Из плеяды великих

(с добавлением от Гр.Рейхмана и Эрнста Левина)**

Александр Вишневецкий

Авром Суцкевер, наиболее известный и почитаемый поэт из писавших на идиш в период после Второй мировой войны, умер 20 января 2010 года в возрасте 96 лет в Тель Авиве. Его поэтическое наследие позволяет отнести его к лучшим поэтам 20 века, писавшим на идиш.

Он родился в местечке Сморгон около Вильнюса. Во время первой мировой войны, когда Аврому было 2 года, немецкая армия, сожгла местечко, где он жил. Семья, как и все жители местечка, покинула родные места. Семья Суцкевер поселилась в городе Омске, в Сибири. В 1922 году после смерти отца Герца осиротевшая семья перебралась в Вильнюс. Суцкевер учился в хедере, в еврейской гимназии и в университете Вильнюса. Литературу на языке идиш он изучал под руководством знаменитого еврейского лингвиста Макса Вайнриха. В 1932 году он становится членом писательской группы “Юнг-Вильне” (Молодой Вильнюс). В этом литературном сообществе были популярные писатели, поэты и художники, среди них Хаим Граде, Шмерко Кочергинский, Лейзер Вольф. Его первая книга стихов на идиш была издана в Варшаве в 1937 году. В 1940 году там же вышла вторая книга его стихов.

В 1941 году, когда нацисты захватили Вильнюс, Суцкевер и его семья были загнаны в Вильнюсское гетто, где находилось около 60 тысяч евреев, треть населения города. Его малолетний сын погиб в гетто, мать была расстреляна в Понарах. Находясь в гетто, ему и его другу Шмерко Кочергинскому удалось спасти из Вильнюсского ИВО (Идише висеншафтлихе организацие - еврейская научная организация, все основные материалы которой ныне сосредоточены в Нью-Йорке) редкие рукописи, важные архивные материалы и бесценные книги, в том числе дневники Теодора Герцля и рисунки Шагала. В гетто Авром был членом боевой организации. Здесь в гетто им было написано в 1943 году стихотворение, ставшее затем популярной песней ”Под твоими белыми звездами”. Во время последних акций ликвидации гетто Суцкеверу удалось бежать из гетто и сражаться с фашистами в партизанской группе в ближайших к Вильнюсу лесах. Когда в Москве узнали, где он находится, был послан самолет для его спасения. На его глазах самолет сгорел, и только другой самолет подобрал его из партизанского леса 12 марта 1943 года вместе с его женой. В Москве Суцкевер выступил в Колонном зале, и рассказал о страданиях евреев в гетто.

Он выступил и на третьем антифашистском митинге представителей еврейского народа, где присутствовали несколько тысяч человек. Он был восторженно встречен как личность и как поэт и был награжден орденом Красной звезды, партизанским орденом и другими орденами и медалями. В Москве он сблизился с И.Эренбургом и Б.Пастернаком. Он участвовал в работе Еврейского Антифашистского комитета. В феврале 1946 года выступил на Нюренбергском процессе в качестве свидетеля преступлений нацистов. В конце 1946 года он принимал участие в первом послевоенном сионистском конгрессе в Базеле.

Суцкевер получил ряд литературных премий. Так в 1942 году за поэму “Могильное дитя” он получил премию от объединения журналистики и литературы в Вильнюсском гетто. Он лауреат премии Ицика Мангера (1969), премии главы правительства Израиля (1976). В 1985 году был награжден самой высокой наградой страны Израиль - Государственной премией.

В Израиль Суцкевер прибыл в 1947 году с женой и дочерью. В стране он противопоставил себя официальной идеологии, боровшейся против сохранения и развития языка идиш. Он основал, и многие годы был редактором литературного журнала на идиш “Ди голдене кейт» (Золотая цепь). В 1945 году в Нью-Йорке вышли две его книги: “Крепость” и “Стихи гетто”, обе книги на идиш. Его книга прозы о Вильнюсском гетто была издана в Москве и в Париже на языке идиш в 1946 году. Затем в 1948 году выходит в Нью-Йорке книга его стихов “Еврейская улица” и в Тель Авиве поэма “Тайный город”. Там же в Тель Авиве в 1952 году выходит его книга стихов “В огненном вагоне” и в 1953 году поэма “Сибирь” с рисунками Марка Шагала. В Израиле он написал и издал новыt книгb стихов, где нашла отражение и жизнь Израиля. Его прекрасные стихи уникальны по игре слов, звуковому ряду и ритмике, они представляют современную поэзию, интонации которой трудны для перевода. Тем не менее, его книги переведены на многие языки – иврит, русский, польский, румынский, французский, голландский, испанский, английский и другие.

В 1950 году Суцкевер посетил 16 стран Африки, читал лекции и свои стихи, и был принят с большим энтузиазмом. Он побывал почти во всех крупных городах Европы. В 1953 году он посетил страны Латинской Америки. В честь его сорокалетия там была издана антология на идиш “В трех мирах”, где представлены его поэтические произведения и отзывы о нем и его творчестве. Два отзыва из этой книги даются ниже в переводе Александра Вишневецкого с идиш.

Шмерко Кочергинский о Суцкевере

…Он был из борцов. Мне не хватало смелости все время громко высказываться, но когда я слушал выступление Суцкевера на театральной сцене в гетто, или где-то между темных стен, над или под землей, или в землянках в лесах, то мне казалось, что эти слова наказания или доверия произносят пророки библейских времен. Необычная, огненная дрожь охватывала слушателей, когда они слышали от поэта его вечно-зовущие требовательные строки “стена против страха и против печали, и собственное тело замуруй в крепость”. И кто может забыть его рассказ в стихотворении, как враги приказали ему копать яму, и в этой работе попадает его лопата на разрезанного червяка, и поэт увидел, как разрезанные части червяка вдруг оживают. Обращается в конце поэт к слушателям: Если даже червь не поддается разрезу, то ты разве слабее червя? Его слово укрепляло мужество, прогоняло страх у колеблющихся, приводило к надежде несчастных, вызывало ощущение безопасности у всех. Это были не стихи, нет. Это были только что найденные новые главы из нашего старого Танаха. Поэзия и – гетто. Суцкевер внес солнечный свет в нашу темную жизнь. Его лекции о еврейской литературе были для оставшихся в живых никогда незабываемыми.

Во время работы в штабе Розенберга у нацистов нам с Суцкевером поручили уничтожить сокровища еврейской культуры под руководством ученых немцев. Но под руководством Суцкевера мы вместо кусочка хлеба и горстки дров прокрадывались в гетто с важными рукописями, уникальными книгами, картинами, книгами Торы и всем, что нам удавалось вынести. Священная работа была намного тяжелее, чем в Варшавском гетто, где такие культурные сокровища в гетто почти не вносили и не прятали.

И так как мы жили в одной комнате и работали совместно, то в критический момент, накануне гибели мы поклялись быть до конца вместе,… и мы попали в лес.

Можно ли пребывание в лесу загнать в несколько строчек? Но хоть что-то. Вспоминается, как бережно относился поэт к своему пистолету. Сколько опасностей подстерегало его за хранение пистолета в гетто. Но он его никому не доверял, даже мне. Только однажды, когда немецкие армейские части окружили лес, чтобы уничтожить партизан, я - Шмерко, Суцкевер и его жена Фридка спрятались в трясине очень близко от врага. Нам было ясно, что осталось несколько минут жизни. И тогда Суцкевер вытащил пистолет и прошептал: “Возьми Шмерко! Смотри, не ошибись. Сначала застрелишь меня, потом Фридку”. А кто же меня?- спросил я. "Только не немцы", - был ответ.

Суцкевер был, затем, награжден, признан, любим в Советском Вильнюсе и Москве. Но и там он делал то, что не разрешалось, пытался спасти культурные еврейские ценности. Опасность?

Чего, однако, стоит жизнь одного человека в оглядке на миллионы погибших, целью жизни которого было увековечивание памяти этих миллионов, потому что имя им – народ. Ему давали понять, что если он останется в СССР, то получит Сталинскую премию. Ему обещали и другие льготы… (Написано к 40-летнему юбилею Суцкевера, примечание автора перевода).

О Суцкевере писал Марк Шагал:

Писать о нем для меня большая честь. Имя Суцкевера будет сиять среди символических героев Вильнюса-Витебска с их душевным фантастическим порывом. Он мне дорог как брат. И главное, он мне дорог, как еврейский поэт, у которого линия слов и словесные формы доходят к самым прекрасным вершинам души. Понятно, поэтому, что когда Суцкевер обратился ко мне, будучи незнакомым со мной, с просьбой проиллюстрировать его поэму “Сибирь”, я отложил сразу же свою работу в сторону. В своих иллюстрациях к поэме я хотел показать мою любовь к нему и его боевым друзьям, которые так высоко подняли наше еврейское знамя и нашу честь. Сегодня еще не время, чтобы охватить роль таких людей как Суцкевер в сопротивлении и роль Суцкевера как поэта. Его поэзия - это современная поэзия на идиш по форме и содержанию. Она этим отличается и выделяется в нашей еврейской поэзии. Эта поэзия - искусство для глаза и не только поэзия интеллекта. И, несмотря на это ее нельзя рассматривать как формализм. Недавно, у меня в Вансе, Суцкевер попробовал пересказать мне несколько моментов о его жизни в Вильнюском гетто. Казалось, что это рассказывает парень, который только начинает жить, с бледным лицом, изо рта которого вылетают куски огня. Он говорил о своих делах, освещенный холодной, разбитой луной и очерненный кусками тени, которые прикрывают нашу старую еврейскую душу, но не могут прикрыть нашу печаль. На его лице показались капли пота. Вот так же он готовился спрыгнуть с высокой стены гетто напротив церкви.

И так же выглядят его лучшие песни - они проходят через кущи к свету.

Как здорово, что Израиль так хорошо принял Суцкевера. Думая о Суцкевере, я бы желал, чтобы мы все находили в себе постоянно нашу скрытую еврейскую силу к сохранению нашей душевной чистоты. Только она может и должна привести нас к действительным человеческим идеалам. Эта чистота, была и должна быть базой искусства, социальной жизни и культуры и только ради нее стоит жить и творить дальше.

Выступление А. Суцкевера - поэта, партизана, на третьем пленуме Еврейского антифашистского комитета в Москве 2 апреля 1944 года. (Из книги Шлоймы Штрауса - Марко “Польские партизаны в лесах” т.3, Тель-Авив, 1983 год. Перевод с идиш А.Вишневецкого).

Я призываю евреев всего мира к борьбе и мести.

Я прибыл к Вам из другого мира. Сейчас уже 3 года, как моя нога не ступала на тротуар. Моя мама в Вильнюсе забыла, что евреям запрещено ходить по тротуарам, и за то, что она одной ногой ступила на тротуар, она была избита штурмовиком до смерти.

Я бы охотно выжег из своих мыслей чудовищные картины, которые еще свежи в моей памяти.

6 сентября 1941 года, после того как немецкие вешатели выхватили из домов большую часть еврейского мужского населения, как-будто на работу, их расстреляли в ямах Понар. В тот же день выгнали 60 тысяч евреев из окружающих улиц, не разрешая взять с собой что-либо из дому, их погнали в направлении старого еврейского гетто. Оказалось, только часть увели и заперли в двух гетто, остальных заманили в Лукишскую тюрьму, и оттуда уже не было возврата.

В Вильнюсском гестапо был особый кабинет, где специально обученные немецкие профессора заседали и придумывали проекты и планы, как посильней пытать и продлить страдания евреев Вильнюса вплоть до уничтожения их.

В Йом Кипур 1941 года была проведена “большая экзекуция”. Этой акцией руководил вешатель Швайненберг.

Вскоре т.н. второе гетто стало свободным. Ворота опять разобрали, с камней стерли кровь, и вместо двадцати тысяч евреев остался только разрушенный могильный памятник- старое разбитое подворье синагоги. 23 ноября 1941 года, когда взялись за первое гетто, мне удалось оттуда убежать.

Старая крестьянка Бартошевич пожалела меня, спрятала у себя, давала мне еду и питье и клялась своей жизнью, что она никого не боится. И при этом добавляла: меня немец не испугает, вот только вчера повесили у нас крестьянина и на его груди нацепили надпись “за скрывание еврея”. Но я тебя, конечно, буду прятать - назло немцу.

После того, как я прожил у нее месяц, был кем-то замечен, и в морозную декабрьскую ночь вынужден был бежать. Блуждал в лесу, спал на снегу, и у меня не осталось иного выбора, как только вернуться в гетто.

Из 30 тысяч евреев, которых я там оставил, я уже застал половину.

Я встретил учительницу Миру Берштейн (есть стихотворение Суцкевера, посвященное ей, замечание автора перевода), бывшую директрису Вильнюсской реальной гимназии. Еле ее узнал. Совсем поседела. Рассказывает, что все время до дня ликвидации она руководила народной школой во втором гетто. Сразу, как попали в гетто, она организовала эту школу. Вначале было 150 учеников, большей частью сироты, только что оторванные от родителей. Каждое утро, однако, недосчитывались детей, которые за ночь захватывались кровавыми гитлеровскими руками. Но занятия продолжались далее. За день до ликвидации в классе оставались из 150 детей - только 17 учеников. Но учительница Мира продолжала с ними заниматься, читала с ними “Мальчик Мотл” и рассказывала им чудесные истории свободного мира.

В 7-ми огражденных проволокой Вильнюсских улочках существовали тогда два детских дома, три детских сада, четыре народные школы с учителями, которые всю свою жизнь отдавали этим школам. И все нелегально, ведь евреи не должны учиться. Но не только этим оружием гетто противостояло. Еще одна институция была в гетто. Это была объединенная боевая организация Вильнюсского гетто, основанная в 1941 году после больших массовых убийств еврейского населения в провинции и в Вильнюсе. Основателем и руководителем партизанской организации был Ицик Виттенберг, простой вильнюсский рабочий.

Мысль о сопротивлении объединила всех. Были сразу же собраны деньги у людей из гетто, чтобы купить оружие. Кроме того, члены организации, работавшие на немецких предприятиях, воровали патроны, пистолеты и, рискуя жизнью, приносили все это в гетто. Были подготовлены особые группы – минеры, метатели гранат, пулеметчики и другие военные специалисты.

Первая акция состояла в том, что мы выкрали городскую типографию, что дало возможность издания нелегальной газеты. В специальном укрытии было смонтировано радио, которое принимало ежедневные новости. В форме бюллетеней эти новости получали члены организации

С помощью мины, созданной внутри Вильнюсского гетто, три товарища из организации под Вильнюсом уничтожили эшелон, который был полностью заполнен оружием, отправляемым на фронт.

Начались массовые ликвидации в провинции. Члены организации ездили в местечки и предупреждали евреев, чтобы они бежали в леса.

После боев в Варшаве немцы решили любой ценой как можно быстрее ликвидировать гетто.

Из Риги прибыл ликвидатор Балтийских гетто, артист кино из Берлина - Китель. Он приехал со специальной группой гестаповцев. К сожалению, мы мало что могли сделать против сильного врага.

Через трубы канализации члены организации с оружием выбрались за город, пустились в леса, и включились в ряды партизанских отрядов. Это те, кто остался в живых из многих тысяч евреев Вильнюса.

И пусть весь мир знает, что в лесах Литвы и Белоруссии, откуда я прибыл сейчас самолетом в Москву, сражаются сотни еврейских партизан, гордые, мужественные мстители за пролитую кровь их братьев. От Вашего имени и от имени оставшихся в живых, которые скрываются в лесах и укрытиях вокруг Вильнюса, я призываю Вас, евреев всех стран, к борьбе и мести.

*Оригинал опубликован в газете "Новости недели", 18 марта 2010 года, вложение "Время евреев".

**Добавление Григория Рейхмана:

Книга "Из Виленского гетто", изданная в 2008 году "Джойнтом" (Екатеринбург) совместно с Российским НПЦ "Холокост" с автографом Суцкевера (см. фото выше), хранится у меня дома. Вместе с сопредседателем Российского НПЦ "Холокост" Ильей Альтманом мы посетили героя в день его 95-летия, 17 июля 2008 года. Спасибо его дочери Мири Суцкевер, она сделала все для этой встречи.

**Добавление Эрнста Левина:

Ниже приведен перевод одного из стихотворений Аврома Суцкевера. Перевод я сделал после смерти поэта 29.01.2010, прослушав запись этого стихотворения на идиш в исполнении автора:

До этого ни одного его стихотворения не читал.
С уважением.

Телега башмаков

- Что это? Праздник? Свадьба?

Откуда и куда,

Хотелось мне узнать бы,

Везут Вас, господа?

И слышу я бессильный

Каблучный перепляс:

- Со старых улиц Вильны

В Берлин увозят нас

- Скажите, отчего же

Я в башмачках детей

Не вижу детских ножек,

Скажите без затей.

Куда вы их девали,

И как не стыдно вам?

Без них нужны едва ли

И вы, как старый хлам...

И тут из груды хлама

Вдруг выхватил мой взгляд

Те туфельки, что мама

Носила лишь в шабат.

И голос замогильный

Услышал я тотчас:

- Со старых улиц Вильны

В Берлин увозят нас...

Перевод с идиш Эрнст Левин.

назад