Когда я вспоминаю свое детство, я вижу мою мать, зажигающую свечи, и я вижу жизнь сконцентрированную вокруг синагоги - культурного и религиозного центра штетл.
95% жителей нашей деревни были евреи. Большинство из них знали немецкий, поскольку деревня принадлежала раньше Австро-Венгрии. Они говорили достаточно хорошо и по-польски, чтобы общаться с живущими по соседству польскими крестьянами.
Иврит считался святым языком для ежедневных молитв. Но обиходным языком, с котором люди жили, на котором плакали и радовались, был - идиш. Даже немногие католики, живущие в деревне, говорили на идиш. Бывало, что какой-нибудь еврей не мог писать по-польски, но зато писал и читал на идиш. Неграмотных в деревне не было.
О художнике>>  Смотреть картины>>

Странное наблюдение все чаще занимало Сарру Давидовну. Снова и снова возвращаясь памятью к пережитому, она убеждалась, что ей очень часто везло. Иногда просто везло, вот как сейчас, когда случайно встала на перроне на подходящее место. А иногда с нею происходило что-то плохое, даже страшное, а потом оказывалось, что это плохое спасло ее от еще худшего.
... И опять Сарра Давидовна поразилась своему везению. ... Утром Гриша сказал: "Сарра Давидовна, мы сумели Вас найти потому, что в Киеве чудом сохранилось Ваше дело. Удалось снять с него ксерокопию, она сейчас у меня. Если хотите, я дам ее Вам". Она хотела. Руки ее сильно дрожали, когда в них легла пачка листков...
продолжение>>

Неожиданно и страшно началась война. Мой дядя, военврач третьего ранга Гольдберг Иосиф Филиппович, был ранен на границе, попал в плен и убит гитлеровцами. Его жена и сын добрались до Минска. Попали в гетто, где и погибли. Но все это я узнал через несколько лет. А тогда… Тогда все мысли были о том, как помочь стране выстоять.
Все решилось быстро. Школа отправила нас, ребят 15-16 лет, под Невскую Дубровку строить аэродром. На строительстве в основном работали заключенные. Мы помогали геодезистам в разметке полос, рыли канавы, ровняли песок, строили аэродром для авиации дальнего действия.
Вскоре я стал работать на заводе «Русский дизель», делал снаряды, в т. ч. 152-миллиметровые – для корабельной артиллерии. Вокруг все страшно менялось. Холод и голод. Скоро поднять снаряд я уже не мог. Больше пятидесяти лет прошло, но вспоминать нет сил. Гоню воспоминания. Был фронт, было тяжелое ранение, но ужаснее блокады ничего не придумать.
продолжение>>

- Слушай меня внимательно, - начал отец Моше. - Видишь, что творится здесь? Нас могут в любой день убить, утопить. Тебе 19 лет, ты должен вырваться отсюда. Знаешь, что в округе действуют партизанские отряды? Найди их.
- А вы? – перебил его Барух.
- Как я могу оставить маму, трех твоих сестер, Хаве всего 11 лет? Их надо кормить. Я остаюсь, у нас нет другого выхода, гетто окружено. Ты сможешь уйти, что-то сделать для нас – это бороться с немецкими головорезами.
- Мы попрощались, - рассказывает Барух Копольд. – Таких как я, собралось восемь человек. Мы уже знали места, где можно перебраться через колючую проволоку, ведь приходилось в поисках пищи не раз уходить в близлежащие деревни. Гетто находилось в городе Лида Барановичской области.
...через неделю 29-го июня гитлеровцы появились в Ивье. Установили свои порядки. Уже 2 августа собрали 220 евреев, в основном интеллигенцию, технарей, вывезли в деревню Стоневичи и расстреляли.
продолжение>>