Жизнь, поставленная на ПЕРФОКАРТУ
или
Тайна «Ордена Орла»

 

 

Яков Верховский, Валентина Тырмос

Часть четвертая. Зимняя сказка

1. Рыцари Круглого стола

К ноябрю 1941 года вся подготовка к «Окончательному решению еврейского вопроса» была, практически, закончена, и можно было собирать совещание представителей центральных органов власти с тем, чтобы, как и предписывал Геринг в своем письме от 31 июля 1941 года, «задействовать их в выполнении указанной задачи». Организацией совещания занялся снова Адольф Эйхман, который как раз вернулся из своей, такой удачной, «командировки» на Восток.
Местом для совещания была выбрана уединенная вилла на берегу сказочного озера Ванзее – излюбленного места отдыха берлинской элиты.
Выстроенная лет 30 назад известным немецким архитектором, эта вилла до прихода Гитлера к власти принадлежала богатому промышленнику Фридриху Мино. Но в 1940-м она «приглянулась» ГЕСТАПО. Мино был арестован и сгинул где-то в гитлеровских концлагерях, а вилла навечно вошла в историю, именно потому, что проходившее в ней совещание по «Окончательному решению еврейского вопроса» было названо «Совещанием в Ванзее».

ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА ЭЙХМАНА
Капитан Лесс: Вы помните о совещании в Ванзее? Вы же там присутствовали?
Эйхман: Яволь! Я даже сам должен был писать приглашения статс-секретарям, т.е. Гейдрих сказал мне, кого он хочет позвать.
Лесс: Почему пригласили вас, если ваша роль была столь незначительной?
Эйхман: Господин капитан, я должен был писать приглашения, я должен был предоставить Гейдриху данные для его речи, все цифры по эмиграции, я же был начальником отдела ГЕСТАПО - тайной государственной полиции.
Лесс: Мюллер тоже присутствовал?
Эйхман: Конечно! Это было совещание, как тогда называлось, «высокого уровня». Значит только статс-секретари . . . Ведь совещание в Ванзее было только началом собственно истории с умерщвлением.
Лесс: Но убивали и до этого?
Эйхман: Так точно, верно! Я размышляю: если уже убивали – а так и было, - то существовало, наверное, строжайшее предписание о таких вещах . . .

Убивали! Конечно же, убивали.
И Эйхман видел это своими глазами и в Минске, и во Львове.
Убивали еще до того, как было получено письмо-предписание Геринга об «Окончательном решении». Убивали еще до того, как было организовано это печально известное совещание в Ванзее.
Но вернемся к совещанию.
Одним из важнейших вопросов при подготовке его был список приглашенных: Гейдрих сам продиктовал Эйхману фамилии.
Всех их было – 12! Ровно двенадцать! (20)
Символично, не правда ли? В полном соответствии с помешательством рейсфюрера СС Гиммлера на культе древних германцев.
Столько же благородных рыцарей собирались когда-то, в первом тысячелетии нашей эры за Круглым столом мифического кельтского короля Артура. Столько же высших иерархов «Черного ордена СС» – собирались в гиммлеровском Чертоге смерти – замке Вевельсбург. В Вевельсбурге тринадцатым был сам магистр «Черного ордена» – Генрих Гиммлер. Здесь, в Ванзее, тринадцатым будет Рейнхард Гейдрих.
Глава ГЕСТАПО Генрих Мюллер и глава «еврейского реферата» Адольф Эйхман – в этом случае не в счет – они же не приглашенные, они - «хозяева». Эйхман, по его словам, во время совещания, вообще, сидел в углу, рядом с привезенной им для ведения протокола стенографисткой и молчал, а, если бы попытался раскрыть рот, то наверняка, только прокаркал бы по своему обыкновению: «Яволь!».
Итак, приглашенных было двенадцать. И как продуманно они были «выставлены» в списке. «По убывающей», или, если угодно, «по возрастающей»: от виртуальных убийц, идеологов убийства, до исполнителей – убийц реальных.
Первыми в списке шли люди Альфреда Розенберга – министра по делам оккупированных Восточных территорий и автора известного опуса «Миф ХХ века»: статс-секретарь министерства обергруппенфюрер СС доктор Альфред Майер и начальник политического управления доктор Георг Лейббрандт.
А завершали список прибывшие с Востока убийцы: сподвижники известного палача Варшавы Ганса Франка – бригаденфюрер СС доктор Йозеф Бюллер и оберфюрер СС доктор Эберхард Шенгарт - и глава ГЕСТАПО Риги штурмбанфюрер СС доктор Рудольф Ланге, успевший уже уничтожить лично около 60 тысяч евреев.
Между идеологами и исполнителями в четком порядке располагались остальные фигуранты – соучастники преступления.
От министерства Внутренних дел: птица высокого полета - один из лучших юристов Германии, доктор права, автор нашумевшей монографии «Комментарии к германским расовым законам» - обергруппенфюрер СС Штуккарт.

От ведомства Геринга - ответственный за захват валюты и ценностей на оккупированных территориях штурмбанфюрер СС доктор Эрих Нойман. От министерства Юстиции – будущий президент Народной судебной палаты, доктор права, садист Роланд Фрайзлер. Тот самый Фрайзлер, по приговору которого в 1944-м после последнего покушения на Гитлера, будут повешены на крюках в скотобойне участники «Черной Капеллы».
От министерства Иностранных дел – уже знакомый нам Мартин Лютер, основной задачей которого было, слегка прикрытое флером «дипломатии», принуждение иностранных государств к «просто решению еврейского вопроса».
От Главного управления СС по вопросам расы - всемогущий группенфюрер СС Отто Гофман – человек, смертельного вердикта которого боялись в Германии все, без исключения, - от фюрера до последней судомойки.
И, наконец, от Рейхсканцелярии – некий Вильгельм Крицингер - ближайший помощник Ганса Ламмерса, который прославился тем, что еще в 1939-м разработал юридическое обоснование необходимости депортации евреев, а и от канцелярии НСДАП – оберфюрер СС доктор Герхард Клопфер, который в том же 1939-м курировал конфискацию собственности депортированных.
Ну, вот, кажется, все. Все двенадцать приглашенных.
А вот доктора Рихарда Корхерра среди них нет. Его на это престижное совещание не пригласили. И он был, конечно, уязвлен в самое сердце.
Подумать только, какая неблагодарность – ведь это он подготовил весь материал для совещания, включая «Таблицу 11-и миллионов».
И не пригласить! Фу-у! Стыд-то какой!
Но оставим тщеславного коллегу Корхерра страдать от незаслуженного оскорбления и вернемся к тем двенадцати «счастливцам», которые попали в список. Каждому из них в конце Ноября 1941 года Эйхман направил письмо, в котором Гейдрих в самых теплых выражениях приглашал «дорогого партайгеноссе» 9 декабря 1941 года ровно в 12.00 часов дня (снова 12!) принять участие в совещании по «Окончательному решению еврейского вопроса». Одно из таких писем было адресовано куратору «гиммлеровских атташе» Мартину Лютеру:

ИЗ ПИСЬМА ГЕЙДРИХА
Шеф Полиции безопасности и СД Берлин – Юго-Запад, 29ноября 1941
IV B 4-3076/41g ( 1180) Принц-Альбрехт-штрассе,8

Господину младшему госсекретарю Лютеру
Министерство иностранных дел, Берлин
Дорогой партайгеноссе Лютер!
31.7.1941 рейхсмаршал Великой германской империи уполномочил меня провести все необходимые приготовления – в организационном, экономическом и материальном аспектах – для общего решения еврейского вопроса в Европе . . . Учитывая чрезвычайное значение, придаваемое этой проблеме, и в интересах достижения общей точки зрения у членов имперского руководства, причастных к решению еврейского вопроса, предлагаю Вам обменяться мнениями . . .
Приглашаю Вас на конференцию, которая запланирована на 9 декабря 1941 в 12 часов . . . по адресу: Берлин, Ам Гроссен Ванзее, 56/58.
По окончании конференции состоится завтрак.
Хайль Гитлер! Ваш Гейдрих

Лютер, однако, к своему величайшему сожалению, принять участие в совещании не мог, поскольку несколько «приболел». О чем с соответствующими извинениями поставил в известность Гейдриха.
Но, как впоследствии оказалось, он волновался напрасно: в назначенный день совещание все равно не состоялось. За два дня до этого, 7 Декабря 1941-го авиация Его Величества императора Японии Хирохито атаковала корабли тихоокеанского флота США в Перл-Гарборе. И по иронии судьбы, программы идентификации и селекции евреев, разработанные американской компанией IBM для Гитлера, понадобились теперь самим американцам, в частности американскому президенту Франклину Делано Рузвельту.
Нет, конечно, не для убийства людей. Но . . . тем не менее: в течение 48 часов среди граждан Америки были идентифицированы и заключены в концентрационные лагеря 135.430 лиц японского происхождения.
По словам Иоахима Риббентропа, нападение Японии оказалось для Гитлера полной неожиданностью, и, хотя 11 Декабря 1941-го Германия по своей инициативе объявила войну Соединенным Штатам, настроение было тревожное. (21)
Война с Америкой!?
Понимал ли Гитлер, чем это может грозить?
Наверняка понимал.
И, тем не менее, «еврейский вопрос» не был снят с повестки дня.
Совещание в Ванзее, назначенное на 9 декабря 1941-го, не отменили, а только отложили до 20 января нового 1942 года.

2. Когда часы бьют двенадцать

Солнечный зимний день.
Такой не часто бывает в пригородах Берлина.
Блестит, переливается всеми цветами радуги тонкий лед на озере Ванзее, и отраженный свет его заливает все вокруг: окутанные легким снежком старые сосны, белую красавицу виллу, ставшую, кажется, от снега еще белее, и даже застывших у ее полукруглой лестницы двух белых каменных львов, которые как-то даже приветливо ощерили свои пасти.
Сказка. Зимняя сказка.
И только слетевшееся сюда сегодня черное эсэсовское воронье нарушает гармонию.
Черные тени часовых падают на полукруглую лестницу. Черные лаковые лимузины, один за другим, подъезжают к крыльцу, тормозят у ставших внезапно черными каменных львов.
Сбегают по полукруглой лестнице затянутые в черные эсэсовские мундиры юркие адъютанты, торопятся открыть немного примерзшие на морозе черные дверцы машин. Вываливаются из машин укутанные в черные эсэсовские шинели и дорогие гражданские шубы гитлеровские бонзы.
Пять ступенек полукруглой лестницы, и вот они растворилось, скрылось за тяжелыми дубовыми дверями. Исчезли черные мундиры адъютантов, укатили черные лаковые лимузины. И только черные тени часовых все еще падают на полукруглую лестницу, на каменных львов и нарушают гармонию колдовского озера Ванзее.
А в вестибюле виллы тепло и уютно, и так вкусно пахнет свежее сваренным кофе, терпкими мужскими духами и, конечно (как же без этого?), яблочным пирогом. Гости сбрасывают свои тяжелые эсэсовские шинели и дорогие штатские шубы на руки адъютантов и по широкой лестнице поднимаются на второй этаж в зал, который когда-то (в мирные времена) служил хозяевам виллы гостиной или столовой.
Они молоды, большинству нет еще и пятидесяти. Вот легко через две ступеньки взлетает по лестнице общепризнанный красавец обергруппенфюрер СС доктор Вильгельм Штуккарт, такой элегантный в своем новом, конечно же черном, эсэсовском мундире. Загорелое самодовольное лицо, пухлые губы, на безыменном пальце дорогой золотой перстень.
Рядом с ним несколько неопрятным выглядит бригаденфюрер СС Иозеф Бюллер. Но не судите строго: прибыл то он издалека – из оккупированной Варшавы, где уже более двух лет льется кровь. В толстых руках Бюллера небольшой черный портфельчик. Что в нем? Неужели отчет о его «подвигах» – там, в Варшаве?
За Бюллером вальяжно шествует уже оправившийся от болезни Мартин Лютер. Он в штатском дорогом темно синем костюме, с белоснежным платочком, стыдливо высунувшим свой накрахмаленный уголок из верхнего пиджачного кармана. Огромные очки в роговой оправе скрывают его холодные как лед глаза и придают ему сходство с очковой змеей. И он, по словам хорошо его знавшего Вальтера Шелленберга, способен, как эта змея, молниеносно, убить человека.
Славная подобралась компания!
Можно сказать, что и друг для друга они опасны.
По словам того же Шелленберга, Гейдрих не однажды предостерегал его от Лютера: «Вам с ним [с Лютером, В. Т.] придется не легко . . . Постоянно держите меня в курсе дела, чтобы в случае необходимости я смог бы во время прийти Вам на помощь . . . Он боится меня, потому что я слишком много знаю о нем . . .». (22)
Один за другим они входят в зал. Щелкают каблуки.
Звучат приветствия: «Хайль Гитлер! Хайль! Хайль! Хайль!»
Полдень . . .
Где-то, в одной из дальних комнат, старые напольные часы мелодично пробили двенадцать раз. И с последним ударом, когда его отзвук еще, казалось, не растаял в воздухе, в зал вошел обергруппенфюрер СС Рейнхард Гейдрих.
Все присутствующие вскочили, вытянулись в струнку и вскинули правую руку: «Хайль Гитлер!».
«Хайль! Господа, прошу вас занять места, приступим к делу».
К делу? Ну, конечно же, «к делу».
Рассаживаются вокруг отполированного до блеска (нет, не круглого, а в данном случае, длинного - обеденного, наверное?) стола.
Приступают «к делу».
Во главе стола - Гейдрих. Он информирует присутствующих о том, что (как имел он честь сообщить им в письме от 29 ноября 1941 года) прошлым летом, а точнее, 31 июля 1941 года, вскоре после начала операции «Барбаросса», рейхсмаршал Геринг по распоряжению фюрера, поручил ему, Гейдриху, провести подготовительные мероприятия по «Окончательному решению еврейского вопроса». Сегодня все эти мероприятия закончены, что и является причиной созыва данного совещания.
Красочно обрисовав всю важность и сложность «еврейского вопроса», Гейдрих отметил успехи, уже достигнутые в его «решении». Он сообщил, что до начала войны с Большевистской Россией из Рейха, Австрии и Протектората уже эмигрировало 537 тысяч лиц еврейской национальности, и что в обмен на право эмигрировать они внесли в казну 9,5 миллионов долларов (вот ведь как точно подсчитано, не иначе как в DHOMAG’е с помощью табуляторов Холлерита!).
Однако в настоящее время эмиграция приостановлена по двум причинам: во-первых, большинство стран отказываются принимать беженцев-евреев, а во-вторых, теперь на Востоке «открылись совершенно новые возможности».
Что это? Неужели? Неужели Гейдрих говорит правду?
Неужели, действительно, если бы Западные страны не отказывались принимать беженцев-евреев, эмиграция могла бы продолжиться, и Холокоста бы не было!
Страшно подумать! Но, видимо, это правда. Западные страны действительно отказались! А, тем временем, на Востоке, «открылись совершенно новые возможности». На оккупированных территориях России «решение еврейского вопроса» уже осуществляется. И осуществляется успешно.

ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА ЭЙХМАНА
Капитан Лесс: Я цитирую по вашему протоколу выступление Гейдриха: «Следующей возможностью решения подлежит считать теперь . . . эвакуацию евреев на Восток. Эти мероприятия надлежит рассматривать, как одну из возможностей с точки зрения важного ПРАКТИЧЕСКОГО ОПЫТА, имея в виду предстоящее окончательное решение». Что все это означает?
Эйхман: Это было новой . . . ну . . . концепцией, ради которой это совещание статс-секретарей вообще созвали . . .
Лесс: Что значит здесь – «ПРАКТИЧЕСКОГО ОПЫТА»?
Эйхман: Совещание в Ванзее было 20 января 1942 года . . . Очень может быть, что ОНИ ТАМ УЖЕ УБИВАЛИ . . .
Лесс: Ах вы, значит, думаете, что «ПРАКТИЧЕСКИЙ ОПЫТ» - это уже предпринятые умерщвления евреев? Ведь тогда уже существовали оперативные группы?
Эйхман: Они были уже, начиная с . . . Ну конечно уже УБИВАЛИ . . .

«Опыт» уже совершенных массовых убийств на оккупированных территориях Советского Союза, показал Гитлеру, что уничтожение миллионов возможно, что окончательное решение еврейского вопроса осуществимо.
И еще. Гитлер понял, что черное дело его останется безнаказанным, что отказавшиеся принять беженцев-евреев западные страны теперь будут молчать, понимая, что в совершающемся преступлении есть доля и их вины.
А Гейдрих между тем продолжал. И его высокий визгливый голос странно вибрировал в мертвой тишине этого полупустого зала с часовыми, застывшими у плотно затворенных дверей.
Убийца сообщил участникам совещания, что, в соответствии с произведенными статистическими расчетами, общее число евреев, подлежащих «окончательному решению», составляет более 11 миллионов.
Задача, стоящая перед ними – солдатами фюрера, не из легких. Но она выполнима. В процессе депортации на Восток общее количество евреев должно неминуемо уменьшиться «естественным путем». Ну а те, наиболее стойкие особи, которые останутся в живых, должны будут быть подвергнуты «особому обращению», поскольку именно они могут стать «зерном воспроизводства еврейской нации».

ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА ЭЙХМАНА
Лесс: Гейдрих продолжал: «С возможным остатком – это будут, несомненно, наиболее стойкие – надлежит поступать соответственно, ибо элита, если ее освободить, станет зародышем нового еврейского возрождения». Что значит «поступать соответственно»?
Эйхман: Это . . . это значит . . . это идет от Гиммлера . . .
Элита, сливки – это у него . . . это его конек . . .
Лесс: Да, но что это здесь означает?
Эйхман: Убить! Убить, разумеется!

Время шло. День стал склоняться к вечеру.
С колдовского озера Ванзее поднялся туман и причудливыми сиренево-желтыми клубами приник к окнам, словно желая проникнуть в заманчивое тепло бывшей столовой. Адъютанты зажгли хрустальную люстру, и резкий электрический свет высветил мертвенную бледность лиц собравшейся здесь своры. Гейдрих завершил свою, невероятную для слуха нормального человека речь, но она не произвела на присутствующих никакого особого впечатления.
Да и чему удивляться?
Все они, здесь присутствующие, и без того знали, какая участь уготована евреям. Каждый из них «был причастен» к этой участи. Каждый внес «свою лепту».
Нет, конечно, речь Гейдриха не была для них чем-то новым.
Но что должно было их повергнуть все-таки в шок – так это таблица, составленная доктором Корхерром, точнее – последняя строка этой таблицы: свыше 11 миллионов!
Им предстояло организовать убийство 11 миллионов человек!
Убить 11 миллионов! Невероятно! Чудовищно!
Но . . . И эта чудовищная цифра, как видно, не произвела впечатления на присутствующих.
Все они - двенадцать цивилизованных мужчин - интеллектуальная элита просвещенной Германии, выпускники всемирно известных университетов - Иенского, Франкфуртского, Геттингенского - доктора философских и юридических наук, люди, которые должны были бы стоять на страже общечеловеческих ценностей – Гуманизма, Морали, на страже Закона, наконец, - без тени колебания идут на преступный сговор, на преднамеренное убийство 11 миллионов человек.
Какой удивительный феномен!
Неужели они не ощущают чудовищности готовящегося преступления?
Не понимают, что преступают черту, за которой человек уже не может называться человеком? А кары, Божьей кары, они не страшатся?
По свидетельству капитана Лесса, больше всего во время допросов Эйхмана его «возмущало то, что Эйхман не ощущает чудовищности своих преступлений и ни в малейшей степени не испытывает раскаяния».
Но это было в 1960-м, в израильской тюрьме «Рамле», на пороге смерти.
А за 20 лет до этого? В январе 1942-го?
В эйфории побед? В экзальтации убийств?
Нет, никто из участников совещания Ванзее не удивился, не возмутился и даже, кажется, не задумался. Ни одного вопроса не задали они Гейдриху.
Только «очковый» Лютер заверил присутствующих, что Имперское министерство иностранных дел не предвидит никаких трудностей при «решении еврейского вопроса» в Юго-Восточной и Юго-Западной Европе.
В Северных странах, правда могут возникнуть проблемы, но количество евреев там незначительно, и проведение акций против них можно будет на время отложить.
И только Йозеф Бюллер, сверкая огромными перламутровыми искусственными зубами и потрясая вынутым из портфельчика отчетом об уже совершенных убийствах в Польше, требовал начать «окончательное решение еврейского вопроса» именно с Генерал-Губернаторства и начать это решение как можно скорее, лучше всего - немедленно!
Но вот, наконец, совещание закончилось. Сколько оно продолжалось?
Одни полагают «часа полтора», другие – «не более двух часов», а третьи уверены – «ровно четыре». Но, так, или иначе, в конце концов, на белой вилле затих мерзкий топот эсэсовских сапог, умолкли выкрики: «Хайль!».
И наступила тишина . . .
У горящего камина, в бывшей столовой остались трое – Гейдрих, Мюллер и Эйхман. (23)
Протянув длинные ноги к огню, полулежит на диване Рейнхард Гейдрих – утонченный садист, получающий наслаждение от пыток и классической музыки. Напротив него, в мягком кресле, мерзкий до неприличия, глава ГЕСТАПО Генрих Мюллер. И поодаль от них (знай свое место!) – младший по чину, худосочный Адольф Эйхман, тот, кто, фактически, подготовил все это, так удачно прошедшее, совещание, включая невероятную «Таблицу 11-и миллионов» (которую он, по правде говоря, «спер» у Корхерра!), рассылку приглашений и, наконец, особое хитрое ведение протокола: как будто бы точное и подробное и, в то же время, не говорящее ни слова о том, о чем лучше молчать.
Трое преступников, уютно устроившись у камина, отдыхают после трудового дня, курят и, потягивая дорогой французский коньяк (внушительные запасы которого хранились почему-то именно здесь – на вилле Ванзее), продолжают обсуждать предстоящее им убийство 11-и миллионов.
Теперь они говорят об этом убийстве открыто без эвфемизмов.
Впрочем, чем плохи в данном случае эвфемизмы?
Ведь смысл их не представляет никакого секрета и известен каждому.

ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА ЭЙХМАНА
Лесс: Что означает «особое обращение»?
Эйхман: Особое обращение – это умерщвление . . .
Лесс: Но вы знали, что «особое обращение» означает убийство?
Эйхман: Это же знал каждый, конечно, господин капитан!

Преступники продолжают говорить об убийстве, о насильственной смерти 11-и миллионов человек, забывая при этом, что и они, на самом деле, смертны. Забывая, что и они, как говорят на древнем языке иврит, только «басар-ве-дам» - «мясо и кровь», и Старуха-смерть со своей косой может и их настигнуть каждую минуту.

3. Вот и настигла

Первым ушел из жизни Рейнхард Гейдрих. Через четыре месяца, после совещания в Ванзее, 27 Мая 1942 года, в 10 часов и 31 минуту утра, под Прагой, он был смертельно ранен осколками бомбы, брошенной чешскими патриотами в его открытый зеленовато-серый «Мерседес», и отправился в давно ожидающий его Ад.
Адольф Эйхман будет жить еще двадцать лет, но жить под постоянным страхом, до тех пор, пока, в конце концов, самый страшный, лишавший сна его все эти двадцать лет, ночной кошмар не станет страшной явью – он попадет «в руки евреев», предстанет перед израильским судом, и будет приговорен к повешенью.
В душную весеннюю ночь, 31 мая 1962 года, в темном подвале тюрьмы «Рамле» преступнику, наконец, наденут на шею петлю, и он пролает своим перекошенным ртом давно приготовленные слова:
«Да здравствует Германия! Да здравствует Австрия и Аргентина!
Я был верен знамени, верен присяге. Я выполнял приказ . . .».
И умолкнет . . .
В ту же ночь его безжизненное уже тело сожгут в печи, специально сложенной во дворе тюрьмы «Рамле», и превратят его в серый пепел.
Ночь пройдет. Забрезжит рассвет. И с первыми лучами солнца из маленького Яфского порта выйдет в море патрульный катер с необычным грузом на борту – урной серого пепла.
Древний Яффо скроется в тумане, катер ляжет в дрейф.
И тогда - молодой израильский офицер, вынесший ребенком все ужасы гитлеровского лагеря «Освенцим», высоко над головой поднимет с пеплом убийцы и развеет этот пепел над волнами Средиземного моря.
«Так погибнут враги твои, Израиль», - кто-то скажет за его спиной строку из Танаха. И в ответ ему кто-то выдохнет: «Амен!».
Так было? Или . . . так должно было быть!

Суд над Адольфом Эйхманом. Иерусалим, 1961

А вот судьба ГЕСТАПО-Мюллера покрыта тайной и по сей день.(24)
По одной из версий весной 1945-го он выбрался из гитлеровского бункера смерти, где до последней минуты находился рядом с фюрером, но был убит где-то на улицах Берлина.
По другой – он спасся и сумел бежать. Ходили слухи, что его видели то ли в Бразилии, то ли в Аргентине, или даже в Америке, где «по самым достоверным свидетельствам» он долгие годы жил, работал и даже писал мемуары. (25)
Правда, Вальтер Шелленберг не уставал утверждать, что Мюллер загодя установил связь с русскими и после капитуляции Германии был вывезен в Москву. И это не так уж и фантастично. ГЕСТАПО-Мюллер обладал огромным опытом, отличался феноменальной памятью и, наверняка, представлял интерес для Сталина

Немало странных совпадений и в судьбах всех «12-ти благородных рыцарей», приглашенных на совещание в Ванзее. Так, первый в списке доктор Альфред Майер – один из организаторов нацистского режима на оккупированных территориях - сознавая тяжесть своих преступлений, еще в 1945-м покончил жизнь самоубийством. Возможно, что «поспешил»: его подельник – начальник политуправления - доктор Георг Лейббрандт (кстати, «фольксдойч» - сын немецкого колониста, родившийся где-то под Одессой!), виновный во всех преступлениях не меньше Майера, не понес никакого наказания.

Какое-то время Лейббрандт был под следствием, но уже в 1950-м с него были сняты все обвинения. Много лет он работал в Мюнхене в американском «Институте культуры» и умер почтенным старцем в 1982-м. Воспоминаний не оставил.
Избежали заслуженной кары Отто Гофман и Герхард Клопфер. Оба они были судимы Американским Военным трибуналом и присуждены к различным срокам пребывания под стражей, но уже в 1951-м освобождены.
Не все преступники, конечно, ушли от расплаты: Йозеф Бюллер и Эберхард Шенгарт - были повешены. Бюллер в 1948-м в Кракове, а Шенгарт в 1946-м в Англии. Роланд Фрейзер погиб еще раньше, в 1945-м, под развалинами здания Народного суда во время американской бомбардировки Берлина. В том же году погиб и Рудольф Ланге, по слухам - в бою против рвущихся на Запад русских.
А вот Эрих Нойман, Вильгельм Крицингер, Альфред Майер, Вильгельм Штуккарт и Мартин Лютер, как видно, очень «мешали» кому-то.
И все они умерли внезапно по какой-то странной причине.
Смерть Альфреда Майера, найденного убитым в 1945-м в своей квартире, была объявлена самоубийством. Эрих Нойман и Вильгельм Крицингер, в 1946-м, вскоре после освобождения из тюрьмы, умерли «по болезни». Вильгельм Штуккарт, судимый Американским Военным трибуналом, вообще (как это ни нелепо!) отрицал свое участие в совещании Ванзее, был (как это ни смешно!) приговорен к денежному штрафу в 500 марок, и освобожден. Но тут же «случайно» он был сбит машиной и погиб.
Но самая любопытная история приключилась с «очковым» Мартином Лютером. Незадолго до капитуляции Германии, когда крах Третьего рейха был уже очевиден, Лютер исхитрился и сумел, прикинувшись «противником гитлеровского режима», замышлявшим чуть ли не убийство своего давнего друга Риббентропа, попасть в лагерь «Заксенхаузен».
«Заксенхаузен» считался привилегированным лагерем. Прежде всего, он был расположен всего в тридцати километрах от Берлина, в дачном поселке Заксенхаузен – в часе езды от Главного управления Имперской безопасности.
На территории лагеря помещалось Центральное управление всех нацистских концентрационных лагерей, казармы лейбштандарта эсэсовской дивизии «Мертвая голова» и знаменитый особый секретный блок 18/19, - сердце эсэсовской секретной операции «Бернхрд», где в клетке, за колючей проволокой, узники «Заксенхаузена» печатали фальшивые банкноты английских фунтов стерлингов.
Немаловажно было и то, что всего в пяти минутах ходьбы от лагеря расположен был охотничий замок «Фриденталь» - штаб-квартира известного «Человека со шрамом» - Отто Скорцени.
Все это, конечно, не мешало «Заксенхаузену» оставаться обычным нацистским лагерем, в котором мучились и гибли люди. Здесь ставились изуверские «медицинские» эксперименты, переламывались кости, отбивались легкие и печень, здесь приковывали цепями к холодному бетонному полу, обливали ледяной водой, подвешивали на крюках вниз головой. Здесь испытывались на узниках специальные отравляющие вещества, предназначенные для секретных операций Скорцени, и капсулы с цианистым калием – последний дорогой подарок фюрера своим верным соратникам.
В центре лагеря, на круглой площади «аппельплац», предназначенной для переклички, была небольшая бетонная площадка и в ней несколько глубоких узких ям.
Бетонная площадка, понятно, – для публичных порок.
А вот в ямы - для установки нарядных рождественских елок.
Но Рождество, как известно, бывает только раз в году. Поэтому все остальное время в центре «аппельплаца» стояла виселица, названная ласковым женским именем «Берта». Как шутили циничные охранники лагеря, фрау Берта была очень «любвеобильна», и редко она пребывала в одиночестве. Обычно ей «составляли компанию» содрогающиеся в «предсмертных муках любви» - несчастные узники.
Таким был этот привилегированный лагерь «Заксенхаузен», окутанный черным дымом крематория, пропитанный тошнотворным запахом горелого человеческого мяса.
И в этот ад по собственному желанию подался «очковый» Лютер.
Нет, конечно, никакие мучения Лютеру здесь не грозили – его не страшил ни крематорий, ни любвеобильная фрау Берта. Нацистский лагерь «Заксенхаузен» должен был послужить ему убежищем - под полосатой одеждой узника он надеялся скрыть свои преступления и сохранить свою драгоценную жизнь.
Наступила победная весна 1945-го.
Русские приближались к Берлину.
«Заксенхаузен» следовало ликвидировать.
Прежде всего, была расстреляна команда мортусов, обслуживавших крематорий. Затем из лагеря были вывезены заключенные секретного блока 18/19, вместе с запасом фальшивых фунтов стерлингов, печатными станками, клише и специальной бумагой.
И, наконец, 21 апреля 1945 года с наступлением темноты из лагеря вывели около 35 тысяч содержавшихся там заключенных.
Страшная судьба этих заключенных – это особая трагическая страница истории - многие десятки километров они шли пешком, без пищи, без воды - немногие остались в живых.
Но сам «привилегированный» лагерь «Заксенхаузен» с этого дня перестал существовать. Он был очищен, был пуст.
Да, нет же, неправда! В тот полуденный час, 22 апреля 1945-го, когда у ворот «Заксенхаузена» появились первые советские автоматчики, несмотря на все усилия гитлеровцев, лагерь не был пуст. Здесь все еще оставались несколько тысяч больных, которых не успели уничтожить в связи с остановкой крематория, французские женщины, которых пригнали накануне из лагеря «Равенсбрук», порядка двух сотен советских военнопленных и немецких коммунистов, сумевших как-то схорониться в пустых и темных бараках, и . . . Мартин Лютер.
«Противник Гилера» - Мартин Лютер – бедный узник в полосатой лагерной одежде.
Как и было задумано, Лютер был «освобожден» из лагеря русскими.
Как будто бы все удалось, все устроилось.
Но вот незадача!
Вскоре после освобождения Мартин Лютер погиб.
Точно также как Штуккарт - «случайно».
Лютер был «случайно» убит каким-то советским военнослужащим. Не солдатом, не офицером, заметьте, а именно «военнослужащим».
Такая досадная «случайность»!
Если, конечно, выбросить из памяти, что Лютер, высокопоставленный сотрудник Имперского министерства иностранных дел, по роду своих служебных обязанностей, касавшихся, как известно, «решения еврейского вопроса», был связан с правительствами многих стран, в том числе, в 1939-1940 и 1941 годах с Большевистской Россией.
И кто знает, на чем настаивал Лютер в своих контактах с советскими коллегами! И кто знает, в чем они пошли ему навстречу . . .
Так что из 12 участников совещания в Ванзее только четверым удалось дожить до старости и умереть своей смертью. Остальных – восьмерых – настигла насильственная смерть. До конца 1948 года никого из них уже не было в живых.
И, наверное, именно эта череда странных смертей (сюда следует отнести еще смерть Гейдриха, казнь Эйхмана и исчезновение Мюллера) вдохновила американского писателя Роберта Харриса на написание детективного романа под названием «Фатерленд», выпущенного в переводе на русский московским издательством «Новости» в 1994 году.
Только жизнь страшнее и драматичнее любого детективного романа!
 

é

назад

на главную