Всем пропавшим без вести,
погибшим в плену,
пережившим плен -
посвящается.

Глава 5. Женщины-военнослужащие в немецком плену

С первых дней войны в Красную Армию были мобилизованы десятки тысяч женщин-медработников. Тысячи женщин добровольно вступали в  армию и в дивизии народного ополчения. На основании постановлений ГКО от 25 марта, 13 и 23 апреля 1942 г. началась массовая мобилизация женщин. Только по призыву комсомола воинами стали 550 тыс. советских женщин. 300 тыс. призваны в войска ПВО. Сотни тысяч  в военно-медицинскую  и санитарную службу, войска связи, дорожные и другие части. В мае 1942 г. принято еще одно постановление ГКО  о мобилизации 25 тыс. женщин в ВМФ.
Из женщин были сформированы три авиаполка: два бомбардировочных и один истребительный, 1-я отдельная женская добровольческая стрелковая бригада, 1-й отдельный женский запасной стрелковый полк [1] .
Созданная в 1942 г. Центральная женская снайперская школа подготовила 1300 девушек-снайперов.
 Рязанское пехотное училище им. Ворошилова готовило женщин-ко-мандиров стрелковых подразделений. Только в 1943 г. его окончило  1388  человек [2] .
 В годы войны женщины служили во всех родах войск и представляли все воинские специальности. Женщины составляли 41% всех врачей, 43% фельдшеров, 100% медсестер. Всего в Красной Армии служили 800 тыс. женщин [3] .
Однако женщины-санинструкторы и санитарки в действующей армии составляли лишь 40% [4] , что нарушает сложившиеся представления о  девушке под огнем, спасающей раненых. В своем интервью А.Волков, прошедший всю войну санинструктором, опровергает миф о том, что санинструкторами были  только девушки. По его словам, девушки были медсестрами и санитарками в медсанбатах, а санинструкторами и са-нитарами  на передовой в окопах служили в основном мужчины.
«На курсы санинструкторов даже мужиков хилых не брали. Только здоровенных! Работа у санинструктора потяжелей, чем у сапера.  Санинструктор должен за ночь минимум  раза четыре оползти свои окопы на предмет обнаружения раненых. Это в кино, книгах пишут: она такая слабая, тащила  раненого, такого большого, на себе чуть ли не километр! Да это брехня. Нас особо предупреждали: если потащишь раненого в тыл – расстрел на месте за дезертирство. Ведь санинструктор для чего нужен? Санинструктор должен не допустить большой потери крови и наложить повязку. А чтоб в тыл его тащить, для этого у санинструктора все в подчинении. Всегда есть, кому с поля боя вынести. Санинструктор ведь никому не подчиняется. Только начальнику санбата» [5] .
 Не во всем можно согласиться с А.Волковым. Девушки-санинструк-торы спасали раненых, вытаскивая их на себе, волоча за собой, тому есть множество примеров. Интересно другое. Сами женщины-фронто-вички отмечают несоответствие стереотипных экранных образов с правдой войны.
Например, бывший санинструктор Софья Дубнякова говорит: «Смотрю фильмы о войне: медсестра на передовой, она идет аккуратная, чистенькая, не в ватных брюках, а в юбочке, у нее пилоточка на  хохолке…. Ну, неправда!… Разве  мы могли вытащить раненого вот такие?.. Не очень-то ты в юбочке наползаешь, когда одни мужчины вокруг. А по правде сказать, юбки нам в конце войны только выдали. Тогда же мы получили и трикотаж нижний вместо мужского белья» [6] .
Кроме санинструкторов, среди которых были женщины, в санротах были санитары-носильщики – это были только мужчины. Они тоже оказывали помощь раненым. Однако их основная задача – выносить уже перевязанных раненых с поля боя. 
3 августа 1941 г.  нарком  обороны издал приказ №281 «О порядке представления к правительственной награде военных санитаров и носильщиков за хорошую боевую работу». Работа санитаров и носильщиков приравнивалась к боевому подвигу. В указанном приказе говорилось: «За вынос с поля боя 15 раненых с их винтовками или ручными пулеметами представлять к правительственной  награде медалью “За боевые заслуги” или “За отвагу” каждого санитара и носильщика».  За вынос с поля боя 25 раненых с их оружием представлять к ордену Красной Звезды, за вынос 40 раненых – к ордену Красного Знамени, за вынос 80  раненых –  к ордену Ленина [7] .
150 тыс. советских женщин  удостоены боевых орденов и медалей. 200  орденов Славы 2-й и 3-й степени. Четверо стали полными кавалерами ордена Славы трех степеней. 86 женщин удостоены звания Героя Советского Союза [8] .
Во все времена служба женщин в армии считалась безнравственной. Много оскорбительной лжи  существует о них, достаточно вспомнить ППЖ – походно-полевая жена.
Как ни странно, подобное отношение к женщинам породили мужчины-фронтовики. Ветеран войны Н.С.Посылаев вспоминает: «Как прави-ло, женщины, попавшие  на фронт, вскоре становились любовницами офицеров. А как иначе: если женщина сама по себе, домогательствам не будет конца. Иное дело при ком-то...» [9]
А.Волков рассказал, что когда в армию прибывала группа девушек, то за ними сразу «купцы» приезжали: «Сначала самых молодых и красивых забирал штаб армии, потом штабы рангом пониже» [10] .
Осенью 1943 г. в его роту ночью прибыла девушка-санинструктор. А на роту положен всего один санинструктор. Оказывается, к девушке «везде приставали, а поскольку она никому не уступала, ее все ниже пересылали. Из штаба армии в штаб дивизии, потом в штаб полка, потом в роту, а ротный  послал недотрогу в окопы» [11] .
Зина Сердюкова, бывший старшина разведроты 6-го гвардейского кавкорпуса, умела держаться с бойцами и командирами строго, однако однажды произошло следующее:
«Была зима, взвод квартировал в сельском доме, там у меня был закуток. К вечеру меня вызвал командир полка. Иногда он сам ставил задачу по засылке в тыл противника. На этот раз он был нетрезв, стол с остатками еды не убран. Ничего не говоря, он бросился ко мне, пытаясь раздеть. Я умела драться, я же разведчик в конце концов. И тогда он позвал ординарца, приказав держать меня. Они вдвоем рвали с меня одежду. На мои крики влетела хозяйка, у которой квартировали, и только это спасло меня. Я бежала по селу, полураздетая, безумная. Почему-то считала, что защиту найду у командира корпуса генерала Шарабурко, он меня по-отцовски называл дочкой. Адъютант не пускал меня, но я ворвалась к генералу, избитая, растрепанная. Бессвязно рассказала, как полковник М. пытался изнасиловать меня. Генерал успокоил, сказав, что я больше полковника М. не увижу. Через месяц мой командир роты сообщил, что полковник погиб в бою, он был в составе штрафного батальона. Вот что такое война, это не только бомбы, танки, изнурительные марши...» [12]
Все было в жизни на фронте, где «до смерти  четыре шага». Однако большинство ветеранов с искренним уважением вспоминают  девушек, сражавшихся на фронте. Злословили чаще всего те, кто отсиживался в тылу, за спинами женщин, ушедших на фронт добровольцами.
Бывшие фронтовички, несмотря на трудности, с которыми им приходилось сталкиваться  в мужском коллективе, с теплотой и благодарностью вспоминают своих боевых друзей.
Рашель Березина, в армии с  1942 г.   переводчик-разведчик войсковой разведки, закончила войну в Вене старшим  переводчиком разведотдела Первого гвардейского механизированного корпуса под командованием генерал-лейтенанта И.Н.Руссиянова. Она рассказывает, что относились к ней очень уважительно, в разведотделе  в ее присутствии даже перестали ругаться матом [13]
Мария Фридман, разведчица 1-й дивизии НКВД, сражавшейся в районе Невской Дубровки под Ленинградом, вспоминает, что разведчики оберегали ее, заваливали сахаром и шоколадом, который находили в немецких блиндажах. Правда, приходилось порой  и защищаться «кулаком по зубам».
«Не дашь по зубам – пропадешь!.. В конце-концов, разведчики стали оберегать меня от чужих ухажеров: “Коли никому, так никому”.
 Когда в полку появились девчата-добровольцы из Ленинграда, нас каждый месяц  тащили  на “выводку”, как мы это называли. В медсанбате проверяли, не забеременел ли кто… После одной такой “выводки” командир полка спросил меня удивленно: “Маруська, ты для кого бережешься? Все равно убьют нас…” Грубоватый был народ, но добрый. И справедливый. Такой воинствующей справедливости, как в окопах, я позже не встречала никогда» [14] .
Бытовые трудности, с которыми пришлось столкнуться Марии Фридман на фронте, теперь вспоминаются  с иронией.
 «Вши заели солдат. Они стаскивают рубахи, штаны, а каково девчонке? Я должна искать брошенную землянку и там, раздевшись догола, пыталась очиститься от вшей. Иногда мне помогали, кто-нибудь встанет в дверях и говорит: “Не суйся, Маруська там вшей давит!”
А банный день! А сходить по нужде! Как-то уединилась, забралась под кустик, над бруствером траншеи, немцы то ли не сразу заметили, то ли дали мне спокойно посидеть, но когда стала натягивать штанишки, просвистело слева и справа. Я свалилась в траншею, штанишки у пяток. Ох, гоготали в окопах о том, как Маруськин зад немцев ослепил…
Поначалу, признаться, меня раздражал этот солдатский гогот, пока не поняла, что смеются не надо мной, а над своей солдатской судьбой, в крови и вшах, смеются, чтобы выжить, не сойти с ума. А мне было достаточно, чтобы после кровавой стычки кто-либо спросил в тревоге: “Манька, ты  жива?!” [15]
М. Фридман сражалась на фронте и в тылу врага, была трижды ранена, награждена медалью «За отвагу», орденом Красной Звезды…
  Девушки-фронтовички несли все тяготы фронтовой жизни наравне с мужчинами, не уступая им ни в храбрости, ни в воинском умении.
Немцы, у которых в армии женщины несли только вспомогательную службу, были чрезвычайно удивлены столь активному участию советских женщин в боевых действиях [16] .
Они даже пытались  разыграть «женскую карту» в своей пропаганде, говоря о бесчеловечности советской системы, которая бросает женщин в огонь войны. Примером этой пропаганды служит  немецкая листовка, появившаяся на фронте в октябре 1943 г.:
«Если ранили друга…
Большевики всегда удивляли весь мир. И в этой войне они дали нечто совершенно новое:
Женщина на фронте!
С древнейших времен воюют люди и всегда все считали, что война – это мужское дело, воевать должны мужчины, и никому не приходило в голову вовлекать в войну женщин. Правда, были отдельные случаи, вроде пресловутых “ударниц”  в конце прошлой войны – но это были исключения  и они вошли в историю,  как курьез или анекдот.
 Но о массовом вовлечении женщин в армию в качестве бойцов, на передовую с оружием в руках – еще никто не додумался, кроме большевиков.
Каждый народ стремится уберечь своих женщин от опасности, сохранить женщину, ибо женщина – это мать, от нее зависит сохранение нации. Может погибнуть большинство мужчин, но женщины должны сохраниться, иначе может погибнуть вся нация» [17] .
 Неужели немцы вдруг задумались о  судьбе русского народа, их волнует вопрос его сохранения. Конечно, нет! Оказывается, все это лишь преамбула к самой главной немецкой мысли:
«Поэтому правительство всякой другой страны в случае чрезмерных потерь, угрожающих дальнейшему существованию нации, постаралось бы вывести свою страну из войны, потому что всякому национальному правительству дорог свой народ».
 (Выделено немцами. Вот оказывается основная мысль: надо кончать войну, да и правительство нужно национальное. – А. Ш.)
 «Иначе мыслят большевики. Грузину Сталину и разным Кагановичам, Бериям, Микоянам и всему жидовскому кагалу  (ну как в пропаганде обойтись без антисемитизма! – А. Ш.), сидящему на народной шее, ровным счетом наплевать на русский народ и на все другие народы России и на саму Россию.
У них одна цель  – сохранить свою власть и свои шкуры.
 Поэтому им нужна война, война во что бы то ни стало, война любыми средствами, ценой любых жертв, война до последнего человека, до последнего мужчины и женщины.
 “Если ранили друга”  оторвало ему, например, обе ноги или руки, не беда, черт с ним, “сумеет”  и “подруга” подохнуть на фронте, тащи и ее туда же в мясорубку войны, нечего с ней нежничать.  Сталину не жаль русской женщины…» [18]
Немцы, конечно, просчитались, не учли искреннего патриотического порыва тысяч советских  женщин, девушек-добровольцев. Конечно, были мобилизации, чрезвычайные меры в условиях чрезвычайной опасности, трагического положения, сложившегося на фронтах, но будет неправильно не учитывать искреннего патриотического порыва молодежи, родившейся после революции и идеологически подготовленной в предвоенные годы к борьбе и самопожертвованию.
 Одной из таких девушек была Юлия Друнина, 17летней школьницей ушедшая на фронт. Стихотворение, написанное ею после войны, объясняет, почему она и  тысячи других девушек  добровольно уходили  на фронт:
«Я ушла из детства
В грязную теплушку,
В эшелон пехоты,
В санитарный взвод.
... Я пришла из школы
В блиндажи сырые.
От Прекрасной Дамы
В “мать” и “перемать “.
Потому что имя
Ближе чем  “Россия ”,
Не могла сыскать» [19] .
Женщины сражались на фронте, утверждая этим свое, равное с мужчинами, право на защиту Отечества.
Противник неоднократно давал высокую  оценку участию советских женщин в боях:
«Русские женщины... коммунистки ненавидят любого противника, фанатичны, опасны. Санитарные батальоны  в 1941 г. отстаивали  с гранатами и винтовками в руках последние рубежи перед Ленинградом» [20] .
Офицер связи принц Альберт Гогенцоллерн, принимавший участие в штурме Севастополя в июле 1942 г., «восхищался русскими и особенно женщинами, которые, по его словам, проявляют поразительную храбрость, достоинство и стойкость» [21] .
По словам итальянского солдата, ему и его товарищам пришлось сра-жаться под Харьковым против «русского женского полка». Несколько женщин оказались в плену у итальянцев. Однако, в соответствии с соглашением между Вермахтом и итальянской армией, все  взятые в плен итальянцами передавались немцам. Последние приняли решение расстрелять всех женщин. По словам итальянца, «женщины другого не ожидали. Только попросили, чтобы им разрешили предварительно вымыться в бане и выстирать свое грязное белье, чтобы умереть в чистом виде, как полагается по старым русским обычаям. Немцы удовлетворили их просьбу. И вот они, вымывшись и надев чистые рубахи, пошли на расстрел…» [22]
То, что рассказ итальянца об участии женского пехотного подразделения в боях не вымысел, подтверждает другая история. Поскольку как в советской научной, так и в художественной  литературе, существовали многочисленные упоминания лишь о подвигах отдельных женщин –представителях всех воинских специальностей и никогда не рассказывалось об участии в боях отдельных женских пехотных подразделений, пришлось обратиться к материалу, опубликованному во власовской га-зете «Заря».
В статье «Валя Нестеренко – помкомвзвода разведки» рассказывается о судьбе взятой в плен советской девушки. Валя окончила Рязанское пехотное училище. По ее словам, вместе с ней училось около 400 женщин и девушек:
 «Что же они все добровольцами были? Считались добровольцами. Но ведь как шли! Собирали молодежь, приходит на собрание из райвоенкомата представитель и спрашивает: “Как, девушки, любите советскую власть?” Отвечают – ”Любим”. – “Так  надо защищать!”  Пишут заявления. А там попробуй, откажись! А с 1942 г. и вовсе начались мобилизации.  Каждая получает повестку, является в военкомат. Идет на комиссию. Комиссия дает заключение: годна к строевой службе. Направляют в часть. Кто постарше или есть дети, – тех мобилизуют для работы. А кто помоложе и без детей, – того в армию. В моем выпуске было 200 человек. Некоторые не захотели учиться, но их тогда отправили рыть окопы.
...В нашем полку из трех батальонов было два мужских и один женский. Женский был первый батальон – автоматчики. В начале в нем были девушки из детдомов. Отчаянные были. Заняли мы с этим батальоном  до десяти населенных пунктов, а потом большинство из них выбыло из строя. Запросили пополнение. Тогда остатки батальона отвели с фронта  и прислали новый женский батальон из Серпухова. Там специально формировалась женская дивизия. В новом батальоне были женщины и девушки постарше. Все попали по мобилизации. Учились три месяца на автоматчиков. Сначала, пока больших боев не было, храбрились. … наступал наш полк на  деревни Жилино, Савкино, Суровежки. Женский батальон действовал посередине, а мужские   с левого и правого флангов. Женский батальон должен был перевалить через Хелм и наступать на опушку леса. Только на пригорок взобрались – начала бить артиллерия. Девчата и женщины начали кричать и плакать. Сбились в кучу, так их  в куче артиллерия немецкая  всех и положила. В батальоне  было не меньше 400 человек, а в живых осталось от всего батальона три девушки.  Что было, и смотреть страшно … горы женских трупов. Разве женское это дело, война?» [23]
Сколько женщин-военнослужащих Красной Армии оказалось в немецком плену,   неизвестно. Однако немцы не признавали женщин военнослужащими и расценивали их как партизан. Поэтому, по словам немецкого рядового Бруно Шнейдера, перед отправкой его роты в Россию их командир обер-лейтенант Принц ознакомил солдат с приказом: «Расстреливать всех женщин, которые служат в частях Красной Армии» [24] . Многочисленные факты свидетельствуют о том, что  этот приказ  применялся на протяжении всей войны.
В августе 1941 г. по приказу Эмиля Кноля, командира полевой жандармерии 44-й пехотной дивизии, была расстреляна военнопленная – военный врач [25] .
В г. Мглинск Брянской области в 1941 г. немцы захватили двух девушек из санитарной части и расстреляли их [26] .
После разгрома Красной Армии в Крыму  в мае 1942 г. в Рыбацком поселке «Маяк» недалеко от Керчи в доме жительницы Буряченко скрывалась неизвестная девушка в военной форме. 28 мая 1942 г.  немцы во время обыска обнаружили ее. Девушка оказала фашистам сопротивление, кричала: «Стреляйте, гады! Я погибаю за советский народ, за Сталина, а вам, изверги, настанет собачья смерть!» Девушку расстреляли во дворе [27] .
В конце августа 1942 г. в станице Крымской Краснодарского края расстреляна группа моряков, среди них было несколько девушек в военной форме [28] .
 В станице Старотитаровской Краснодарского края среди расстрелянных военнопленных обнаружен труп девушки в красноармейской форме. При ней был паспорт на имя Михайловой Татьяны Александровны, 1923 г. Родилась в селе Ново-Романовка [29] .
 В селе Воронцово-Дашковское  Краснодарского края в сентябре 1942 г. были зверски замучены взятые в плен военфельдшера Глубокова и Ячменева [30] .
5 января 1943 г. неподалеку от хутора Северный были захвачены в плен  8 красноармейцев. Среди них медицинская сестра по имени Люба. После продолжительных пыток и издевательств всех захваченных расстреляли [31] .
 Переводчик дивизионной разведки П.Рафес вспоминает, что  в освобожденной в 1943 г. деревне Смаглеевка в 10 км от Кантемировки  жители рассказали, как в 1941 г. «раненую девушку-лейтенанта голую вытащили на дорогу, порезали лицо, руки, отрезали груди...» [32]
Зная о том, что их ожидает в случае плена, женщины-солдаты, как правило, сражались до последнего.
Часто захваченные в плен женщины перед смертью подвергались насилию. Солдат из 11-й танковой дивизии Ганс Рудгоф свидетельствует, что зимой 1942 г. «...на дорогах лежали русские санитарки. Их расстреляли и бросили на дорогу. Они лежали обнаженные... На этих мертвых телах… были написаны похабные надписи» [33] .
В Ростове в июле 1942 г. немецкие мотоциклисты ворвались во двор, в котором находились санитарки из госпиталя. Они  собирались переодеться в гражданское платье, но не успели. Их так, в военной форме, затащили в сарай и изнасиловали. Однако не убили [34] .
  Насилию и издевательствам подвергались и женщины-военноплен-ные, оказавшиеся в лагерях. Бывший военнопленный К.А.Шенипов рассказал, что в лагере в Дрогобыче была красивая пленная девушка по имени Люда. «Капитан Штроер – комендант лагеря, пытался ее изнасиловать, но она оказала сопротивление, после чего немецкие солдаты, вызванные капитаном, привязали Люду к койке, и в таком положении  Штроер ее изнасиловал,  а потом  застрелил» [35] .
В шталаге 346  в Кременчуге  в начале 1942 г.  немецкий лагерный врач Орлянд  собрал  50 женщин врачей, фельдшериц, медсестер,  раздел их и «приказал нашим врачам исследовать их со стороны гениталий  -  не больны ли они венерическими заболеваниями. Наружный осмотр он проводил сам. Выбрал из них 3 молодых девушек, забрал их к себе  «прислуживать». За осмотренными врачами женщинами приходили немецкие солдаты и офицеры. Немногим из этих женщин удалось избежать изнасилования [36] .
Особенно цинично относилась к женщинам-военнопленным лагерная охрана из числа бывших военнопленных и лагерные полицаи. Они насиловали пленниц или под угрозой смерти заставляли сожительствовать с ними. В Шталаге № 337, неподалеку от Барановичей, на специально огороженной колючей проволокой территории содержалось около 400 женщин-военнопленных.  В  декабре 1967 г. на заседании военного трибунала Белорусского военного округа бывший начальник   охраны лагеря А.М.Ярош признался, что его подчиненные насиловали узниц женского блока [37] .
В лагере военнопленных Миллерово тоже содержались пленные женщины. Комендантом  женского барака была немка из немцев Поволжья. Страшной была участь девушек, томившихся в этом бараке:
«Полицаи часто заглядывали в этот барак.  Ежедневно за пол-литра комендант давала любую девушку на выбор на два часа. Полицай мог взять ее к себе в казарму. Они жили по двое в комнате. Эти два часа он мог ее использовать, как вещь, надругаться, поиздеваться, сделать все, что ему вздумается.
 Однажды во время вечерней поверки пришел сам шеф полиции, ему девушку давали на всю ночь, немка пожаловалась ему, что эти “падлюки” неохотно идут к твоим полицаям. Он с усмешкой посоветовал: “A ты тем, кто не хочет идти, устрой “красный пожарник”. Девушку раздевали догола, распинали, привязав веревками на полу. Затем брали красный горький перец большого размера, выворачивали его и вставляли девушке во влагалище. Оставляли в таком положении до получаса. Кричать запрещали. У многих девушек губы были искусаны – сдерживали крик, и после такого наказания они долгое время не могли двигаться.
Комендантша, за глаза ее называли людоедкой, пользовалась неограниченными правами над пленными девушками и придумывала и другие изощренные издевательства. Например, “самонаказание”. Имеется специальный кол, который сделан крестообразно высотой 60 сантиметров. Девушка должна раздеться догола, вставить кол в задний проход, руками держаться за крестовину, а ноги положить на табуретку и так держаться  три минуты. Кто не выдерживал, должен был повторить сначала.
О том, что творится в женском лагере, мы узнавали от самих девушек, выходивших из барака  посидеть минут десять на скамейке. Также и полицаи хвастливо рассказывали о своих подвигах и находчивой немке» [38] .
 Женщины-военнопленные содержались во многих лагерях.  По словам очевидцев, они производили крайне жалкое впечатление. В условиях лагерной жизни им было особенно тяжело: они, как никто другой, страдали от отсутствия элементарных санитарных условий.  
Посетивший осенью 1941 г. Седлицкий лагерь К. Кромиади, член комиссии по распределению рабочей силы, беседовал с пленными женщинами. Одна из них, женщина-военврач, призналась: «… все переносимо, за исключением недостатка белья и воды, что не позволяет нам ни переодеться, ни помыться» [39] .
Группа женщин-медработников, взятых в плен в Киевском котле в сентябре 1941 г., содержалась во Владимир-Волынске  лагерь Офлаг № 365 «Норд» [40] .
Медсестры Ольга Ленковская и Таисия Шубина попали в плен в октябре 1941 г. в Вяземском окружении. Сначала женщин содержали в лагере в Гжатске, затем в Вязьме. В марте при приближении Красной Армии немцы перевели пленных женщин в Смоленск в Дулаг № 126. Пленниц в лагере находилось немного. Содержались в отдельном бараке, общение с мужчинами было запрещено. С апреля по июль  1942 г. немцы освободили всех женщин с «условием вольного поселения в Смоленске» [41] .
После падения Севастополя  в июле 1942 г. в плену оказалось  около 300 женщин-медработников: врачей, медсестер, санитарок [42] . Вначале их отправили в Славуту, а в феврале 1943 г., собрав в лагере около 600 женщин-военнопленных, погрузили в вагоны и повезли на Запад. В Ровно всех выстроили, и начались очередные поиски евреев. Одна из пленных, Казаченко, ходила и показывала: «это еврей, это комиссар, это партизан». Кого отделили от общей группы, расстреляли. Оставшихся вновь погрузили в вагоны, мужчин и женщин вместе. Сами пленные поделили вагон на две части: в одной – женщины, в другой – мужчины. Оправлялись в дырку в полу [43] .
 По дороге пленных мужчин высаживали на разных станциях, а женщин 23 февраля 1943 г. привезли в город Зоес. Выстроили и объявили, что они будут работать на  военных заводах. В группе пленных была и Евгения Лазаревна Клемм. Еврейка. Преподаватель истории Одесского пединститута, выдавшая себя за сербку. Она пользовалась особым авторитетом среди женщин-военнопленных. Е.Л.Клемм от имени всех на немецком языке заявила: «Мы военнопленные и на военных заводах работать не будем». В ответ всех начали избивать, а затем загнали в небольшой зал, в котором от тесноты нельзя было ни сесть, ни двинуться. Так стояли почти сутки.  А потом непокорных отправили в Равенсбрюк [44] . Этот женский лагерь  был создан  в 1939 г. Первыми узницами Равенсбрюка были заключенные из Германии,  а затем из европейских стран, оккупированных немцами. Всех узниц остригли наголо, одели в полосатые (в синюю и в серую полоску) платья и жакеты без подкладки.  Нижнее белье  рубашка и трусы. Ни лифчиков, ни поясов не полагалось. В октябре  на полгода выдавали пару старых чулок, однако не всем удавалось проходить в них до весны. Обувь, как и в большинстве концлагерей,  деревянные колодки.
  Барак делился на две части, соединенные коридором: дневное помещение, в котором находились столы, табуретки и небольшие стенные шкафчики, и спальное трехъярусные нары-лежаки с узким проходом между ними. На двоих узниц выдавалось одно хлопчатобумажное одеяло. В отдельной комнате жила блоковая  старшая барака. В коридоре находилась умывальная, уборная [45] .
 Узницы работали в основном на швейных предприятиях лагеря. В Равенсбрюке изготавливалось 80% всего обмундирования для войск СС,  а также лагерная одежда как для мужчин, так и для женщин [46] .
Первые советские женщины-военнопленные  536 человек прибыли в лагерь 28 февраля 1943 г. Вначале всех отправили в баню, а  затем   выдали лагерную полосатую  одежду  с красным треугольником  с надписью: «SU»  Sowjet Union.
Еще до прибытия  советских женщин эсэсовцы распустили по лагерю слух, что из России привезут банду женщин-убийц. Поэтому их поместили в особый блок,  огороженный колючей проволокой.
 Каждый день узницы вставали в 4 утра на поверку, порой длившуюся несколько часов. Затем работали  по 1213 часов в швейных мастерских или в лагерном лазарете.
Завтрак состоял из эрзац-кофе, который женщины использовали в основном для мытья головы, так как теплой воды не было. Для этой цели кофе собирали и мылись по очереди [47] .
 Женщины, у которых волосы уцелели, стали пользоваться расческами, которые сами же и делали. Француженка Мишлин Морель вспоминает, что «русские девушки, используя заводские станки, нарезали деревянные дощечки или металлические пластины и отшлифовывали их так, что они становились вполне приемлемыми расческами. За деревянный гребешок давали полпорции хлеба, за металлический – целую порцию» [48] .
 На обед  узницы получали пол-литра баланды и 2 3 вареные картофелины. Вечером получали на пятерых маленькую буханку хлеба с примесью древесных опилок и вновь пол-литра баланды [49] .
О том, какое впечатление произвели на узниц Равенсбрюка советские женщины,  свидетельствует в своих воспоминаниях одна из   узниц Ш. Мюллер:
 «…в одно из воскресений апреля нам стало известно, что советские заключенные отказались выполнить какой-то приказ, ссылаясь на то, что согласно Женевской Конвенции Красного Креста с ними следует обращаться как с военнопленными. Для лагерного начальства это была неслыханная дерзость. Всю первую половину дня их заставили маршировать по Лагерштрассе  (главная «улица» лагеря. – А. Ш.) и лишили обеда.
Но женщины из красноармейского блока (так мы называли барак, где они жили) решили превратить это наказание в демонстрацию своей силы. Помню, кто-то крикнул в нашем блоке: “Смотрите, Красная Армия марширует!”  Мы выбежали из бараков, бросились на Лагерштрассе. И что же мы увидели?
Это было незабываемо! Пятьсот советских женщин по десять в ряд, держа равнение, шли, словно на параде, чеканя шаг. Их шаги, как барабанная дробь, ритмично отбивали такт по Лагерштрассе. Вся колонна двигалась как единое целое. Вдруг женщина на правом фланге первого ряда дала команду запевать. Она отсчитала: “Раз, два, три!” И они запели:
Вставай страна огромная,
Вставай на смертный бой…
 Я и раньше слышала, как они вполголоса пели эту песню у себя в бараке. Но здесь она звучала как призыв к борьбе, как вера в скорую победу.
Потом они запели о Москве.
 Фашисты были озадачены: наказание маршировкой униженных военнопленных превратилось в демонстрацию их силы и непреклонности…
 Не получилось у СС оставить советских женщин без обеда. Узницы из политических заблаговременно позаботились о еде для них» [50] .
Советские женщины-военнопленные не раз поражали своих врагов и  солагерниц единством и духом сопротивления.  Однажды  12 советских девушек  были включены в список  заключенных, предназначенных для отправки в Майданек, в газовые камеры. Когда эсэсовцы пришли в барак, чтобы забрать женщин, товарищи отказались их выдать. Эсэсовцам удалось найти их. «Оставшиеся 500 человек построились по пять человек и пошли к коменданту. Переводчиком была Е.Л.Клемм. Комендант загнал в блок пришедших, угрожая им расстрелом, и они начали голодную забастовку» [51] .
В феврале 1944 г. около 60  женщин-военнопленных  из Равенсбрюка перевели в концлагерь в г. Барт на авиационный завод «Хейнкель». Девушки и там отказались работать. Тогда их выстроили в два ряда и приказали раздеться до рубашек, снять деревянные колодки. Много часов они стояли на морозе, каждый час приходила надзирательница и предлагала кофе и постель тому, кто согласится выйти на работу. Затем троих девушек бросили в карцер. Две из них умерли от воспаления легких [52] .
  Постоянные издевательства, каторжная работа, голод приводили  к самоубийствам. В феврале 1945 г. бросилась на проволоку защитница Севастополя военврач Зинаида Аридова [53] .
И все-таки узницы верили в освобождение, и эта вера звучала в песне, сложенной неизвестным автором:
Выше голову, русские девочки!
Выше головы, будьте смелей!
Нам терпеть остается не долго,
Прилетит по весне соловей…
И откроет нам двери на волю,
Снимет платье в полоску с плечей
И залечит глубокие раны,
Вытрет слезы с опухших очей.
Выше голову, русские девочки!
Будьте русскими всюду, везде!
Ждать недолго осталось, недолго -
И мы будем на русской земле [54] .
Бывшая узница Жермена Тильон в своих воспоминаниях дала своеобразную характеристику русским женщинам-военнопленным, попавшим в Равенсбрюк: «...их спаянность объяснялась тем, что  они прошли армейскую школу еще до пленения. Они были молоды, крепки, опрятны, честны, а также довольно грубы и необразованны. Встречались среди них и интеллигентки (врачи, учительницы) – доброжелательные и внимательные. Кроме того, нам нравилась их непокорность, нежелание подчиняться немцам» [55] .
Женщин-военнопленных отправляли и в другие концлагеря. Узник Освенцима А.Лебедев вспоминает, что в женском лагере содержались парашютистки Ира Иванникова, Женя Саричева, Викторина Никитина, врач Нина Харламова и медсестра Клавдия Соколова [56] .
В январе 1944 г. за отказ подписать согласие на работу в Германии и перейти в категорию гражданских рабочих более 50 женщин-воен-нопленных из лагеря в г. Хелм отправили в Майданек. Среди них были врач Анна Никифорова, военфельдшеры Ефросинья Цепенникова и Тоня Леонтьева,  лейтенант пехоты  Вера Матюцкая [57] .
Штурман авиаполка Анна Егорова, чей самолет был сбит над Польшей, контуженная, с обгоревшим лицом, попала в плен и содержалась в Кюстринском лагере [58] .
 Несмотря на  царящую в неволе смерть, несмотря на то, что всякая связь между военнопленными мужчинами и женщинами  была запрещена, там, где они работали вместе, чаще всего в лагерных лазаретах, порой зарождалась любовь, дарующая новую жизнь. Как правило, в таких редких случаях немецкое руководство лазаретом не препятствовало родам. После рождения ребенка мать-военнопленная либо переводилась в статус гражданского лица, освобождалась из лагеря и отпускалась по месту жительства ее родных на оккупированной территории, либо  возвращалась с ребенком в лагерь.
Так, из документов лагерного  лазарета Шталага  № 352 в Минске, известно, что «приехавшая 23.2.42 в I  Городскую больницу для родов медицинская сестра Синдева Александра  уехала вместе с ребенком в лагерь военнопленных Ролльбан» [59] .
В 1944 г. отношение к женщинам-военнопленным ожесточается. Их  подвергают новым проверкам. В соответствии с общими положениями о проверке и селекции советских военнопленных, 6 марта 1944 г. ОКВ издало специальное распоряжение «Об обращении с русскими женщинами-военнопленными». В этом документе говорилось, что содержащихся в лагерях военнопленных советских женщин следует подвергать  проверке местным отделением гестапо так же, как всех вновь прибывающих советских военнопленных. Если в результате полицейской проверки выявляется политическая неблагонадежность женщин-воен-нопленных, их следует освобождать от плена и передавать полиции [60] .
На основе этого распоряжения начальник Службы безопасности и СД  11 апреля 1944 г. издал приказ об отправке неблагонадежных женщин-военнопленных в ближайший концлагерь. После доставки в концлагерь такие женщины подвергались  так называемой «специальной обработке»  ликвидации. Так погибла Вера Панченко-Писанецкая старшая группы семисот девушек-военнопленных, работавших на военном заводе в г. Гентин. На заводе выпускалось много брака, и в ходе расследования выяснилось, что саботажем руководила Вера. В августе 1944 г. ее отправили в Равенсбрюк и там осенью 1944 г. повесили [61] .
В концлагере Штуттгоф в 1944 г. были  убиты 5 русских старших офицеров, в том числе женщина-майор. Их доставили в крематорий – место казни. Сначала привели мужчин и одного за другим расстреляли. Затем  женщину. По словам поляка, работавшего в крематории и понимавшего русский язык, эсэсовец, говоривший по-русски, издевался над женщиной, заставляя выполнять его команды: “направо, налево, кругом...” После этого эсэсовец спросил ее: “Почему ты это сделала?” Что она сделала, я так и не узнал. Она ответила, что сделала это для ро-дины. После этого эсэсовец влепил пощечину и сказал: “Это для твоей родины”. Русская плюнула ему в глаза и ответила: “А это для твоей родины”. Возникло замешательство. К женщине подбежали двое эсэсовцев и ее живую стали заталкивать в топку для сжигания трупов. Она сопротивлялась. Подбежали еще несколько эсэсовцев.  Офицер кричал: “В топку ее!” Дверца печи была открыта, и из-за жара волосы женщины загорелись. Несмотря на то, что женщина энергично сопротивлялась, ее положили на тележку для сжигания трупов и затолкали в печь. Это видели все работавшие в крематории заключенные» [62] . К сожалению,  имя этой героини осталось неизвестным.
Советские женщины-военнослужащие оказались и в финском плену. Однако их жизнь разительно отличалось от  жизни их подруг в немецких лагерях.Ц.Леечкис, лейтенант медслужбы 3-й Ленинградской добровольческой дивизии, вспоминает, что финские солдаты с первых минут плена относились  доброжелательно к захваченным девушкам, «жалели нас, таких молодых, участниц войны» [63] .
Пленницы содержались в различных лагерях Финляндии: Олонецком, Пельзо, Пейпохья, Карвиа Наароярви. В марте 1942 г. в лагерь  Карвиа (Паркано) привезли 150 170 женщин, в основном медработников. Вначале их поместили в длинный сарай с нарами в три этажа. Летом построили новый барак, уже с двухъярусными кроватями и бумажными матрацами. Летом и зимой  пленницы работали на заготовке торфа. Иногда собирали сучья и корни выкорчеванных деревьев, распиленные поленья и складывали их в штабеля. Летом девушки собирали ягоды: чернику, бруснику, морошку, клюкву. Собирали не для себя – корзины с ягодами надо было сдавать на сборный пункт, но сами могли есть вволю [64] .
В лагере в поселке Пельзо ответственная за женский барак финка Роува Павола (бывшая надзирательница тюрьмы) «регулярно, два раза в неделю, как детей, водила нас в баню и следила, чтобы нам регулярно меняли нательное и постельное белье, поэтому  не было у нас вшивости  и других неприятностей. Мы всегда удивлялись, как эта женщина могла доброжелательно относиться к нам, несмотря на то, что ее дом был разрушен, а муж погиб в войне с Советским Союзом...» [65]
  Дополняет рассказ о Роуве Паволе и бывший пленный  Н.Ф. Дьяков. По его словам, она следила, чтобы никто посторонний не мог пройти в женскую зону. Павола была «по военному сурова и педантична, однако не позволяла, чтобы ее девочек кто-то оскорблял и обижал. Даже помощника начальника лагеря не пустила в барак, так как от него разило водкой. Двум роженицам, кормящим матерям-пленницам, размещенным в лагерном госпитале,  Павола приносила  молоко [66] .
  С теплотой вспоминают и начальника госпиталя  финского врача  Савангема. Его «любили все без исключения  за его гуманное отношение к больным» [67] .
Узницы-женщины находились в финском плену в лучшем положении, чем мужчины. Притом, что и положение мужчин-военнопленных  в финских лагерях было несравненно лучше, чем их товарищей по несчастью,  находившихся в руках немцев. Из нескольких сотен женщин, находившихся в финском плену, за три года неволи погибла одна Сергеева, причем от туберкулеза, приобретенного еще в Союзе [68] .
В годы войны в  Красной Армии служило 20 тыс. евреек [69] . Многие из них пошли на фронт добровольцами. Они служили во всех родах войск. 44% в сухопутных войсках, 29%  военными медиками, 11%  в войсках связи, 10 %  в войсках ПВО, 6%  в авиации [70] .
  Еврейки испытывали те же трудности, что и сотни тысяч женщин разных национальностей. Однако в плену женщины-еврейки чаще подвергались особым издевательствам и как женщины, и как еврейки.
Циля Тверская, 23 лет, выпускница ускоренного курса мединститута, военврач, в 1944 г. попала в плен. Кто-то донес, что она еврейка. Немцы привязали ее к двум танкам и разорвали [71] .
 В то же время женщинам, не похожим на евреек, было намного легче, чем мужчинам-евреям, скрыть свое происхождение в силу невозможности определить их национальность по бесспорному половому признаку. Выходившая из окружения Хая Дыхне была задержана в селе Васильково Киевской области. Она назвалась Галиной Гулько. Немецкий офицер, заподозривший, что она еврейка, цинично заметил: «Мужчин-евреев мы сразу определяем, снимаем с них штаны, если сомневаемся, и все видно… А с женщинами? Где их проверить? В постели. Ха-ха, фу, противно, и потом это запрещено нашим военным…» [72] .
Софья Иосифовна Анваер, попавшая в плен под Вязьмой, вспоминает селекцию в сборном лагере:
«Был конец ноября. Стояло хмурое утро. Внезапно во дворе раздалась нарастающая стрельба, усилилась хриплая брань, крики. На этаже появились солдаты и эсэсовцы. Угрожая автоматами, они стали выгонять полуживых пленных во двор. Тех, кто не мог подняться, пристреливали. На лестнице образовалась страшная давка. Передние не успевали выходить, а на задних напирали немцы с криком и стрельбой. Между верхними и нижними этажами было широкое окно. Через него мне и удалось увидеть, что происходило во дворе. Шел еврейский погром. Эсэсовцы отбирали евреев и отгоняли их вправо. Более месяца, проведенного в этом лагере, сделали мне смерть милее жизни. Не раз уже я сама лезла под пули, но когда я увидела, как они убивают евреев, как над ними издеваются эсэсовцы с помощью собак (описывать это я не в состоянии) и представила, что же они могут сделать с женщиной, то постаралась задержаться на лестнице, пусть пристрелят здесь. Задержаться не удалось, поток людей вынес меня на крыльцо. Тут же ко мне подлетел высокий эсэсовский офицер:
Жидовка?
Нет, грузинка.
Фамилия?
Аджапаридзе.
Где родилась?
В Тбилисси.
Последовало еще несколько вопросов. Говорил он по-русски без малейшего акцента. И хотя уже прошло полвека, я и сейчас вижу его перед собой, как будто все происходило вчера. Но никогда не могла я вспомнить, как пришли мне в голову эти ответы и фамилия моего однокурсника. Ударом руки офицер толкнул меня не направо, куда я боялась даже взглянуть, не влево, куда отгоняли всех, а прямо вперед. Поднявшись на ноги, я обнаружила еще двух женщин-военнопленных. “Селекция” продолжалась, нас – женщин, постепенно стало шестеро. Стояли, тесно прижавшись друг к другу. Что говорить, было страшно. Страшно смотреть на то, что творилось кругом. Страшно думать о том, что могут сделать с нами. Когда “селекция” окончилась, военнопленных загнали обратно в здание, эсэсовцы и солдаты ушли, во дворе остались только трупы и мы шестеро посередине пустого пространства в полной неизвестности» [73] .
 С.И.Анваер была узницей нескольких лагерей, в том числе и Штуттгофа.
Малейшее подозрение в принадлежности к еврейской нации приводило к отправке в гестапо. Так, русская, медсестра Ольга Ленковская  попала в плен под Вязьмой в октябре 1941 г.  В феврале 1942 г. немцы отправили ее в гестапо, приняв за еврейку. Однако ей удалось  переубедить гестаповцев. Ее подруг зубного врача Марию Карасик из Ка-раганды и  врача Татьяну Грановскую из Одессы немцы расстреляли [74] .
Клара Рушко, разведчица 2-й гвардейской дивизии Северо-Кавказ-ского фронта,  рассказывает, что в марте 1943 г. во время выполнения задания в тылу противника была захвачена немцами и отправлена в лагерь в Пятигорск. В лагере было всего 8 пленных девушек, одна из них была Циля Куцик родом из Минска. Циле было 20 лет. До войны училась на 2-м курсе Ленинградского химического института. На фронт ушла добровольцем. Немцы  подозревали, что она еврейка.  Кла-ра решила бежать из лагеря и уговаривала присоединиться Цилю. Однако та почему-то не согласилась, лишь «просила, если доберусь до своих, разыскать ее отца Давида Михайловича и все рассказать ему».  К.Рушко повезло: она бежала, перешла линию фронта. Через несколько дней после возвращения Клару вызвали в штаб дивизии. Там ее ждали два незнакомых полковника, и первый вопрос был: «Где Циля?» Она, вероятно, выполняла какое-то важное задание. Уже в апреле 1943 г., во время наступления, Клара встретилась с  Валей, одной из девушек, освобожденной из лагеря. Валентина рассказала, что после побега  Клары немцы допрашивали Цилю, затем отправили в Георгиевск, где находилось гестапо, и там ее расстреляли [75] .
Среди женщин-военнопленных, прибывших в Равенсбрюк, тоже были еврейки. Г.Григорьева (Коган), скрывавшаяся под именем Наташи Козловой, называет, кроме Е.Л.Клемм,  еще несколько евреек, живших под чужими именами в лагере: Марина Смолянская, Мария Клугман, Галя Матузова, Циля Гедалева [76] . Многие знали их тайну, однако помогали. И все-таки среди пленниц нашлись предатели: Ольга-молдаванка, Лена-рябая (все лицо было в оспе), Шура-раздатчица (раздавала еду). Они составили список евреек и передали его старшей по блоку польке Магосе, чтобы та сообщила немцам. Однако Магося обо всем рассказала Е.Л.Клемм,  и та посоветовала обвинить  доносчиц в саботаже и лжи. Через несколько дней доносчиц вызвала немка-надзирательница, по словам бывших пленных, садистка Бинц. Что ей рассказала Магося, можно лишь предположить, однако Бинц избила доносчиц до полусмерти. Больше доносов среди женщин- военнопленных не было [77] .
В декабре 1943 г. в лагере в г. Хелм (Польша) содержалась группа из 28 женщин-военнопленных. В 1944 г. их перевели в г. Кельцы. В группе пленных было несколько евреек, среди них военврач Раиса Юльевна Бердичевская. Однажды рано утром в женский барак пришли автоматчики и назвали фамилии четырех женщин, в том числе и Р.Ю.Бердичевской. Когда они стали  брать какие-то личные вещи, то конвоир-немец им сказал: «Ничего не берите, вам теперь ничего не нужно». Уходя, одна из арестованных Ася Носенко крикнула: «Мы смело идем умирать за нашу Родину. Прощайте, товарищи!»  Вскоре после этого  оставшихся женщин отправили в варшавскую тюрьму «Павиак». Через пять дней коридорная полька, которая раздавала еду арестанткам, передала записку от Раисы Юльевны. В ней сообщалось, что троих девушек: «Асю,  Марию и Лену расстреляли, а я пока живу до окончательного выяснения моей нации. Хочется жить, но в жизнь не верю. Постарайтесь на “прогулке” увидеть меня. Целую. Раиса Ю.»
 От той же польки стало известно, что Раису Юльевну перевели в 8-ю камеру камеру смертников.  Через несколько дней  Раису Юльевну и еще одну женщину, польскую еврейку, с шестилетним сыном повели на расстрел. Когда Р.Ю.Бердичевскую вели по коридору, она прокричала: «Дорогие боевые подруги, я иду умирать. Отомстите за мою смерть, да здравствует…» Дальше женщины не поняли, потому что украинский гестаповец (так в тексте. – А. Ш. [78] ) ударил ее по лицу.
Раису Юльевну и женщину с шестилетним ребенком расстреляли во дворе тюрьмы. Оставшиеся в тюрьме 24 женщины-военнопленные, протестуя против расправы, в течение двух суток отказывались от пищи и несли траур по погибшей подруге, даже не выходили на 40-минутные «прогулки». С приближением Красной Армии этих женщин отправили в Германию. До дня освобождения в апреле 1945 г. они успели побывать еще в трех лагерях [79] .
Документы свидетельствуют и о том, что немцы в  индивидуальных регистрационных карточках военнопленных тщательно старались скрыть факт их убийства. Ознакомимся с карточкой военврача З. Гель-фман:
Стационарный лагерь военнопленных         офиц. лаг.57
Опознавательная бирка:  2275
Персональные данные.
Фамилия: Гельфман                                 Национальность:
                                                                                 еврейка
Имя: Зинаида                                              Воинский  чин…
Время и место рожд. 27.12.1915                
г. Борисов, Минской обл.
Религия: иудейская                                   Воинская часть…
Имя отца: Ефим
Имя и фамилия матери
Фельдман                                                  Специальн. 
                                                                   Гражд. врач                                                                                  
матрикул №
Доброволец                                     Взятие в плен (когда  и где)
                                                                   23.07.1941 г. Брянск [80]
                                            Доставлен  здоровым, больным,  раненым…      
Подробное описание личности.
Фотокарточка               Рост            Волосы       Особые    приметы
 ---------------                   152 см        Черные                     нет
                                                         Отпечаток указательного
                                                                  пальца правой руки
Имя и адрес лица, имеющего близкие отношения к военнослужащему
на родине: отец Гельфман Ефим, г. Борисов, ул. Дзержинского д.13.
Примечания: Знает еврейский, польский, немного немецкий язык.
Предохранительные прививки                     Заболевания в плену
…………………………………..                     …………………………
Против оспы, против тифа и др.                Амбулаторное лечение
             Апрель1942                                                госпитальное
Переводы:
10.6.42 г. в стац. Лаг .  I- Б
12.6.42 г.    ------------III-"А"  по приказу ОКW              
27.8.42 г. Из ……………………………….
Отпущен
 и направлен на биржу труда Лукенвальде [81] .                                                                                   
Из этого документа следует, что З. Гельфман 27 августа 1942 г. освобождена из лагеря и  отправлена на биржу труда в Лукенвальде и таким образом переведена в статус гражданской рабочей. На первый взгляд непонятно, что послужило причиной подобного отношения немцев к еврейке, тем более что судьба ее родителей известна расстреляны  вместе со всеми евреями в  Борисове в июле 1941 г.
 Можно только предположить, что этим же вопросом заинтересовались и в СМЕРШ, так как карточка военнопленной З. Гельман была обнаружена среди дел «бывших военнослужащих Советской Армии, скомпрометировавших себя в период нахождения в плену у немцев» [82] . Однако не все было известно и СМЕРШ.
Судьба З.Гельфман проясняется после знакомства с показаниями штурмбанфюрера СС Курта Линдова  руководителя секции  IY-А-1  РСХА,  в составе которой был  и подотдел по делам военнопленных.  30 апреля 1945 г. на допросе английскому следователю он показал:  так как  имелись распоряжения о выявлении в шталагах... евреев-военнопленных для последующей их ликвидации, то «соответствующие военнопленные предварительно формально отпускались, а затем переводились в концлагерь для казни» [83] .
Таким образом, с большой долей уверенности можно предположить, что З. Гельфман  была формально освобождена из шталага, и это документально зафиксировано, а затем отправлена в концлагерь для уничтожения.
Женщины-военнопленные, рискуя жизнью, неоднократно спасали своих еврейских подруг. В Дулаге № 160 г. Хорол в карьере на территории кирпичного завода содержалось около 60 тыс. пленных. Там же была и группа девушек-военнопленных. Из них в живых к весне 1942 г. осталось семь-восемь.  Летом 1942 г. все они были расстреляны за то, что укрывали еврейку [84] .
Осенью 1942 г. в лагере Георгиевск  вместе с другими пленными  находилось и несколько сот военнопленных девушек. Однажды немцы повели на расстрел выявленных евреев. Среди обреченных была и Циля Гедалева. В последнюю минуту немецкий офицер, руководивший расправой, неожиданно сказал: «Медхен раус!  Девушка  вон!» И Циля вернулась в женский барак.  Подруги дали Циле новое имя  Фатима,  и в дальнейшем она по всем документам проходила татаркой [85] .
Военврач III-го ранга Эмма Львовна Хотина с 9 по 20 сентября находилась в окружении в Брянских лесах. Была взята в плен. Во время очередного этапа из деревни Кокаревка в г. Трубчевск бежала. Скрывалась под чужой фамилией, часто меняя квартиру. Ей помогали ее товарищи – русские врачи, которые работали в  лагерном лазарете в Трубчевске. Они наладили связь с партизанами. И когда  2 февраля 1942 г. партизаны напали на Трубчевск, 17 врачей, фельдшеров и медсестер  ушли  с ними. Э. Л. Хотина стала начальником санслужбы партизанского объединения Житомирской области [86] .
Сара Земельман  военфельдшер, лейтенант медслужбы, работала в передвижном полевом госпитале № 75 Юго-Западного фронта. 21 сентября 1941 г. под Полтавой, раненная в ногу, попала в плен вместе с госпиталем. Начальник госпиталя Василенко вручил Саре документы  на имя Александры Михайловской, убитой фельдшерицы. Среди сотрудников госпиталя, оказавшихся в плену, предателей не нашлось. Через три месяца Саре удалось бежать из лагеря. Месяц она скиталась по лесам и деревням, пока  неподалеку от Кривого Рога, в селе Веселые Терны, ее не приютила семья фельдшера-ветеринара Ивана Лебедченко. Больше года Сара жила в  подвале дома. 13 января 1943 г. Веселые Терны были освобождены Красной Армией. Сара пошла в военкомат и попросилась на фронт, однако ее поместили в фильтрационный лагерь №258. На допросы вызывали только ночью. Следователи  спрашивали, как она, еврейка, выжила в фашистском плену? И только встреча в этом же лагере с сослуживцами по госпиталю – рентгенологом  и главным  хирургом – помогла ей. С.Земельман направили в медсанбат 3-й Поморской дивизии 1-й Польской армии. Закончила войну на подступах к Берлину 2 мая 1945 г. Удостоена трех орденов Красной Звезды, ордена Отечественной войны 1-й степени, награждена польским орденом «Серебряный крест за заслуги» [87] .
 К сожалению, после  освобождения из лагерей узницы столкнулись с несправедливостью, подозрением и презрением к ним, прошедшим ад немецких лагерей. 
Груня Григорьева вспоминает, что красноармейцы, освободившие Равенсбрюк 30 апреля 1945 г., на девушек-военнопленных «...смотрели как на предателей. Это нас потрясло. Такой встречи мы не ожидали. Наши больше отдавали предпочтение француженкам, полькам – иностранкам» [88] .
После  окончания войны женщины- военнопленные прошли  все муки и унижения  во время проверок СМЕРШа в фильтрационных лагерях. Александра Ивановна Макс, одна из 15 советских женщин, освобожденных в лагере Нейхаммер, рассказывает, как советский офицер в лагере для репатриантов отчитывал их: «Как вам не стыдно, в плен сдались, вы... » А я спорить с ним: «А что же мы должны были сделать?» А он говорит: «Вы должны были себя расстрелять,  а в плен не сдаваться!»  А я говорю: «А где  же у нас пистолеты были?»  «Ну, вы могли, должны были повеситься, убить себя. Но не сдаваться в плен» [89] .
Многие фронтовики знали, что ожидает бывших пленных дома.  Одна из освобожденных женщин Н.А.Курляк вспоминает: «Нас, 5 девушек, оставили работать в  советской военной части. Мы все время просили: “Отправьте домой”. Нас отговаривали, упрашивали: “Побудьте еще немного, На вас будут смотреть с презрением”. Но мы не верили» [90] .
 И уже через несколько лет после войны женщина-врач, бывшая пленная, пишет в частном письме: « ... мне порой очень жаль, что я осталась жива, потому что всегда ношу на себе это темное пятно плена. Все-таки многие не знают, что это была за “жизнь”, если можно это назвать жизнью. Многие не верят, что мы там честно переносили тяжести плена и остались честными гражданами Советского государства» [91] .
Пребывание в фашистской неволе  неисправимо отразилось на здоровье многих женщин. У большинства из них еще в лагере прекратились естественные женские  процессы и у многих так и не восстановились.
Некоторые, переведенные из лагерей военнопленных  в концлагеря,  были подвергнуты стерилизации. «У меня не было детей после стерилизации в лагере. И так я осталась как бы калекой… Многие из наших девушек не имели детей. Так некоторых мужья бросали, потому что хотели иметь детей. А мой муж меня не бросил, как есть, говорит, так и будем жить. И до  сих пор мы с ним живем» [92] .


[1] Великая отечественная война. 19411945. Энциклопедия. М. 1985, с. 269270.
[2] В. Я. Галаган. Ратный подвиг женщин в годы Великой Отечественной войны. Киев. 1986, с. 163173.
[3] П. А. Жилин. Проблемы военной истории. М., 1975, с. 238239. В. С. Мурманцева. Советские женщины в Великой Отечественной войне 1941 1945. М., 1979, с. 269270.
[4] В. С. Мурманцева. Советские женщины... с. 269270.
[5] А. Никонов. Исповедь недобитого гражданина.   Мегаполис-экспресс. Приложение к газ. «Глобус»  08.1014.10. 1995.  № 156. (Израиль).
[6] С. Алексиевич. У войны не женское лицо. М., 1988, с. 58.
[7] М. К. Кузьмин. Медики – Герои Советского Союза. М., 1965, с. 7.
[8] Великая Отечественная война 1941-1945. Энциклопедия. М., 1985, с. 270
[9] Цит. по: Е. Сенявская. Женщины на войне. «Мир истории». 2000.  №5.
[10] А. Никонов. Исповедь недобитого гражданина... 
[11] Там же.
[12] В. Е. Силин. «Кто ты, красивая дэвочка?»  «Огонек». Спецвыпуск.  М., 2000. № 70.
[13] Р. Березина. Свидетельские показания. Архив Яд ва-Шем. 033/С1289, л. 6.
[14] Мать и мачеха. Рассказы ветеранов. Торонто, 1990, с. 77.
[15] Там же, с. 80 81. О подвигах М. Фридман рассказано в книге: С. Н. Борщев. От Невы до Эльбы. Л., 1973, с. 163.
[16]   Немецкие женщины служили в армии, ВМФ, авиации, войсках СС, полиции. Однако только на вспомогательных службах:  в штабах, канцеляриях, службе связи -  в боях участия не принимали. Только в последние месяцы войны началось обучение женщин в зенитной артиллерии  и работе на измерительных и прицельных приборах.  (Немецкие женщины и война. Итоги Второй мировой войны. Сб. статей. М., 1957, с. 479.)
[17] Архив Яд ва-Шем. М-62/19, л. 2.
  [18] Там же.
  [19] Ю. Друнина. «Неповторимый звездный час». М., 2000, с. 5
[20] Fighting in Hell. The German Ordeal on the Eastern Front. Pensylvania.1995, p. 33.
[21] М. Васильчикова. Берлинский дневник 1940-1945. М., 1994, с. 82.
[22] В. А. Оболенский. Под итальянской оккупацией. – «Новый журнал». Нью-Йорк, 1948. №18, с. 282 283.
[23] Заря.  27.10. 1943.
[24] Архив Яд  Вашем. М-33/1190, л. 110.
[25] Там же. М-37/178, л. 17.
[26] Там же. М-33/ 482, л. 16.
[27] Там же.  М-33/60, л. 38.
[28] Там же. М-33/ 303, л 115.
[29] Там же.  М-33/ 309, л. 51.
[30] Там же.  М-33/295, л. 5.
[31] Там же. М-33/ 302, л. 32.
[32] П. Рафес. Тогда они еще не каялись. Из Записок переводчика дивизионной разведки. «Огонек».  Спецвыпуск. М., 2000, №70.
[33] Архив Яд ва-Шем.  М-33/1182, л. 94 95.
[34] Владислав Смирнов. Ростовский кошмар.  «Огонек».  М., 1998. №6.
[35] Архив Яд ва-Шем. М-33/1182, л. 11.
[36] Архив Яд Вашем. М-33/230, л. 38,53,94; М-37/1191, л. 26
[37] Б. П. Шерман. …И ужаснулась земля. (О зверствах немецких фашистах на территории города Барановичи и его окрестностях 27 июня 1941– 8 июля  1944). Факты, документы, свидетельства. Барановичи. 1990, с. 8 9.
[38] С. М. Фишер. Воспоминаний. Рукопись.   Архив автора.
[39]   К. Кромиади. Советские военнопленные в Германии…  с. 197.
[40] Т. С. Першина. Фашистский геноцид на Украине 1941 1944… с. 143.
[41] Архив Яд ва-Шем. М-33/626, л. 50 52. М-33/627, л. 62 63.
[42] Н. Лемещук. Не склонив головы. (О деятельности антифашистского подполья в гитлеровских лагерях) Киев, 1978, с. 32 33.
[43] Г. Григорьева. Беседа с автором  9.10.1992.
[44] Там же.  Е. Л. Клемм вскоре  после возвращения из лагеря, после бесконечных вызовов в органы госбезопасности, где добивались ее признания в предательстве, покончила жизнь самоубийством
[45] Г. С. Забродская.  Воля к победе.  В сб. «Свидетели обвинения». Л. 1990, с. 158; Ш. Мюллер. Слесарная команда Равенсбрюка. Воспоминания заключенной №10787. М., 1985, с. 7.
[46]    Женщины Равенсбрюка. М., 1960, с. 43, 50.
[47] Г. С. Забродская.  Воля к победе…  с. 160.
[48] Голоса. Воспоминания узниц гитлеровских лагерей. М., 1994, с. 164.
[49] Г. С. Забродская.  Воля к победе… с. 160.
  [50] Ш. Мюллер. Слесарная команда Равенсбрюка… с. 51 52.
  [51] Женщины Равенсбрюка… с.127.
[52] Г. Ванеев. Героини Севастопольской крепости. Симферополь.1965, с. 82 83.
[53] Г. С. Забродская.  Воля к победе… с. 187.
[54] Н. Цветкова. 900 дней в фашистских застенках. В сб.: В Фашистских застенках. Записки. Минск.1958, с. 84.
[55]   Голоса, с. 745.
[56] А. Лебедев. Солдаты малой войны…  с. 62.
[57] А. Никифорова. Это не должно повториться. М., 1958, с. 6 11.
[58]   Н. Лемещук. Не склонив головы…  с. 27. В 1965 г. А. Егоровой  было присвоено звание Героя Советского Союза.
[59] Архив Яд ва-Шем. М-33/438 часть II, л. 127.
[60]   А. Streim.  Die Behandlung sowjetischer Kriegsgefangener… S. 153.
[61] А. Никифорова. Это не должно повториться… с. 106.
[62] А. Streim.  Die Behandlung sowjetischer Kriegsgefangener…. S. 153 154.
[63] Ш. Янтовский.  Лагерь советских  военнопленных  евреев  в Финляндии (1942 1944 год). Иерусалим,1995, с. 69.
[64] Н. Ф. Дьяков. Под чужим небом. Солдатские записки 1941 1944. М.,1998, с. 11 112, 306 307.
[65] Ш. Янтовский  Лагерь советских  военнопленных… с. 71.
[66] Н. Ф. Дьяков. Под чужим небом…  с. 11 112, 306 307.
[67] Ш. Янтовский  Лагерь советских  военнопленных… с. 71.
[68] Н. Ф. Дьяков. Под чужим небом… с, 350.
[69] В. Родинкова. Мы мечтали дойти до Берлина.   «Винницкая иерусалимка», № 4, март 2000.
[70] Очерки еврейского героизма. Т. 3. Киев. 1997, с. 449.
[71] Яд ва-Шем. Зал имен. Приложение к листу свидетельских показаний № 543713
[72] Х. Дыхне. Я должна рассказать. Еврейский камертон. Приложение к газ. Новости недели. 22.08. 1997.
[73] П. Полян. Скрывшие свое имя. - Русская мысль.13.05. 1999. (Париж)
[74] Архив Яд ва-Шем. М-33/626, л. 50 52.
[75] Яд ва-Шем. Зал имен. Приложение к листу свидетельских показаний  №165346.
[76] Г. Григорьева. Беседа с автором 9.10. 1992.
[77] Там же.
[78] Вероятнее всего, один из  тысяч украинцев-военнопленных, кто после окончания специального тренировочного лагеря СС в Травниках, служили в лагерях и тюрьмах в качестве охранников.
[79]   Яд ва-Шем. Зал имен. Приложение к листу свидетельских показаний № 543713. Из  послевоенного письма Веры Ивановны   мужу Р. Ю. Бердичевской.
[80]   Запись не точна. Брянск взят немцами 6 октября 1941 г.
[81] Гос. архив Минской области. Ф. 635, оп. 1. д. 237, л. 11 13.
[82] Там же.
[83] СС в действии, с. 512.
[84] Т. С. Першина. Фашисткий геноцид… с. 139.
[85] Г. Григорьева. Беседа с автором 9.10.1992
[86] Архив Яд ва-Шем. М-37/533, л. 3. За участие в партизанской борьбе Э. Л. Хотина удостоена двух правительственных наград.
[87] Н. Орлов. Хождение по кругам ада. Круг. 1991. №770, с. 15 18.
[88] Г. Григорьева. Беседа с автором 9. 10. 1992
  [89] Цит. по: А. И. Макс. Угнали в Германию!  Бремен,  1999, с. 148.
  [90] Там же.
[91] Яд ва-Шем. Зал имен. Приложение к листу свидетельских показаний № 543713.Из  послевоенного письма Веры Ивановны (фамилия неизвестна)  мужу Р.Ю.Бердичевской.
[92] А. И. Макс. Цит. по: Угнали в Германию,  с. 151.