 г. Абрам Мазелев и Айзик Каган работали в лесу, когда узнали о погроме в Ракове. Они бежали в Кучкуны, где нашли помощь у лесника Константина Романюка, который накормил, обогрел, но оставить у себя не решился. Абрам и Айзик направились в Городок, а затем в Радошковичи, где в этот момент каратели проводили акцию уничтожения. Мазелев забрался на чердак, а Кагана схватили и пообещали оставить в живых, если он отдаст свои сбережения. Забрав всё ценное, Кагана расстреляли. Мазелев, когда за ним взбирались на чердак, спрыгнул вниз, был легко ранен и притворился мертвым. С наступлением темноты он бежал в лес, где скитался в поисках партизан до весны 1942 г. В лесу Мазелев встретил Абрама Мильштейна из Ракова и Хаима Перского из Воложина. Голодные они пришли в д. Старый Раков и просили их накормить. Сын крестьянина Головешко, к которому они постучались, убил Мазелева, а Мильштейну и Перскому удалось бежать. Перского согласился прятать крестьянин Миляшкевич из д. Гиревичи, устроив укрытие под печью в своём доме. Но Перский уже не мог вынести все пережитое, "впал в меланхолию" и умер в убежище. Из всех троих уцелел один Мильштейн, который нашел партизан, добился принятия в отряд, где воевал до освобождения республики в июле 1944 г.(42).

Организованные побеги

Необычной оказалась история спасения Доры Рецкиной. После бегства из Городка Витебской области и уничтожения гетто в Молодечно, большая семья Рецкиных скрывалась в поселке Красное. Авраам Рецкин уже будучи в партизанском отряде, упросил проводника вывести в лес своих родных. Когда за ними приехали, оказалось, что все больны тифом. Только его сестра Дора держалась на ногах, которую доставили в лес. В отряде Дора тоже заболела. Комиссар бригады приказал ее "изолировать". Это грозило девушке неминуемой смертью. Авраам и его командир взвода Иехиель Окунь бросились к командиру бригады Михаилу Грибанову с просьбой вмешаться и отменить приказ. Они предложили отвезти больную на остров среди болот, сделать шалаш и ухаживать. Командир бригады согласился. Авраам и Иехиель по очереди дежурили у больной, варили ей отвары из клюквы, лесных ягод и трав, выходили. Там в Налибокской пуще, Иехиель и Дора стали мужем и женой.

Проводники, приходившие в гетто для того, не всегда оказывались надежными людьми. Порой их роль играли самозванцы. Связной партизанского отряда под Руденском Федор Туровец приходил в гетто Минска с предложением переправить желающих к партизанам. Он отводил такую группу на 10-15 км от города, отнимал вещи, ценности и бросал на произвол судьбы. Тем, кто пытался сопротивляться, угрожал оружием. Люди вынуждены были возвращаться в гетто и по дороге часть из них попадала в руки полиции. Так погибли Люба и Ася Кагановы, Геня Фельдман с сыном и др. (44). В марте 1942 г. в гетто Минска пришел бывший капитан Красной Армии Осташонок и пообещал вывести 25 подпольщиков. По дороге они попали в засаду и почти все погибли. Как выяснилось позже, Осташонок оказался предателем(45). Серафима Ставицкая рассказывала, что её старшая сестра работала уборщицей в немецком учреждении, где познакомилась с человеком, обещавшим переправить её к партизанам за вознаграждение. Золотые часы отдала тётя Серафимы, а несколько золотых монет - подруга сестры Фаня. Выведя на окраину города, "проводник" получил плату и оставил девушек в лесу, сказав, что за ними придут. Только к вечеру они поняли обман. Выйдя на дорогу, беглянки встретили партизан, которые в форме полицейских ехали на задание. Среди них оказался знакомый Ставицкой, с его помощью девушек устроили в д. Поречье Пуховичского района, затеряной среди лесов и болот (46). В Пинске врачи Иоселевич и Нисензон обратились к окружному врачу Дылевскому (нееврею - Л. С.) с просьбой о выезде, заплатив за услугу золотом. Дылевский прекрасно знал, что они будут возвращены, но взял ценности(47). Судьба лжепроводников складывалась по-разному. Иногда, как это было с капитаном Осташонком и Федором Туровцом, их разоблачали и даже расстреливали, но чаще всего они оставались безнаказанными.

Роль проводников исполняли евреи, внешность которых была лишена семитских черт. Чаще это делали женщины, подростки и дети 10-12 лет (Броня Гаммер, Сима Фиттерсон, Фаня Гимпель, Роза Рубенчик и др.), которые меньше вызывали подозрения. Они приходили в гетто, жили там несколько дней или даже неделю, ожидая формирования группы, а потом выводили по несколько десятков человек. Заранее были известны места стоянок и пароль. Миша Левин вывел в лес к партизанам 15 чел., Алик (Альберт) Майзель - 32 чел., Леня Меламед - 35 чел. Всего только из Минска до конца октября 1943 г. разными путями удалось переправить почти 2.500 чел. (48). Но и на этом пути узников гетто подстерегала опасность. В декабре 1941 г. в местечке Домжерицы Бегомльского района жандармы арестовали 15 евреев (женщин и детей), бежавших из местечка Мстиж. В апреле 1943 г. в д. Заречье полицейский патруль убил при задержании четырех евреев, у одного из которых, Хаима Гольдберга, нашли пистолет(49).

Помощь евреям не была оправдана с точки зрения житейской целесообразности и представляла большой риск. Летом 1942 г. Ефим Русецкий дал убежище 28 евреям после экзекуции в Коссово Брестской области. В течение двух недель он прятал их в ямах для выделки кожи, прикрытых металлическими чанами, а после окончания погрома вывел в лес. За это Ефима, его жену и троих детей расстреляли(50). Ольга Мушинская из д. Альба Ивацевичского района прятала семью Резниковых - Шмуэля, его брата Мовшу с детьми и женой. Под видом заготовки дров она ходила в лес и кормила беглецов. По доносу лесника Резниковых обнаружили и расстреляли, а Ольгу искалечили в гестапо(51). Татьяна Сидорова во время акции в Сураже 2 августа 1941 г. пыталась спасти шестилетнего сына Софьи Боровской, за что немцы втолкнули Татьяну в общую колонну евреев. Только заступничество соседей и знакомых, поручившихся, что Сидорова русская, уберегло её от гибели(52). В Галинках Столинского района массовые акции начались в сентября 1942 г. Ашер Сошник и его родственники обратились за помощью к Ульяну и Марии Касперовичам, которые обеспечили их продуктами, одеждой и вывели на болото. К концу декабря 1942 г. на болото переправили еще трёх евреев. За это полиция сожгла дом Касперовичей. В д. Бороучино Адольф и Мария Стацевичи скрывали евреев из окрестных местечек, кормили, помогали, чем могли. Когда это обнаружилось, Адольфа Стацевича повесили в Глубоком. Лесничий Маркевич спасал евреев из Белостока и Гродно. В этом ему помогали жена и дочь. Немцы зимой раздели донага и пытали Маркевичей в лесу, но те никого не выдали. В д. Скирмунтово Койдановского района был перевалочный пункт, через который уходили к партизанам. Там прятали евреев в больших сараях. Нацисты узнали об этом и окружили деревню, всех жителей (более 280 чел.) согнали в сарай и сожгли заживо(53). В 1943 г. сожгли хутор Гороватки Дуниловичского района, где проживала семья Бронислава Зеличонок, спасавшего Янкеля и Хинду Гордон, их детей Абрама и Любу (54).

В некоторых случаях гетто освобождали партизанские формирования, но делали это косвенно, выполняя оперативные задачи. В июне - июле 1942 г. отряд им. Щорса способствовал побегу из гетто Слоним 170 евреев. В августе того же года партизаны отряда Павла Пронягина разбили немецкий гарнизон в Коссово и освободили двести евреев, а несколько десятков человек из гетто Дятлово были освобождены в результате операции отряда под командованием Е. Атласа. Осенью 1942 г. отряд им. Жукова атаковал полицейский гарнизон местечка Новый Свержень и спас 500 евреев, около 200 из которых присоединились к партизанам, другой отряд освободил евреев в Мяделе и содействовал их отправке через линию фронта. В августе 1943 г. группа евреев м. Глубокое была спасена отрядом под командованием Родионова и т. д. В то же время возможности партизан были ограничены. Спасение мирного населения не входило в их первоочередные задачи. Партизаны испытывали огромные трудности, часто переживали блокаду, отбивали атаки карателей, усиленных регулярными частями с фронта.

Зимой 1941/1942 г. в ходе наступления советских 3-й и 4-й советских ударных армий возникли "ворота Сураж" Это был разрыв в линии фронта шириной в 40 км между городами Велиж и Усвяты на стыке групп немецких армий "Север" и "Центр", которые контролировались силами Первой Белорусской партизанской бригады. Партизаны использовали "ворота" для доставки оружия, боеприпасов и снаряжения, продовольствия и медикаментов от Красной Армии. Советская контрразведка направляла в немецкий тыл диверсионные группы, на переформирование выводились партизанские отряды и только при случае - мирное население, которому удалось спастись от карателей. Одновременно партизаны избавлялись от балласта семейных лагерей, который сковывал их оперативную активность и делал уязвимыми.

В августе 1942 г. партизаны из отряда "Мститель" (бригада "Народные мстители") сформировали маршевый отряд "Победа" (командир Киселев, начальник штаба Колесников) для прохода через Суражские ворота. Это были более 150 чел., в основном, еврейские матери и дети, старики, белорусские крестьяне, дома которых сожгли нацисты за то, что они укрывали евреев. В это время немцы начали блокаду партизанских лесов. Беженцы прятались в болотах, двигались по ночам (15-20 км), обходя крупные населенные пункты. Пили болотную воду, ели траву, ягоды и грибы. Одежда была изорвана в клочья, обуви почти не осталось - ноги обмотали тряпками. После переправы через реку Березена к отряду присоединилась колонна молодежи, мобилизованной партизанами в Красную Армию. Это же подтверждают Яков Сагальчик и Авраам Клорин, рассказавшие о том, как несколько сотен евреев, выживших в гетто Куренец, Долгиново, Поставы, нашли сначала убежище в лесах вокруг озера Нарочь. Позднее они были выведены и переправлены через линию фронта в районе Суражских Ворот в сентябре-декабре 1942 г. и январе-феврале 1943 г. В целом, мотивы, по которым партизаны помогали евреям выходить с оккупированной территории, предстоит еще выяснить. Скорее всего, они делали это для евреев, как для части мирного советского населения, подвергшегося репрессиям, а не потому, что они, как евреи, были главной мишенью геноцида. Беженцы-евреи были беззащитными и небоеспособными - женщины, старики и дети, а большая часть евреев-мужчин к тому времени уже была уничтожена немцами (55).

Помощь и спасение евреев немецкими военнослужащими

Уникальными остаются случаи спасения евреев при участии солдат, офицеров немецкой армии. Люди, отважившиеся на подобный шаг, рисковали и, при разоблачении, должны были понести наказание. Мотивы такого поведения были разными. Одни немцы спасали евреев, будучи знакомы с ними в ходе совместной работы, и успели установить дружеские отношения. Другие делали это из неприязни к геноциду, третьи - имея опыт общения с евреями у себя на родине, четвертые - в минуту душевного порыва, став свидетелями массового убийства и т. д. Приведем несколько характерных примеров

Полина Аускер (Лукинская) во время ликвидации гетто в Борисове в октябре 1941 г. пряталась на чердаке своего дома с младшими братьями (5 и 11 лет). На третий день погрома их обнаружили и отвезли в Разуваевку вблизи аэродрома Борисова. У ямы перед расстрелом её узнал офицер-австриец, у которого она мыла полы. Он отнял девушку у начальника полиции Ковалевского, руководившего акцией, поручившись, что знает ее, как русскую, усадил в машину и повез в сторону Минска. В 20 км от города высадил Полину и сказал, что больше ничего сделать не может и предложил искать спасение самостоятельно. Девушке повезло, в д.Серебрянка под Смоленском ее приютили Лукинские, которые дали спасенной свою фамилию (55).

В Климовичах Могилевской области во время акции 6 ноября 1941 г. Фаина Маневич убежала из гаража, куда собрали евреев, пока готовили яму. Она уловила настроение пожилого немца (охраняли немцы и полицейские по очереди, когда дежурили "свои", пройти было невозможно) и сумела его упросить. Солдат пропустил её между винтовкой и рукой. К вечеру того же дня в Климовичи стали возвращаться молодежь, которую отправляли на работу утром. Обычно приводили на работу полицейские, а присматривали немцы. Когда работа закончилась молодой немец отозвал в сторону 15-летнюю еврейскую девочку Алла Левина, двух ее сестер, Любу и Басю, и двух подруг, длал каждой по буханке хлеба и сказал: "Домой не ходите, ваших родных уже нет. Идите куда глаза глядят, если хотите жить. Мы вас не видели и не знаем". Когда стемнело они пошли, выпал снег и были видны следы. Полицейский Осмоловский на коне догнал девушек и потребовал золото. Привел домой, в печке еще хлеб остался печеный. Алла открыла яму с картошкой: "Вот наше золото!" Осмоловский погнал девушек обратно в город к немцам. В комендатуре обыскали и отвели в дом напротив скверика у старого банка. Комнатушка была набита людьми битком. Кто молился, кто плакал, кто волосы на себе рвал. Охраняли полицейские. Они бросали булку хлеба на всех, как собакам. Через 4 дня рассортировали по разным работам. Поселили в большом еврейском доме, в котором уже ничего не было - спали на голом полу. Ночью не охраняли, только сказали, что расстреляют, если кто уйдет. Утром пересчитывали и говорили куда идти. Алла работала все время у пожарной, доила коров, процеживала молоко, мыла полы. Были там немецкие офицеры, чехи и другие. Ей говорили: "Ты молодая, тебе жить и жить, почему не убегаешь - вас расстреляют!" Через несколько дней приехала команда из СС расстреливать и Левина решилась. Выжила, получила вторую жизнь (56).

Техник-строитель Эрик Порфштейн оказался свидетелем ликвидации евреев из Чехословакии, привезенных в конце июня 1942 г. в Барановичи. Уроженец Варшавы, он проживал в Праге, где был схвачен и вывезен в Барановичи. Его спас немец, проживавший до 1939 г. на бывших польских землях и назвавший себя "Янеком". Этот человек стоял в охране гетто и вывел Порфштейна за его пределы. Позже Эрика и жителя Барановичей Абрама Резника "Янек" привел на квартиру пожилой польской четы Романа и Софьи Малиновских, которые жили напротив вокзала. Оттуда узники бежали в Налибокскую пущу, где встретили партизан. В 1944 г. Порфштейн уехал в Польшу. Еще одна история спасения в Барановичах связана с именем Цали Горановского (1925 г. р.), которого в конце 1941 г. привезли в концлагерь Колдычево. На построении полицейские жестоко избивали прибывших. Немецкий кладовщик Ёрун вступился за юношу и вывел из общей шеренги. Он передавал Цале табак, который тот обменивал на хлеб. В январе 1944 г. Гороновский бежал из лагеря в составе группы из 90 чел. (57).

Фишл Рабинов закончил ремесленное училище и приступил к работе в Западном речном пароходстве в Пинске механиком связи. С началом войны город оккупировали через несколько дней. Во время акции в августе 1941 г. он уцелел случайно, оказавшись на соседней улице, а двух его братьев расстреляли. В мае 1942 г. на воднотранспортный узел был назначен обер-лейтенант Гюнтер Крыль. В ходе совместной работы у Фишела и немецкого офицера сложились дружеские отношения. Крыль не разделял политики Гитлера и пообещал свою поддержку. Он предложил юноше сменить фамилию на Рабцевича и взять имя Петр. Затем подготовил новые документы и познакомил с лейтенантом Фриафом из Киева. Когда в конце октября 1942 г. в Пинске началась ликвидация гетто, Крыль вызвал Фишла к себе и скрывал на квартире больше месяца, потом вручил командировочное удостоверение и отвез в Брест и посадил в поезд до Киева. Там Петра-Фишла встретил лейтенант Фриаф и сделал все, как обещал. После освобождения Рабинов сохранил новую фамилию (58).

В Минском гетто биржа труда направила работать Марка Млынского вместе с сыном Борисом осенью 1942 г. на склад, куда немцы свозили книги из библиотек, музеев, частных собраний, церквей, синагог и других мест. В завалах были перемешаны школьные учебники, журналы, художественная литература и старинные фолианты по весом по 10-15 кг. В бригаду по сортировке входило 8 чел., которые знали иностранные языки, были преподавателями вузов с учеными степенями. Работами руководил капитан Альфред Рихель из штаба рейхсляйтера Розенберга. Наиболее ценные издания вывозили в Германию. Рихель в разговоре с Марком сообщил, что убийства евреев считает бесчеловечным и не имеет к этому отношения, а принадлежность к партии национал-социалистов Германии объяснил нежеланием попасть на фронт. Он подчеркивал, что стоит ему высказаться, как его немедленно разжалуют и отправят в штрафной батальон. Во время погромов в 1942 и 1943 гг. Рихель несколько раз помогал Млынским уцелеть, задерживая их на книжном складе. Весной 1943 г. отец Млынского был задержан в ходе одной из облав в гетто и погиб; Борис летом 1943 г. бежал в лес и присоединился к партизанам; после освобождения Белорусси воевал в действующей армии, после окончания войны проживал в Ленинграде (59).

Бориса Хаймовича и Евсея Шнитмана из Минского гетто подкармливал начальник немецкой ремонтной автомастерской на Комаровской площади. Однажды он не пустил их в гетто, сказав, что будет облава на мужчин, завел в недействующую душевую и спрятал на ночь. Риву Айзенштадт спасал офицер из Вены Рудольф Ян. Накануне одного из погромов в гетто оставил ночевать в подвале. После погрома 2 марта 1942 г. в Минском гетто были набраны новые рабочие колонны. Две из них были направлены в "Люфтгаукоманд" (летная часть) находившуюся в бывшем Доме правительства на площади Ленина (ныне площадь Независимости). Первая состояла из "гамбургских евреев", как называли депортированных из Германии и других стран Европы евреев, а вторая - из евреев уроженцев Белоруссии. Старостой первой колонны назначили Ильзу Штейн, а второй Лизу Гудкович (60). Они работали на отоплении Дома правительства. По железнодорожной ветке прибывали составы с торфом и дровами. Узники разгружали и на вагонетках доставляли топливо в котельную. За это получали 200 гр. хлеба и баланду из конины познакомились и подружились. Ответственным за организацию работ был назначен капитан Вилли Шульц, который полюбил Ильзу. Он пообещал достать два паспорта с условием, что Лиза и Ильза уйдут вместе потому, что последняя не знала русского языка. Лиза должна была стать "сестрой глухонемой". Но паспорта достать не удалось, тогда Шульц предложил другой вариант. В командировку в Минск приехал его друг летчик, который согласился переправить девушек через линию фронта. Однако и с летчиком не получилось, его срочно отозвали на фронт. Тогда Лиза решилась использовать знакомство с Сергеем Гериным, связным Минского подполья. Он пообещал, что партизаны примут беглецов вместе с Шульцем, но потребовал найти грузовой автомобиль, чтобы вывезти из гетто 25 чел. под видом разгрузки вагонов с цементом под Руденском. Шульц нашел машину-трехтонку и подготовил сопроводительные документы на 12 женщин и 13 мужчин, как было договорено с подпольщиками (61).

30 марта 1943 г. машина, крытая брезентом подъехала к бирже труда на Юбилейной площади. В машину сели 25 чел., включая двух сестер Ильзы 19 и 8 лет (отца Ильзы к тому времени расстреляли, а мать умерла от тифа), а также 5 чел., которых разрешили взять Гудкович, как организатору побега. Остальные кандидатуры были подобраны нелегальным комитетом. Мужчины были вооружены, в кузове наготове находились два шофера-профессионала. Направление - деревни партизанской зоны Русаковичи, Гореличи и Кобыличи. После Руденска Шульц пересел в кабину водителя. Это был пожилой австриец, призванный по тотальной мобилизации. Проехали д. Дукоры, мост через р. Свислочь был взорван, повернули в объезд. На временном мосту стоял немецкий пост. Охрана объяснила, что машина не проедет, перед мостом ухабы и указала другой путь - на Шацк. Машина отъехала и забуксовала в грязи. Узники вылезли и стали толкать, но были истощены, и сил не хватало. Шульц позвал крестьян, которые недалеко ремонтировали мост. Проехали Руденск, конечный пункт маршрута, указанного в документах. Набрали скорость, чтобы проскочить укрепленную станцию железной дороги. Подъехали к хутору, мост через р. Птичь взорван, а за ним д. Русаковичи и лес. Река широкая. Это была граница партизанской зоны Второй Минской партизанской бригады (командир отряда им. Сталина Сергей Иванов). По воде плыл лед, на противоположном берегу стояла лодка. Золя Токарский бросился в воду и пригнал ее. Группами по 5 чел. беглецы стали переправляться. Едва успела отплыть от берега последняя партия, как появились немецкие автоматчики, которые стреляли на ходу. Но было поздно, все уцелели.

Шульц пришел к партизанам не с пустыми руками, потом Минск бомбили. В октябре 1943 г. его и Ильзу переправили в Москву. Шульц и Ильза некоторое время жили на даче НКВД в д. Малаховка под Москвой, ему было 46 лет, а ей - 18. Потом их направили в отряд специального назначения Ваупшасова, где разлучили. Ильза ждала ребенка, ей предложили ехать в Биробиджан. Русского языка она не знала, но немного говорила на идиш, родила мальчика, который вскоре умер. Ильза работала закройщицей на швейной фабрике, вышла замуж и в 1953 г. переехала в Ростов-на-Дону, где родила дочь. В августе 1985 г. газета Вечерний Минск опубликовала письмо, подписанное Ильза Штейн. Так произошла встреча через 40 лет. В 1991 г. стало известно, что Шульц был направлен на работу в лагерь военнопленных, где умер от менингита. Сама Ильза Леопольдовна Штейн скончалась в апреле 1993 г. (62).

Вряд ли к случаям спасения можно отнести ситуации, которые возникали стихийно, хотя и приводили к сохранению жизни евреев. Софья Коган осталась жива после первого погрома в Минском гетто 7 ноября 1941 г. Она находилась уже в кузове автомобиля, когда немецкий солдат высадил её со словами: "У тебя голубые глаза и светлые волосы, таких евреек не бывает..." Григорий Добин числился сапожником в мастерской при полицейском батальоне концлагеря по ул. Широкая в Минске. Туда ежедневно водили из гетто. В мастерской, кроме сапожников, были портные. 20 ноября 1941 г. немецкие солдаты поставили кордон в гетто. Добин пытался объяснить, что ему нужно на работу и показал свой пропуск. Эсэсовец, стоявший в оцеплении, спросил: "Жена у тебя есть?" Есть", - ответил Добин. "Тогда иди домой, не надо идти на работу сегодня", - он сделал нажим на слово "сегодня". В тот день расстреляли рабочие колонны (63).

Спасение евреев христианскими верующими

В судьбе евреев приняли участие некоторые православные, католики и баптисты. Одни руководствовались при этом религиозными убеждениями, другие проявляли человеческое участие. Священник Иван Строк в Борисове взял в свою семью Толю Шахвалова. В Минске пресвитер евангельских христиан-баптистов Антон Митрофанович Кецко организовал попечительство над детскими домами № 2 и № 7. Тайком туда собрали 70 детей, которых в книгах регистрации записывали под русскими фамилиями. Верующие приносили одежду, обувь и продукты питания, пожертвования собирались в Минске, в Барановичах, Слуцке, Столбцах. Кецко помогали прихожане Рапецкий, Скуратович, Евтухович, Канатуш и др. Супруга пресвитера Кецко - Нина Адамовна, готовила еду, которую приносила в коромысле, чтобы не вызывать подозрения. Для больных искали лекарства, распределяли по семьям. Когда нацисты приходили с проверкой, детей с ярко выраженной семитской внешностью прятали, а для того, чтобы их общее количество сходилось по списку, верующие приводили своих детей. По свидетельству няни детдома № 1 Минска Анны Величко, детям перекрашивали волосы, запихивали при появлении немцев в чуланы, овощехранилища, а летом - в ботву картофельных посадок. Практически все прошли обряд крещения и были внесены в приходские книги, носили крестики. Это давало право на получение продуктовой карточки. Посещение церкви, участие в молитвах и церковном пении было обязательным(64).

Верующая Маня Семенович, работавшая до войны няней в Минске в еврейской семье, забрала к себе Мирру и Эллу Мишулиных, потерявшихся от родителей. 23 июня 1941 г. отца призвали в армию, а матери девочек сказали, что детей отправили из санатория в эвакуацию. Взяв на руки родившегося недавно младенца, она ушла с родственниками на восток. Однако детей вывезти из Минска не удалось и они оказались одни в пустой квартире. Маня вставала рано утром, запирала детей и уходила побираться у церкви. Прихожане подавали ей, как нищей куски хлеба, картофелины, немного денег. Этих подаяний хватало, чтобы девочки не голодали. Когда сеседи, поселившиеся в еврейских квартирах, стали требовать, чтобы Маня отвела детей в гетто, они втроем ушли из Минска. Имена изменили на Галю и Нину, скитались по деревням, а потом вернулись в Минск и обратились в детский дом. Девочек Маня записала на на свою фамилию Семенович, под видом дочерей брата, арестованного большевиками. Там они благополучно дожили до освобождения(65). Боре Гальперину помогли верующие Марченковы. Утром 5 октября 1941 г. в Шклов прибыли каратели. Борис бросился к Днепру, где оставался единственный шанс на спасение. Он добрался до д. Старый Шклов и постучался к Марченковым, где его накормили и спрятали в зарослях бурьяна. Там он проводил световой день, а ночью его пускали в сарай. Так продолжалось пятеро суток, затем Иван Марченко надел Боре на шею крестик и пожелал счастливого пути. Католичка Флория Будишевская из Жабинки спасла Романа Левина, выпросив его на прополку огорода. Она повесила на шею иконку, снабдила едой и указала дорогу к линии фронта. Левин выжил, а Будишевскую за это расстреляли(66). В 1942 г. на Рош-hа-Шана были уничтожены евреи Столинского гетто, в живых оставили только несколько медицинских работников, которые работали в местной больнице и обслуживали весь район. Доктор Генри Рид, его жена Ева и трехлетний сын Саша жили в подсобном помещении больницы. Вместе с ними были доктор Познаньский, его жена Геня и ветеринар Ахаронгер с супругой. Все они стали готовиться к побегу. Помочь согласился ксёндз Столинского костела Франциск Сморцевский, который достал свидетельство о крещении Евы. 26 ноября 1942 г. стало известно о прибытии отряда СС. Беглецы прятались пять дней в сторожке лесника Кийовского, который затем отвел их в дом баптистов Степана и Агапы Мозоль, недалеко от д. Хотомель. В середине февраля семью Рид приняли партизаны(67).

Монахиня Чубак в Пружанах передала своей знакомой доктору Ольге Гольдфайн литр водки и 300 немецких марок для подкупа часовых и бегства из гетто вместе с сыном. Гольдфайн воспользовалась этим в январе 1943 г. Послушница монастыря Раня Кевюрская привела подводу. Они отправились в Бельск, а затем поездом в Белосток. Откуда снова на подводе объехали костелы Домброво, Соколы, Мокины и дальше поездом - до Лович, где жили родственники Чубак. Там женщины пробыли 16 месяцев, всё это время никто из соседей не знал, что рядом с ними прятались евреи. Когда после освобождения Ольга Гольдфайн и её дочь вернулись в Пружаны, люди пугались, считая, что они пришли с того света (68). В Ракове еврейских детей вместе с польскими и белорусскими собирала монахиня Екатерина, которую звали сестра Катаржина. В детском доме продуктов не хватало, Катаржина была в дружбе с ксендзом Ганусевичем, который разъезжал по деревням и уговаривал хозяев брать детей-сирот. Таких обращали в католическую веры и это давало шанс на спасение (69).

Несмотря на масштабы геноцида, евреи не покорились уготованной участи, не были пассивны и как могли боролись за выживание. Преодолеть условия, в которые их поставили на оккупированной территории, было почти невозможно. Вопреки изоляции от внешнего мира, голод и душевное потрясение, они искали выход. Спасение приходило, порой, откуда его меньше всего ожидали, включая участие немецких военнослужащих, фольксдоч и христианских верующих. Опыт взаимоотношений людей в годы Катастрофы дает понимание непреходящей ценности жизни, и показывает общий уровень накопленных человечеством гуманных ценностей.

1. Белорусский государственный архив (БГА), ф. 370, оп. 1 д. 655, л. 5; ф. 409, оп. 1, д. 6, лл. 15-16; Авив, № 3, 1997 г.

2. Е. Розенблат, И.Еленская. Пинские евреи, 1939-1944 гг. (Брест, 1997), с. 104.

3. Витьбичи, 30 октября 1993 г.

4. Советская Белоруссия, 24 октября 1993 г.

5. Б. Млынский. Страницы жизни времен Катастрофы (Хедера, 1998).

6. Архив автора.

7. Е. Розенблат, И. Еленская. Ук. соч., с. 134.

8. Черная книга. Под ред. В. Гроссмана и И. Эренбурга (Киев, 1991), с. 200-202, 207, 210.

9. Архив автора. Письмо Марка Тайца из Иерусалима от 15 сентября 1998 г.

10. Давид Гай. Десятый круг (Москва, 1991), с. 206.

11. Э.Г. Иоффе. Страницы истории евреев Беларуси (Минск, 1997), с. 147.

12. YVA, Р-21/3, 66-68, р. 138.

13. А. Шульман. "Пеплом ушедшие в небо", Мишпоха, № 3, 1997 г., с. 71.

14. Филиал государственного архива в г. Орше, ф. 162, оп.7, д. 2, л. 3.

15. Авив, № 2, 1996 г.

16. Б.П. Шерман. Барановичское гетто. Колдычевский лагерь смерти (Барановичи, 1997), с. 17.

17. Jewish History and Literature: a Collection of Essays. Edited by Moshe S. Zidovetsky. Vol. П, Part 2 (Rehovot, Israel, 1992), p. 869.

18. А. Розенблюм. Память на крови (Петах-Тиква, 1998), с. 61.

19. Ю. Рафес. Дорогами моей судьбы (Балтимор, 1998), с. 84.

20. Б.П. Шерман. Ук. соч., с. 17.

21. Евреи Беларуси. История и культура. Вып. П (Минск, 1998), с. 169.

22. Вiцебскi рабочы, 16 сакавіка, 1994 г.

23. YVA, М-33/710; ГАРФ, ф. 7021, оп. 86, д. 42, л. 9.

24. БГА, ф. 389, оп. 1, д. 4, л. 23;

25. Г. Винница. Слово памяти (Орша 1997), с. 29.

26. YVA, М-33/1136; ГАРФ, ф. 7021, оп. 89, д. 4, л. 24.

27. БГА, ф. 389, оп. 1, д. 4, д. 845, оп. 1, д. 64, л. 2; ф. 370, оп. 1, д. 483, л. 15.

28. Jewish History and Literature, p. 869.

29. Мезуза (Минск), №№ 7-8, 1997 г., с. 10.

30. Спасая обреченных (Борисов, 1994); Народная газета, 9-11 июня 1994 г.

31. Еврейский камертон, 19 мая 1999 г.

32. YVA, М-33/1139; ГАРФ, ф. 7021, оп. 89, д. 6, л. 46.

33. Черная книга, Ук. соч., с. 212, 260.

34. Мозырские новости, 1943 г., 20 декабря.

35. YVA, М-35/182; ГАРФ, ф. 8114, оп. 1, д. 964, л. 263.

36. А. Рубин. "Страницы пережитого". В кн.: Мой путь в Израиль. (Иерусалим, 1977), с. 100, 102.

37. YVA, Collection of the Righteous Among the Nations' Department, file 4675.

38. Советская Белоруссия, 1995 г., 5 октября.

39. По материал посольства Израиля в Беларуси.

40. Архив автора.

41. Давид Гай. Десятый круг (Москва, 1991), с. 202, 241.

42. YVA, М-35/182).

43. И.А. Инсаров. "Медицинские кадры партизанских соединений Белоруссии", Здравоохранение Белоруссии, № 7, 1972, с. 46-49.

44. НАРБ, ф. 1, оп. 4, д. 647, л. 5; Архив Григория Розинского (Петах-Тиква).

45. YVA, file 0-32/18 (4).

46. Л. Коваль. Книга спасения, с. 293.

47. ГА Брестской области, ф. 2135, оп. 2, д. 136, лл. 43-44.

48. L. Smilovitsky. "Minsk Getto: An Issue of the Jewish Resistanse", Shvut (Tel Aviv University), № 1-2 (17-18) 1995, p. 178.

49. БГА, ф. 391, оп. 1, д. 33; ф. 389, оп. 1, д. 4, л. 36.

50. Советская Белоруссия, 1994 г., 28 января.

51. Там же, 1986 г., 6 апреля.

52. YVA, М-33/449; ГАРФ, ф. 7021, оп. 84, д. 3, л. 36.

53. ГАРФ, ф. 8114, оп.1, д. 958, л. 206-208.

54. Еврейский мир (США), 23 сентября 1999 г., № 383.

55. Известия (Москва), 1995 г., 1 марта; Sefer ha-Partizanim ha-Yehudim, vol.1, Merchavia, 1958, p. 462; YVA, Testimony of Yaacov Segalczyk, 1628/63; Testimony Avraham Klorin, 3185/265-K.

56. Черная книга. Под ред. Василия Гроссмана и Ильи Эренбурга, Тарбут (Иерусалим, 1980), с. 360-361.

57. Jewish History and Literature, pp. 868-871.

58. Б.П. Шерман. Ук. соч., с. 22, 49.

59. Фишл Рувимович Рабинов женился в Киеве, у него дочь и четверо внуков, после многолетних усилий нашел в Германии семью спасителей. Гюнтер Крыль умер в 1979 г., по словам его жены, во время войны он спас еще несколько евреев; в Институт Яд Вашем в Иерусалиме направлены документы о присвоении ему звания "праведник народов мира". См.: Авив, №2, 1998 г.

60. Б. Млынский. Ук. соч., с. 43-45.

61. Лиза Гудкович (1917 г. р.) до войны работала теплотехником на электростанции "Эльвод" в Минске. Муж Абрам Панес был скрипачом Белгосфилармонии - Л. С.

62. После побега Сергея Герина арестовали и отправили в Освенцим, откуда перевели в Маутхаузен; в 1945 г. он вернулся в Минск и в 1950 г. умер в возрасте 34 лет - Л. С.

63. Архив автора. Запись беседы с Раисой Гитлиной (Эпштейн) в Иерусалиме 5 сентября 1993 г.; Vestnik (USA), vol. 7.1, No 9 (111), May 2, 1995, pp. 24-29.

64. Д. Гай. Ук. соч., с. 196, 199.

65. Архив КГБ Республики Беларусь, инв. № 35625, д. 1919.

66. Еврейский камертон, 9 января 1998 г.

67. Заря (Брест), 1991 г., 25 октября.

68. По материалам посольства Государства Израиль в Беларуси.

69. Черная книга. Ук. соч., с. 220-224.

Отклики:
 

- *Елена Негулярная. Аврутина Валя,...

- Галина Вейсих (Сагальчик). Здравствуйте!

- Сергей. Спасение еврейского мальчика Толи Шахвалова

назад

на главную